Флиер А. Я. Развитие социально-регулятивных функций культуры
УДК 008
Flier A. Ya. The Development of the Socio-regulative Functions of Culture
Аннотация ♦ Статья посвящена анализу исторической динамки культуры как регулятивной системы и определению ее основных социальных функций по упорядочению коллективной человеческой жизнедеятельности. Высказывается гипотеза о постепенной трансформации функций культуры от непосредственной регуляции социальной самоорганизации общества к опосредованному психологическому обеспечению процессов регуляции и ориентации человека в социокультурном пространстве.
Abstract ♦ The article covers an analysis of the historical dynamics of culture as a regulatory system and determination of its main social functions for the adjustment of collective human life activity. The author proposes a hypothesis of a gradual transformation of culture’s functions from the direct regulation of social self-organization of the society to the indirect psychological assurance of the processes of regulation and orientation of human being in socio-cultural space.
Чрезвычайное многообразие пониманий культуры (большинство из которых эмпирически и логически обосновано и имеет полное право на существование) обусловлено необычайным многообразием социальных функций культуры, перечислять которые можно бесконечно. Культура затрагивает все, что, тем или иным образом, связано с коллективным характером человеческой жизнедеятельности, социальным взаимодействием людей и коммуникацией между ними. Культура, по известному определению В. С. Стёпина, — это надбиологическая программа поведения людей (Стёпин, 1999), обеспечивающая групповые формы их существования. Я не согласен с определением культуры как исключительно надбиологической программы. Мои исследования показывают, что в культуре имеет место синтез, как биологической, так и надбиологической составляющих (Флиер, 2014a).
Эту программу в интересах ее лучшего понимания и изучения можно аналитически разделить на две более или менее автономные составляющие:
• культуру как свод принципов нормативного социального поведения, при котором она трактуется и интерпретируется как социальная система, непосредственно регулирующая социальные взаимодействия людей (это можно назвать антропологическим пониманием культуры — Флиер, 2011b);
• культуру как продукт особой символической деятельности людей, при котором она трактуется как образно-символическая система, психологически обеспечивающая, стимулирующая, манифестирующая одобряемое социальное поведение и мировоззрение человека посредством демонстрации эталонных образцов в искусстве, религии, фольклоре, этнических ритуалах и пр. (это можно назвать философско-эстетическим и искусствоведческим пониманием — Кассирер, 2002; Уайт, 2004).
Я склонен видеть в культуре сразу обе эти сущности и акцентировать внимание на их взаимной дополнительности. Культура понимается мной как наиболее общая форма человеческой социальности, что и обусловливает ее специфику. При этом наиболее важной функцией культуры является регуляция нормативного социального поведения людей, соответствующего исторически сложившимся порядкам. Но, вместе с тем, такое поведение нуждается в психологической поддержке, в обучении человека этим правилам, в постоянном напоминании о необходимости их исполнения. Решению этой задачи и посвящена символическая деятельность, приучающая человека к упорядоченной жизни по этим правилам и манифестирующая, репрезентирующая и даже сакрализующая рекомендуемое мировоззрение и поведение (т. е. по существу интеллектуальную, идеологическую и социальную лояльность господствующим порядкам) в образах религии, искусства, фольклора и т. п.
Это, конечно, сознательное упрощение возможностей символотворчества. В наши дни такая утилитарная функция исполняется религией и искусством лишь в «конечном счете» и фактически не рефлексируется. Но мною учитываются ситуации первобытности и крестьянской общины аграрной эпохи, когда религия и искусство (в формах мифологии и фольклора) исполняли эту социально-регулятивную функцию в наиболее непосредственном виде.
Принципиально важно отметить, что все многообразие функций культуры, так или иначе, обусловлено главным системообразующим фактором: культура как особый феномен человеческого существования становится актуальной тогда, когда жизнедеятельность людей принимает групповой характер и между ее участниками возникает взаимодействие. Культура является наиболее общим сводом принципов и норм группового существования людей и их социальной коммуникации.
Но культурой называется не любая форма взаимодействия. Война, насилие, преступность и т. п. — это тоже формы группового взаимодействия и коммуницирования и, как мы хорошо знаем, весьма распространенные. В этих явлениях тоже можно выявить элементы культуры (упорядочивающие правила, своеобразную этику, солидаризирующие стимулы, развитую символику и т. п. — Флиер, 2012; Жирар, 2000). Но по своим основным социальным функциям и целеустановкам эти явления представляют собой феномен так называемой «негативной культуры», в которой ее культурные свойства, конечно же, имеют огромную значение, хоть как-то регулируя деструктивные действия людей, но это не меняет их деструктивной сути. Поэтому культурные свойства подобных социальных феноменов выявляются и анализируются с большой осторожностью и оговорками. Собственно культура («культура без оговорок») выражает собой преимущественно конструктивную и нормативную форму коллективного существования, взаимодействия и коммуницирования, обеспечивающую его позитивные, созидательные, а не разрушительные результаты. Культура — это исторически сложившийся способ совместной жизнедеятельности, который обеспечивает конструктивный и позитивный социальный результат групповой активности людей. В этой статье темы «негативной культуры» я касаться не буду.
Понимание культуры в качестве основного системообразующего феномена социальной жизни общества является достаточно традиционным для общественных наук, хотя и имеет различные интерпретации (Дильтей, 2000; Парсонс, 2002). Для того, чтобы представить себе культуру как социальное образование во всей полноте ее системных функций, нужно в первую очередь определить место культуры в общей структуре человеческой жизнедеятельности. Среди многих возможных вариантов мной предлагается представление об этом феномене, состоящем из трех основных и множества промежуточных, синкретических видов социальной практики. В качестве основных видов следует назвать:
жизнеобеспечение, реализуемое в формах:
— экономики (во всех ее многообразных сферах производства, потребления, распределения и обмена);
— приемов освоения, структурирования и оборудования используемого пространства;
познание окружающего мира, реализуемое методами:
— эмпирико-аналитическим (наука);
— образным (искусство, литература);
— умозрительным (философия, религия, мистика и пр.);
организацию социального взаимодействия между людьми, в котором выделяются сферы:
— ненормативного взаимодействия, как намеренного (преступность, насилие), так и ненамеренного (случайный, ситуативный, девиантный и иные типы поведения);
— нормативного взаимодействия, которое и называется словом «культура» (в узком, непосредственно социальном его понимании).
