Ручкин Б. А. Новый учебник истории: ориентир государственной идеологии
Статья подготовлена и издана в рамках проекта «Демифологизация истории России», осуществляемого АНО «Центр образовательных технологий» при поддержке Общероссийской общественной организации «Общество “Знание” России».
The article was written within the framework of the project “The Demythologization of Russian History” conducted by Autonomous Non-Commercial Organization “Center for Educational Technologies” with support from All-Russian Non-governmental Organization “Society Knowledge of Russia”.
УДК 009
Ruchkin B. A. New Textbook of History: A Landmark of State Ideology
Аннотация ♦ Тема единого учебника по истории актуальна для российской системы образования. В статье рассматривается аспект подготовки этого учебника, связанный с определением идеологических оснований для осуществления этой работы.
Ключевые слова: учебник по истории России, идеология, история России.
Abstract ♦ The theme of a unified textbook of history is topical for the Russian system of education. The article deals with an aspect of preparation of such a textbook that is related to the determination of ideological foundations for the implementation of this aim.
Keywords: Russian history textbook, ideology, history of Russia.
О месте истории в гуманитарном образовании
История является одним из лидеров гуманитарного знания. «История, — по определению русского историка, академика С. Ф. Платонова, — есть наука, изучающая конкретные факты в условиях именно времени и места, и главной целью ее признается систематическое изображение развития и изменений жизни отдельных исторических общества и всего человечества». И далее: «Знание прошлого помогает понять настоящее и объясняет задачи будущего» (Платонов, 1993: 3, 10). На основе истории развивается история науки вообще, и история любой конкретной науки. Этим отличается место истории как дисциплины в гуманитарном образовании.
В реальной действительности мы должны констатировать — замечает член-корреспондент РАН В. П. Козлов, — есть просто «прошлое», есть «актуальное прошлое», есть «история как прошлое», и есть «реалии и мифы». В последнее время в сфере внимания историков все в большей степени входит проблема «мифы и история» и «историческая память» (Козлов, 2009: 65).
Эта проблема актуализировалась и обострилась в ходе дискуссии по разработке единого учебника по истории. В ней приняли участие ученые, учителя и родители, ветераны и ученики. В адрес рабочей группы было подано более 1000 поправок, целью которых было исключить возможности возникновения внутренних противоречий и взаимоисключающих трактовок исторических событий.
«Единый курс школьной истории, — отмечает научный руководитель рабочей группы, директор Института всеобщей истории РАН Александр Чубарьян, — не будет «черно-белым», но детей будут воспитывать через «показ всего спектра жизни; не уходя от трагических страниц истории нашей страны» (Московский комсомолец. 2013. 31 октября).
С достижением определенного баланса, компромисса в оценке событий, фактов истории в новом учебнике, проблема элементов мифологизации истории России, особенно современной не исчезает. Экспертов, по большому счету, волнует, что под видом написания учебника по истории выстраивается государственная идеология.
4 ноября — что празднуем?
В этой связи коснемся некоторых аспектов изложения исторических фактов в новом учебнике. Праздник 4 ноября вновь подтверждает тот тезис, что учебник истории — это взгляд власти на определенный исторический период, плохо или хорошо, вопрос другой. Но именно и стремление максимально дистанцироваться от недавнего советского прошлого заставил власть искать ответы на ключевые вопросы в событиях далекого XVII века, где, порой нельзя установить, замечает политолог Олег Бондаренко, даты конкретной хронологии (Бондаренко, 2013). В этом ряду и находится День народного единства — 4 ноября.
4 ноября — день Казанской иконы Божьей матери, праздновался в Российской империи в течение трёх столетий. В 1917 году — 7 ноября сменило 4 ноября. С декабря 2004 года — 4-е сменило 7-е.
Что же предшествовало последней смене. Кратко история вопроса такова. С учетом календарных корректив день капитуляции поляков в 1612 году приходится на 8 ноября и Ельцинская Дума совместила его с днем Октябрьской революции. «Общий праздник» в реальности праздновался населением, исходя из личного выбора, но «Октябрь» преобладал в сознании большинства населения. Понятно, что постельцинским властям это стало неприемлемым. И здесь Церковь пришла на помощь. С 1613 года Церковь, как говорилось выше, отмечала празднование Казанской иконы Божьей матери, способствующей освобождению Москвы (воины князя Пожарского молились ей прежде, чем штурмовать Китай-город). И эту историю иконы церковники предложили положить в основу праздника 22 октября (4 ноября). Это полностью совпадало с задачами новой власти: отгородиться от советского прошлого и Дума 27 декабря 2004 года узаконила праздник 4 ноября как