Это наиболее «чистые», первичные виды социальной практики. Одновременно широко развиты и имеют не меньшее значение и области деятельности, синтезирующие элементы функций названных видов, как например:
образование как обучение всем актуальным сферам деятельности и миропонимания;
право как систематизация всех допустимых норм жизнедеятельности и перечисление недопустимых;
политика как управление людьми во всех сферах их деятельности (включая военное и правоохранное дело) и пр.
Эти синтетические виды сложились как специализированные сферы деятельности не сразу, а лишь по мере достижения сообществами определенных уровней социальной самоорганизации.
Таким образом, культура в своей главной социальной функции может быть понята, осмысленна и исследована как программа нормативного социального взаимодействия людей. В этой функции культура высоко системна и имеет хорошо структурированную морфологию, которая включает разные подсистемы. Можно выделить четыре подсистемы культуры, обеспечивающие:
обучение людей нормам конструктивного взаимодействия;
практическое исполнение норм взаимодействия (что собственно и является поведением);
информационное обеспечение взаимодействия;
социальное регулирование практики взаимодействия.
Организационно эта морфология имеет по несколько функциональных составляющих в каждой своей подсистеме, решающих по существу схожие задачи, но разными способами, которые в свою очередь делятся на еще более частные функциональные практики. В целом это можно представить себе следующим образом:
обучение нормативному социальному взаимодействию включает:
— целенаправленное системное обучение (детско-подростковое воспитание, образовательная общая социализация, обучение этикету поведения в религиозных, военных и иных специальных учебных заведениях);
— символико-образное назидательное обучение посредством демонстрации эталонных примеров (религия, фольклор, литература, искусство);
практическое исполнение норм социального взаимодействия осуществляется посредством:
— свободного рационального исполнения поведенческих норм;
информационное обеспечение процессов взаимодействия включает:
— средства вербальной коммуникации, передающие информацию устно или письменно с помощью слов разговорного языка;
— невербальные символические коды, передающие информацию с помощью условных знаков, символов, эмблем (естественнонаучные знаки, цифры и формулы, ноты, топографические знаки, политические и военные эмблемы и пр.);
— визуальные носители (материальные и электронные), передающие информацию с помощью изображений объектов;
— звуковые носители (материальные и электронные), передающие информацию с помощью тонально, ритмически и гармонически организованных звуков,
— пластические средства передачи информации посредством символических поз, жестов, мимики, телодвижений, танцев, перемещений, построений и пр.;
— ольфакторные средства передачи информации с помощью запахов;
регулирование социального взаимодействия может быть:
— императивным (законы, господствующая идеология, церемонии, обряды, ритуалы и пр.);
Таким образом, культуру в наиболее общем (философском) смысле можно определить как специфическую человеческую форму освоения, исполнения, информационного и регулятивного обеспечения порядков коллективной жизнедеятельности. Г. С. Кнабе удачно назвал культуру особой модальностью человеческого Бытия (Кнабе, 1993). В более частном, конкретно-историческом смысле культура представляет собой совокупность локальных способов организации жизни в групповых формах, свойственных тому или иному народу или каким-то еще образом локализованной социальной общности. Польский писатель и культуролог Ст. Лем определил культуру, назвав ее «стратегия разумных существ, имеющая целью их выживание» (Лем, 2005: 390), с чем трудно не согласиться.
Следует обратить внимание на то, что способы реализации всех этих процессов многообразны и взаимно компенсируют друг друга. Например:
в европейской Античности при сравнительно умеренном влиянии религии на общественную жизнь значимую социально-регулятивную роль играло искусство;
в Средневековье, напротив, в условиях жесткого доминирования религии искусство не имело большого социального влияния;
в Новое время постепенное снижение влияния религии было адекватно компенсировано искусством, исполняющим ту же самую дидактическую социокультурную функцию.
В той или иной мере взаимно компенсируют друг друга патриархальные обычаи и рациональное поведение, вербальные и невербальные способы передачи и фиксации информации, стихийно сложившиеся народные нравы и навязанная властью иерархия социальных ценностей и законы и т. п.
Системное единство культуры обеспечивается тем, что на всех уровнях функционирования проявляется одна и та же ее принципиальная структура, составленная из элементов обучения, практического исполнения, информационного обеспечения и регулирования процессов социального взаимодействия людей. У разных народов в разных конкретно-исторических ситуациях это проявляется в разных формах и в разных вариантах осуществления, но решение этих задач принципиально единообразно по своим социальным результатам.
Выстраивание целостного представления о культуре как социальной системе не возможно без понимания ее основных социально-регулятивных функций. Необходимость в исполнении этих функций фактически и привела к сложению культуры в процессе эволюции гоминид как особой программы их социального поведения (Бутовская, Плюснин, 1995). По объему своих функций культура представляет собой грандиозный масштабный комплекс поведенческих норм и обслуживающих эти нормы представлений, навыков, технологий и т. п. В целом и по существу функции культуры имеют в первую очередь социально-регулятивный характер, хотя по конкретным формам они могут быть непосредственно регулятивными, символическими, коммуникативно-информационными, дидактическими и пр.
Этот огромный объем функций очень трудно учесть, описать и систематизировать полностью. Поэтому в данной работе выстраивается схема лишь основных социальных функций культуры. По существу все функции культуры в той или иной мере социальны, поскольку обеспечивают именно коллективный характер жизнедеятельности людей и обусловленную этим видовую устойчивость Homo sapiens, а также определяют или корректируют почти все формы индивидуальной активности человека с точки зрения их социальной приемлемости и желательности (Луман, 2005).
Эти функции культуры могут быть выстроены в иерархическую систему разных уровней, начиная от наиболее общих, до сравнительно частных, обеспечивающих функции более высоких уровней.
Наиболее общей и универсальной социальной функцией культуры самого высокого 1 уровня следует признать функцию обеспечения оснований для социальной интеграции людей. В ходе ее реализации осуществляется:
создание и развитие организационно-деятельностных, политических, психологических и иных условий, необходимых для устойчивого коллективного существования людей в составе локализованных групп и продуктивной деятельности по удовлетворению их совместных интересов и потребностей;
стимулирование заинтересованности людей в коллективном существовании в границах своей локальной группы, как правило, стихийно сложившейся в той или иной исторической ситуации;
укрепление групповой идентичности людей в качестве членов именно этой общности, поддержание высокого уровня консолидированности, эффективности взаимодействия и коммуникативной плотности общения людей;
накопление социального опыта совместной жизнедеятельности и использование его для межпоколенного воспроизводства данной группы как устойчивой социокультурной целостности.
Ко 2 уровню вытраиваемой иерархии можно отнести функции культуры, обеспечивающие основные формы интегрированного существования сообществ людей. Сюда включается:
организация людей в их совместной жизнедеятельности посредством их объединения в различные самодостаточные социальные группы;
социальная коммуникация между людьми в процессе их совместной жизнедеятельности;
регуляция процессов взаимодействия между людьми посредством отбора, нормирования и стандартизации наиболее удачных элементов социального опыта и реализации их в работе регулятивных механизмов культуры;
направленная ориентация сознания людей на интегрирующие цели.
3 уровень — функции культуры, обеспечивающие основные средства совместной жизнедеятельности людей. В этом ряду фигурируют порядки осуществления коллективной жизни, которые могут быть разбиты на три подгруппы.
1. Порядки, регулирующие витальные интересы людей:
порядки демографического и социального воспроизводства членов группы;
порядки физической и психической реабилитации и релаксации человека.
2. Порядки, регулирующие социальную жизнь и деятельность:
порядки адаптации группы к природным и историческим условиям его обитания;
порядки развития искусственной материально-пространственной среды обитания сообщества и обеспечения его членов социальными благами;
порядки организации продуктивной деятельности людей;
порядки обретения собственности, власти и социальной престижности;
порядки осуществления социальной мобильности;
порядки осуществления взаимопомощи и социального патронажа;
порядки улаживания противоречий и конфликтов;
порядки поддержания социально приемлемого поведения членов сообщества и наказания за нарушения.
3. Порядки, регулирующие сознание людей:
порядки познания и накопления социально значимых знаний, формирования мировоззрения и трансляции социального опыта;
порядки коммуницирования и обмена информацией и социальным опытом между людьми;
порядки обеспечения лояльности членов группы по отношению к господствующим правилам социальной жизни (Флиер, 2014a).
Разумеется, три приведенных иерархических уровня социальных функций культуры и перечень порядков социальной жизни общества, осуществление которых обеспечивается его культурой, не исчерпывает всех ее возможных социально интегрирующих функций. Здесь приведены только основные.
Понятно, что все эти функции на протяжении многотысячелетней истории человечества прошли существенное развитие и трансформацию. Какие-то из них, начавшись с зачаточных проявлений в древности, существенно возросли в своей социальной значимости и ныне известны нам в многообразных формах и проявлениях. Какие-то, напротив, потеряли свое регулятивное значение и сохранились как атавизмы. Рассмотрение истории эволюции социально-регулятивных функций культуры требует написания специальной книги, посвященной этому вопросу, поэтому здесь я ограничусь лишь обзором наиболее очевидных трансформаций и постараюсь дать им системное объяснение.
За несколько десятков тысячелетий, в течение которых существует человечество (Марков, 2009), его культура претерпела многочисленные и радикальные изменения эпохального характера, расчленилась на сотни локальных культур, множество социальных субкультур и пр., исторические и территориальные особенности которых хорошо видны любому наблюдателю. Но это в основном изменения в символических формах культурных продуктов и культурно обусловленного поведения людей. Перемены в социальных функциях культуры при поверхностном обзоре наблюдателю не видны. А такие перемены имели место, и именно они определили постепенную трансформацию фактического влияния культуры на социальную жизнь сообществ. По крайней мере, одну из них (на мой взгляд, важнейшую) мы можем рассмотреть.
Речь идет о том, что в ходе истории произошло постепенно вытеснение традиционной культуры как обычая (т. е. программы стихийной саморегуляции социальных отношений и поведения человека) культурой как идеологией (т. е. программой управления социальным сознанием людей посредством выстраивания особых символических конструктов). А это совсем иной способ регулирования их социальной активности.
Традиционная культура (культура-обычай) формировалась параллельно становлению биологического вида Homo sapiens и являлась вполне очевидным развитием программы социального поведения стадных животных (Блумер, 1994; Флиер, 2013). Она по существу представляла собой программу поведения млекопитающих вида Homo sapiens со всеми неизбежными родовыми атавизмами. Отличие от поведенческих программ наших биологических предков в основном заключалось в том, что инстинкт, регулирующий социальные отношения животных и наследуемый генетически, в процессе антропогенеза был замещен обычаем, осваиваемым индивидом в процессе его социализации, но функционально совершено аналогичным инстинкту.
Очень значимо и то, что так же, как и у высших животных, производитель продуктов этой культуры (материальных и символических) являлся и основным их потребителем. Первобытный человек, как и крестьянин более поздних времен, практически не нуждался в обмене, торговле, рынке; обмен имел скорее ритуальный характер одаривания (Мосс, 2011; Флиер, 2002). Все необходимое для собственного жизнеобеспечения представитель традиционной культуры производил сам.
Эту культуру отличала и определенная психология, в рамках которой индивид был практически «растворен» в общине, мыслил ее групповыми категориями, был абсолютно лоялен ее социальным нормам. Но — главное — во всех значимых вопросах практической жизнедеятельности он был ориентирован на воспроизводство традиции (обычая) и не усматривал ни нужды, ни возможности в ее усовершенствовании (Костина, 2004; Костина, Флиер, 2009). По этим правилам жили верхнепалеолитические охотники 40 тысяч лет тому назад и по этим же правилам жили крестьяне российской «глубинки» еще столетие назад, в начале XX века.
Принципиально иное явление представляет собой культура как идеология. Она по своему происхождению никакого отношения к генезису человека и программам социального поведения животных не имеет. Культура-идеология является плодом человеческого разума и отражает потребность человека в идеале, выраженном в каких-то символических формах. Если культура-обычай объединяла людей общим воспоминанием (о происхождении, о великих предках и героях и т. п.), то культура-идеология объединяет людей общей мечтой (о спасении и загробном воздаянии, о построении светлого будущего). Это культура служения идеалу, борьбы «мира Добра» с «миром Зла» (Пелипенко, 2007). Она прежде всего выстраивает мировоззрение человека и уже таким образом, воздействуя на сознание, регулирует его практическое социальное поведение.
Исторически эта культура родилась с появлением городов и городского образа жизни во второй половине 4 тыс. до н.э. Такой образ жизни принципиально отличается от сельского тем, что человек-деятель ориентирован на производство продукции не для собственного пользования, а для продажи на рынке. Свой продукт горожанин продает (или исполняет по заказу), а на вырученные деньги покупает продовольствие. Эта особенность деятельности привела к ее поэтапной все более узкой специализации, и появлению такого социального феномена как специалист, особым образом подготовленный и со своей специфической профессиональной психологией. Специалист принципиально отличается от крестьянина-универсала. На процесс углубляющейся специализации деятельности, как на основу исторической социальной динамики общества, еще в конце XIX века обратил внимание Эмиль Дюркгейм (Дюркгейм, 1991).
На протяжении Античности и Средневековья в Европе и в аналогичные периоды истории народов Азии подобная культура-идеология как городская культура сосуществовала с сельской традиционной культурой-обычаем, не вступая с ней в особое соперничество, поскольку доля городского населения в обществах аграрной стадии развития была ничтожно мала. И только со становлением индустриального общества, с его урбанизацией, ускоренной социализацией и специализацией работников культура-идеология начала решительно вытеснять культуру-обычай с площадки доминантной социальной активности. В течение XIX–XX веков в Европе и Северной Америке эта культура полностью социально возобладала.
Очень показательно то, что в числе первых специализированных работников появились специалисты по производству символов — служители культа (шаманы, колдуны, жрецы, священнослужители) и художники (ремесленники, занимавшиеся изобразительным творчеством). Этот факт является важным свидетельством в пользу того, что символическое производство уже на самых ранних этапах истории было очень значимым элементом культуры, управлявшим социальным поведением человека не посредством обычаев, а посредством демонстрации идеальных образцов.
Это очень существенный момент с точки зрения оценки эффективности выполнения культурой функций социального регулятора. В отличие от культуры-обычая, осуществлявшей эти функции непосредственно путем прямых указаний и запретов, культура-идеология осуществляет регуляцию главным образом путем демонстрации и манифестации эталонных образцов «правильного» поведения и мироощущения, что оказывается не менее эффективным, чем система прямых указаний и запретов. Здесь в большей мере задействована технология целенаправленного обучения человека желаемому поведению, нежели императивное руководство практикой такого поведения. Не следует забывать, что культура-идеология существует уже давно, с конца 4 тыс. до н. э., но до XVIII века в зоне ее социального влияния была совершено незначительная часть населения даже наиболее развитых государств. И только эпоха модерна (которая по Ю. Хабермасу началась с Просвещением — Хабермас, 2003) явилась временем всестороннего расцвета этой культуры и ее полного социального преобладания (естественно, речь идет о Западной Европе). Важно и то, что производителями и потребителями культуры-идеологии были люди с иным складом социального сознания и ментальностями, нежели «человеческий материал» культуры-обычая.
Но во второй половине XX века у людей, занимающихся изучением культуры, родилось ощущение, что смыслопорождающий потенциал культуры-идеологии близок к исчерпанию. Наиболее жестко этот вопрос был поставлен французскими философами-постомдернистами. Поскольку эта проблема оказалась в центре научного осмысления одновременно с переходом наиболее развитых стран на новый этап социального развития — постиндустриальный, стало понятным, что ощущение кризиса возникло не случайно. Точно так же, как с началом индустриальной эпохи в XVI веке началось постепенное сокращение социального влияния культуры-обычая, кризис культуры-идеологии на этапе постиндустриального развития выглядит вполне закономерным.
Что же теперь может стать «фабрикой по производству новых смыслов»?
В истории человечества производителем новых смыслов всегда было знание — мифологическое, религиозное, естественнонаучное, общественно-научное, и соответствующие области социальной практики выступали в роли «фабрик по производству смыслов» той или иной ориентированности. Что касается новых культурных смыслов нашего времени, то уже понятно, что они не будут воплощать ни ностальгию по великому прошлому, ни мечтания о светлом будущем. Это уже пройденные уроки истории, оставшиеся актуальными только для тех, кто плохо учился. Новые смыслы будут связаны с новым осознанием и пониманием настоящего. Какое знание будет способное производить новые актуальные смыслы понимания настоящего?
Мне представляется, что теперь основной «фабрикой по производству смыслов», специализирующейся на вопросах понимания настоящего, станут (фактически уже стали) медиа — средства массовой информации. Это предрекалось Маршаллом Маклюэном еще полвека назад (Маклюэн, 2003). Традиционные феномены культуры — наука, искусство, религия, образование — показывают себя способными скорее к интерпретации старых смыслов и в гораздо меньшей мере к производству новых, описывающих актуальное настоящее. Конечно, по уровню систематизации новых смыслов культурные возможности медиа не могут сравниться с наукой, образованием и религией, но вполне сопоставимы с искусством и художественной литературой. Ну, а систематизация может начаться и позднее.
Главный вопрос в том, в какой мере информационное поле новых смыслов, которое создает медиа, сможет выполнять функции культуры, способствовать консолидации людей в сообщества, регулировать их социальные взаимодействия и коммуникации, манифестировать рекомендуемые эталоны социального поведения и сознания (Флиер, 2003)? Пока определенного ответа на этот вопрос нет. Наблюдаются только отдельные проявления потенциала медиа по исполнению основных социально-регулятивных функций культуры. Но я уверен, что уже в обозримом будущем этот культурный потенциал медиа будет реализован в должной мере.
Другой вопрос, какими ценностями объединяет людей культурное поле медиа? Культура-обычай объединяла людей общностью воспоминаний о прошлом и апелляцией к опыту и авторитету традиции регулировала их практическое социальное поведение в настоящем. Культура-идеология объединяет людей коллективной мечтой о будущем (Рае на небесах или на Земле) и регулирует их поведение посредством системного выстраивания их мировоззрения. Культура, создаваемая медиа, может быть названа культурой как референцией. Она объединяет людей чувством их причастности к настоящему и регулирует их социальную активность опосредованно, давая им возможность распознать, идентифицировать, маркировать окружающие объекты и факты социальной реальности, ориентироваться в их множестве и самоопределиться в нем. Ее практическое влияние может быть выражено формулой «ориентация в ситуации диктует и адекватную ей программу действий». Эту функцию современной культуры хорошо исследовали постмодернисты (Baudrillard, 1991; Деррида, 2000).
Культура-референция тоже не является исключительным изобретением нашего времени. Разные приемы массовой информации в устной форме существуют с глубокой древности, с XVI века в Европе издаются печатные газеты, в начале XX века началось радиовещание, с конца 1920-х гг. телевещание, с 1990-х гг. началось массовое использование Интернета. Но основная социальная функция всей системы массовой информации оставалась неизменной и заключалась в обеспечении потребителей этой информации возможностью ориентироваться в актуальных обстоятельствах современности.
Таким образом, фактически в сегодняшней социальной реальности функционируют три культуры: культура-обычай, культура-идеология и культура-референция. Необходимость в одновременном функционировании всех трех обусловлена тем, что сегодня на Земле существуют сообщества, относящиеся ко всем историческим стадиям социального развития: первобытные, аграрные, индустриальные и постиндустриальные. Замечу, что даже в наиболее развитых государствах остаются социальные сегменты разной степени архаичности или приверженности к консервативным культурным установлениям с соответствующими привычками. Всем им функционально требуются совершенно разные культуры, обеспечивающие комфортную для них культурную среду.
Эта социальная и культурная ситуация уже активно исследуется учеными. Можно назвать пользующиеся популярностью работы А. В. Костиной, членящей современную культуру на народную, элитарную и массовую (см., например: Костина, 2004; 2009a; 2009b). Но по существу у Костиной речь идет о тех же самых культурных явлениях, о которых говорится в этой статье, только называемых по-иному, и по-иному описывающих и систематизирующих характеристики этих культур. Фактически об этой же культурной триаде, но рассмотренной в другом проблемном ракурсе и выводящей три социокультурных ментальных типа — индивид, логоцентрик и личность, — пишет А. А. Пелипенко (Пелипенко, 2014). Есть и другие примеры.
Безусловно, можно называть эти три культуры народной, элитарной и массовой (это наиболее распространенные в научной литературе термины), можно характеризовать их как культуры индивида, логоцентрика и личности. Конечно, совпадения здесь не полные, и если характеристики культуры-обычая, народной культуры и культуры индивида в основном совпадают у всех трех авторов, то культура-идеология в моем понимании скорее тяготеет к логоцентрической культуре Пелипенко, а культура-референция к массовой культуре Костиной. Но эти несовпадения неизбежны в силу совершенно разных оснований типологизации, которые используют перечисленные авторы, и разных исследовательских задач, которые они ставят перед собой. Главное заключается в том, что выделенные три модальности регулирования социокультурной активности человека: посредством воспроизводства традиции (культура-обычай), посредством стимулирования его стремления к идеальной цели (культура-идеология) и посредством помощи в распознавании и маркировании элементов социокультурного пространства (культура-референция) — устойчиво фиксируются исследователями, работающими в разных познавательных ракурсах.
Что из всего этого следует в контексте интересующей нас проблемы эволюции социально-регулятивных функций культуры?
Во-первых, то, что в культуре ничего не умирает. Родившаяся на каком-то этапе развития тенденция социокультурного самовыражения и самореализации людей может в последующем стать менее востребованной, быть вытесненной другой тенденцией из поля культурного мейнстрима на обочину, но она продолжает существовать и использоваться в реальной практике, поскольку всегда остается какая-то часть общества, тяготеющая именно к этому культурному регулятиву.
Во-вторых, то, что культура находится в развитии, выраженном не только в перемене стилей и модных форм, но и в эволюции ее социально-регулятивных функций. Культура-обычай формировалась на протяжении всего антропогенеза, верхнего палеолита и мезолита; «неолитическая революция», в ходе которой возникло производящее сельское хозяйство, может считаться временем, когда эта культура приняла свои окончательные не менявшиеся более формы. Культура-идеология зародилась с появлением первых городов-государств, в период «осевого времени» сформировалась окончательно, зафиксировав свои принципы в классических религиозных текстах Торы, Авесты, «Дао Дэ цзин», учениях буддизма, конфуцианства и др. (Ясперс, 1991), а на более позднем этапе истории легшая в основание идей социальной трансформации (либерализма, марксизма, фашизма). Этапом зарождения культуры-референции в Европе и Америке, по всей видимости, следует считать XIX век, когда распространилось массовое начальное образование, и все возрастающий процент горожан стал читать газеты, интересоваться актуальными новостями, что актуализировало проблему более четкого структурирования и маркировки социокультурного пространства общественного Бытия. О признаках завершения формирования этой культуры говорить еще рано. С этой точки зрения, культура-обычай была характерна для бесписьменного общества, культура-идеология — для общества с контрастным противопоставлением образованного и необразованного сегментов, а культура-референция специфична для общества всеобщей грамотности.
Вместе с тем, появление новых по своим социально-регулятивным функциям культурных явлений, не приводило к полному вытеснению прежних, а только к понижению их социального влияния. Культура общества все больше и больше стала уподобляться «слоеному пирогу», каждый «слой» которого обеспечивает интересы той или иной социальной группы.
Суммируя, можно сказать, что в эволюции культуры как системы социального регулирования ясно выявляются две тенденции.
Во-первых, понижение жесткости и императивности непосредственной регуляции социального поведения людей и постепенный переход на управление их поведением посредством «мягкого воздействия» на социальное сознание, апелляцию к их интересам и расширение возможности самостоятельного выбора ими одного из возможных вариантов проявления социальной активности. Характерными явлениями этой тенденции могут служить:
последовательное в ходе истории расширение пространства социальной свободы человека, наделение его политическими правами, неотчуждаемыми личными свободами и т. п.;
по мере социального развития общества постепенное сокращение социального контроля над человеком, снижение вмешательства в его личную жизнь, в его индивидуальный выбор образования, сферы деятельности и пр.;
сближение прав и возможностей по социальной самореализации различных сословий, гендерных групп, этнических, культурных и субкультурных меньшинств и т. п.
Во-вторых, понижение значимости абсолютной социализации человека, использования его как безгласного «винтика» общественного механизма, бесправного раба общественного интереса и повышение значимости его индивидуализации, проявления личностной культурной самобытности. Это выражается в таких проявлениях, как:
активное развитие авторского начала в творчестве любой сферы деятельности (искусстве, науке, технике), превращение авторской оригинальности в главный критерий определения качества продукции;
расширение прав человека на индивидуальность и оригинальность собственного имиджа (в одежде, прическе, макияже и пр.);
расширение прав человека на индивидуальное политическое, социальное, религиозное, этническое, культурное самовыражение и др.
Осмысление этих тенденций рождает множество вопросов, среди которых самый важный — это вопрос о том, как происходит историческое развитие общества и культуры. В науке давно уже завоевала прочный авторитет теоретическая схема, согласно которой историческое развитие не исчерпывается только неуклонным прогрессом, восходящем движением ко все большей сложности процессов и структур. Развитие представляет собой более сложный процесс, в котором имеет место попеременное доминирование:
«горизонтального» (пространственного) расширения практикуемой модели социокультурного устроения с нарастанием числа ее частных вариаций (синергетики называют это бифуркацией);
происходящего в одной из ветвей этого разрастающегося множества «вертикального» прогрессивного развития, в ходе которого система достигает нового, более высокого качества, что можно определить как фазовый переход (Grant, 1985; Haken, 1996; Василькова, 1999; Пелипенко, 2014).
Рассмотренные в настоящей статье тенденции исторической эволюции социально-регулятивных функций культуры представляют собой еще один аргумент в поддержку именно этой синергетической модели развития (Флиер, 2011a; 2014b).
Как все это соотносится с популярными в наше время теориями о конце истории? Это зависит оттого, что понимать под историей: историю государств, историю народов или историю культур? В этой связи хотелось бы обратить внимание не еще одну тенденцию. В течение XX века (а в отдельных случаях и ранее) сотрудничество и соперничество между государствами переходило в сотрудничество и соперничество отдельных структур (организаций, фирм, команд), а то и отдельных деятелей. Это особенно показательно в искусстве, в спорте и некоторых иных областях. На рубеже XX–XXI вв. эта тенденция получила развитие в экономике. То, что принято называть экономической глобализацией, на самом деле представляет собой перенос процессов сотрудничества и соперничества с межгосударственного уровня, на уровень отдельных фирм и корпораций (Богомолов, 2007). Я думаю, что этот процесс «измельчания» субъектов истории на самом деле является глобальным. И можно в отдаленном будущем ожидать трансформации национальных государств в какие-то иные, более локальные и более эффективные формы самоорганизации.
Это будет, безусловно, концом истории государств. Но будет ли это концом истории культуры? Мне представляется, что в глобальном смысле культура тоже не вечна. Если тенденция «измельчания» субъектов истории продолжится, то культура как программа упорядочивания устойчивых социальных образований разделит их судьбу. Но, думаю, что это уже проблемы, находящиеся за границами обозримого будущего…
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Блумер, Г. (1994) Коллективное поведение // Американская социологическая мысль: тексты / под ред. В. И. Добренькова. М. : Изд-во МГУ. 496 с. С. 168–215.
Богомолов, О. Т. (2007) Мировая экономика в век глобализации : учебник М. : ЗАО «Изд-во “Экономика”». 359 с.
Бутовская, М. Л., Плюснин, Ю. М. (1995) Принципы организации пространственного поведения у человека и высших приматов (сравнительный анализ) // Современная антропология и генетика и проблема рас у человека / отв. ред. И. М. Золотарева, Г. А. Аксянова. М. : Изд-во Института этнологии и антропологии РАН. 244 с. С. 91–143.
Василькова, В. В. (1999) Порядок и хаос в развитии социальных систем: Синергетика и теория социальной самоорганизации. СПб. : Лань. 480 с.
Деррида, Ж. (2000) Письмо и различие. СПб. : Академический проект. 495 с.
Дильтей, В. (2000) Введение в науки о духе: Опыт полагания основ для изучения истории и общества // Дильтей В. Собр. соч. : в 6 т. / под общ. ред. A. B. Михайлова и Н. С. Плотникова. М. : Дом интеллектуальной книги. Т. 1: Введение в науки о духе. 760 с. С. 271–727.
Дюркгейм, Э. (1991) О разделении общественного труда. Метод социологии. М. : Наука. 576 с.
Жирар, Р. (2000) Насилие и священное. М. : Новое литературное обозрение. 400 с.
Кассирер, Э. (2002) Философия символических форм : в 3 т. М. ; СПб. : Университетская книга. 272 + 280 + 398 с.
Кнабе, Г. С. (1993) Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима : учебное пособие для высшей школы. М. : Индрик. 528 с.
Костина, А. В. (2004) Массовая культура как феномен постиндустриального общества. М. : УРСС. 350 с.
Костина, А. В. (2009a) Соотношение традиционности и творчества как основа социокультурной динамики. М. : УРСС ; Либроком. 144 с.
Костина, А. В. (2009b) Национальная культура — этническая культура — массовая культура: «Баланс интересов» в современном обществе. М. : УРСС. 216 с.
Костина, А. В., Флиер, А. Я. (2009) Три типа культуры — три функциональные стратегии жизнедеятельности // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. Т. 18. № 2. С. 23–36.
Лем, Ст. (2005) Философия случая. М. : АСТ ; АСТ Москва ; Транзиткнига. 767 с.
Луман, Н. (2005) Общество общества. Ч. III. Эволюция. М. : Логос. 256 с.
Маклюэн, М. (2003) Понимание медиа: внешние расширения человека. М. ; Жуковский : Канон-Пресс-Ц ; Кучково поле. 464 с.
Марков, А. В. (2009) Происхождение и эволюция человека. Обзор достижений палеоантропологии, сравнительной генетики и эволюционной психологии // Журнал общей биологии. Т. 70. № 5. Сентябрь-октябрь. С. 359–371.
Мосс, М. (2011) Опыт о даре. Форма и основание обмена в архаических обществах // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. 2-е изд. М. : КДУ. 416 с. С. 134–285.
Парсонс, Т. (2002) Социальная система и культура // Парсонс Т. О социальных системах / под ред. В. Ф. Чесноковой и С. А. Белановского. М. : Академический проект. 832 с. С. 693–776.
Пелипенко, А. А. (2007) Дуалистическая революция и смыслогенез в истории. М. : МГУКИ. 436 с.
Стёпин, В. С. (1999) Культура // Вопросы философии. № 8. С. 61–71.
Уайт, Л. (2004) Наука о культуре // Уайт Л. Избранное: Наука о культуре. М. : РОССПЭН. 960 с. С. 7–462.
Флиер, А. Я. (2002) Социальный опыт как основа функционирования и исторического воспроизводства сообществ // Общественные науки и современность. № 1. С. 166–183.
Флиер, А. Я. (2003) Страсти по глобализации // Общественные науки и современность. № 4. С. 159–165.
Флиер, А. Я. (2011a) Феномен культурологии: опыт новой интерпретации // Обсерватория культуры. № 2. С. 4–19.
Флиер, А. Я. (2011b) Вектор культурной эволюции // Обсерватория культуры. № 5. С. 4–16.
Флиер, А. Я. (2013) Культурная среда и ее социальные черты [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». № 2 (март — апрель). URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2013/2/Flier_Cultural-Milieu/ [архивировано в WebCite] (дата обращения: 12.02.2014).
Флиер, А. Я. (2014a) Очерки теории исторической динамики культуры // Флиер А. Я. Избранные работы по теории культуры. М. : Согласие ; Артем. 560 с. С. 17–300.
Хабермас, Ю. (2003) Философский дискурс о модерне. М. : Весь мир. 416 с.
Ясперс, К. (1991) Смысл и назначение истории. М. : Политиздат. 527 с.
Baudrillard, J. (1991) La Guerre du Golfe n'a pas eu lieu. Paris : Galilée. 99 p.
Grant, V. (1985) The Evolutionary Process: A Critical Review of Evolutionary Theory. N. Y. : Columbia University Press. xii, 499 p.
Haken, Н. (1996) Principles of Brain Functioning: A Synergetic Approach to Brain Activity, Behavior and Cognition. Berlin ; N. Y. : Springer. xiii, 347 p.
REFERENCES
Blumer, G. (1994) Kollektivnoe povedenie [Collective Behaviour]. In: Amerikanskaia sotsiologicheskaia mysl': teksty [American Sociological Thought: Texts] / ed. by V. I. Dobren'kova. Moscow, Moscow State University Press. 496 p. Pp. 168–215. (In Russ.).
Bogomolov, O. T. (2007) Mirovaia ekonomika v vek globalizatsii [The World Economy in the Age of Globalization] : textbook. Moscow, CJSC “Ekonomika Publ.”. 359 p. (In Russ.).
Butovskaia, M. L. and Pliusnin, Yu. M. (1995) Printsipy organizatsii prostranstvennogo povedeniia u cheloveka i vysshikh primatov (sravnitel'nyi analiz) [The Principles of Organization of Spatial Behaviour of Human Being and Anthropoid Primates]. In: Sovremennaia antropologiia i genetika i problema ras u cheloveka [Contemporary Anthropology and Genetics and the Problem of Races and Human Being] / ed. by I. M. Zolotarev and G. A. Aksianov. Moscow, The Institute of Ethnology and Anthropology of the Russian Academy of Sciences. 244 p. Pp. 91–143. (In Russ.).
Vasil'kova, V. V. (1999) Poriadok i khaos v razvitii sotsial'nykh sistem: Sinergetika i teoriia sotsial'noi samoorganizatsii [Order and Chaos in the Development of Social Systems. Synergetics and the Theory of Social Self-organization]. Saint-Petersburg, Lan' Publ. 480 p. (In Russ.).
Derrida, J. (2000) Pis'mo i razlichie [Writing and Difference]. Saint-Petersburg, Akademicheskii proekt Publ. 495 p. (In Russ.).
Dilthey, W. (2000) Vvedenie v nauki o dukhe: Opyt polaganiia osnov dlia izucheniia istorii i obshchestva [Introduction to the Human Sciences: An Attempt to Lay a Foundation for the Study of Society and History]. In: Dilthey W. Sobranie sochinenii [Collected Works] : in 6 vols. / ed. by A. B. Mikhailov and N. S. Plotnikov. Moscow, Dom intellektual'noi knigi Publ. Vol. 1: Introduction to the Human Sciences. 760 p. Pp. 271–727. (In Russ.).
Durkheim, E. (1991) O razdelenii obshchestvennogo truda. Metod sotsiologii [The Division of Labor in Society. The Rules of Sociological Method]. Moscow, Nauka Publ. 576 p. (In Russ.).
Girard, R. (2000) Nasilie i sviashchennoe [Violence and the Sacred]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ. 400 p. (In Russ.).
Cassirer, E. (2002) Filosofiia simvolicheskikh form [Philosophy of Symbolic Forms] : in 3 vols. Moscow ; Saint-Petersburg, Universitetskaia kniga Publ. 272 + 280 + 398 p. (In Russ.).
Knabe, G. S. (1993) Materialy k lektsiiam po obshchei teorii kul'tury i kul'ture antichnogo Rima [Materials for Lectures on the General Theory of Culture and the Culture of Ancient Rome] : A Study Guide to Higher School. Moscow, Indrik Publ. 528 p. (In Russ.).
Kostina, A. V. (2004) Massovaia kul'tura kak fenomen postindustrial'nogo obshchestva [Mass Culture as a Phenomenon of Post-industrial Society]. Moscow, URSS Publ. 350 p. (In Russ.).
Kostina, A. V. (2009a) Sootnoshenie traditsionnosti i tvorchestva kak osnova sotsiokul'turnoi dinamiki [The Correlation Between Traditionalism and Creativity as a Foundation of Sociocultural Dynamics]. Moscow, URSS Publ ; Librokom Publ. 144 p. (In Russ.).
Kostina, A. V. (2009b) Natsional'naia kul'tura — etnicheskaia kul'tura — massovaia kul'tura: «Balans interesov» v sovremennom obshchestve [National Culture — Ethnic Culture — Mass Culture: “The Balance of Interests” in Contemporary Society]. Moscow, URSS Publ. 216 p. (In Russ.).
Kostina, A. V. and Flier, A. Ya. (2009) Tri tipa kul'tury — tri funktsional'nye strategii zhiznedeiatel'nosti [Three Types of Culture — Three Functional Strategies of Life Activity]. Vestnik Cheliabinskoi gosudarstvennoi akademii kul'tury i iskusstv, vol. 18, no. 2, pp. 23–36. (In Russ.).
Lem, St. (2005) Filosofiia sluchaia [The Philosophy of Chance]. Moscow, AST Publ. ; AST Moskva Publ. ; Tranzitkniga Publ. 767 p. (In Russ.).
Luhmann, N. (2005) Obshchestvo obshchestva. Ch. III. Evoliutsiia [The Society of Society. Part III. Evolution]. Moscow, Logos Publ. 256 p. (In Russ.).
McLuhan, M. (2003) Ponimanie media: vneshnie rasshireniia cheloveka [Understanding Media: The Extensions of Man]. Moscow ; Zhukovsky, Kanon-Press-Ts Publ. ; Kuchkovo pole Publ. 464 p. (In Russ.).
Markov, A. V. (2009) Proiskhozhdenie i evoliutsiia cheloveka. Obzor dostizhenii paleoantropologii, sravnitel'noi genetiki i evoliutsionnoi psikhologii [Human Origin and Evolution. A Review of Advances in Paleoanthropology, Comparative Genetics, and Evolutionary Psychology]. Zhurnal obshchei biologii, vol. 70, no. 5, pp. 359–371. (In Russ.).
Mauss, M. (2011) Opyt o dare. Forma i osnovanie obmena v arkhaicheskikh obshchestvakh [The Gift: Forms and Functions of Exchange in Archaic Societies]. In: Mauss M. Obshchestva. Obmen. Lichnost'. Trudy po sotsial'noi antropologii [Societies. Exchange. The Person. Works in Social Anthropology]. 2nd edn. Moscow, KDU Publ. 416 p. Pp. 134–285. (In Russ.).
Parsons, T. (2002) Sotsial'naia sistema i kul'tura [The Social System and Culture]. In: Parsons T. O sotsial'nykh sistemakh [On Social Systems] / ed. by. V. F. Chesnokova and S. A. Belanovskiy. Moscow, Akademicheskii proekt Publ. 832 p. Pp. 693–776. (In Russ.).
Pelipenko, A. A. (2007) Dualisticheskaia revoliutsiia i smyslogenez v istorii [Dualistic Revolution and Sense-genesis in History]. Moscow, The Moscow State University of Culture and Arts Press. 436 p. (In Russ.).
Stepin, V. S. (1999) Kul'tura [Culture]. Voprosy filosofii, no. 8, pp. 61–71. (In Russ.).
White, L. (2004) Nauka o kul'ture [The Science of Culture]. In: White L. Izbrannoe: Nauka o kul'ture [Selected Works: The Science of Culture]. Moscow, ROSSPEN Publ. 960 p. Pp. 7–462. (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2002) Sotsial'nyi opyt kak osnova funktsionirovaniia i istoricheskogo vosproizvodstva soobshchestv [Social Experience as the Basis of the Functioning and Historical Reproduction of Societies]. Obshchestvennye nauki i sovremennost', no. 1, pp. 166–183. (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2003) Strasti po globalizatsii [Passion for Globalization]. Obshchestvennye nauki i sovremennost', no. 4, pp. 159–165. (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2011a) Fenomen kul'turologii: opyt novoi interpretatsii [Cultural Studies Phenomenon: An Experience of New Interpretation]. Observatoriia kul'tury, no. 2, pp. 4–19. (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2011b) Vektor kul'turnoi evoliutsii [The Vector of Cultural Evolution].Observatoriia kul'tury, no. 5, pp. 4–16. (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2012) Kul'turnye osnovaniia nasiliia [The Cultural Foundations of Violence]. Znanie. Ponimanie. Umenie, no. 1, pp. 19–25. (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2013) Kul'turnaia sreda i ee sotsial'nye cherty [Cultural Milieu and Its Social Traits]. Informatsionnyi gumanitarnyi portal «Znanie. Ponimanie. Umenie», no. 2 (March — April). [online] Available at: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2013/2/Flier_Cultural-Milieu/ [archived in WebCite] (accessed 12.02.2014). (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2014a) Ocherki teorii istoricheskoi dinamiki kul'tury [Essays on the Theory of the Historical Dynamics of Culture]. In: Flier A. Ya. Izbrannye raboty po teorii kul'tury [Selected Works on the Theory of Culture]. Moscow, Soglasie Publ.; Artem Publ. 560 p. Pp. 17–300. (In Russ.).
Flier, A. Ya. (2014b) Teoriia kul'tury kak filosofiia istorii [The Theory of Culture as a Philosophy of History]. Kul'tura kul'tury, no. 1. [online] Available at: http://cult-cult.ru/teoriya-kulitury-kak-filosofiya-istorii/ [archived in WebCite] (accessed 10.05.2014). (In Russ.).
Habermas, J. (2003) Filosofskii diskurs o moderne [The Philosophical Discourse of Modernity]. Moscow, Ves' mir Publ. 416 p. (In Russ.).
Jaspers, K. (1991) Smysl i naznachenie istorii [The Origin and Goal of History]. Moscow, Politizdat Publ. 527 p. (In Russ.).
Baudrillard, J. (1991) La Guerre du Golfe n'a pas eu lieu. Paris, Galilée. 99 p. (In Fr.).
Grant, V. (1985) The Evolutionary Process: A Critical Review of Evolutionary Theory. New York, Columbia University Press. xii, 499 p.
Haken, N. (1996) Principles of Brain Functioning: A Synergetic Approach to Brain Activity, Behavior and Cognition. Berlin ; New York, Springer. xiii, 347 p.
Флиер Андрей Яковлевич — доктор философских наук, профессор кафедры философии, культурологии и политологии Московского гуманитарного университета, председатель Научной коллегии Научно-образовательного культурологического общества. Тел.: +7 (499) 374-55-11.
Flier Andrey Yakovlevich, Doctor of Philosophy, Professor, Department of Philosophy, Culturology and Politology, Moscow University for the Humanities; Chairman, Academic Panel, Research and Educational Culturological Society. Tel.: +7 (499) 374-55-11.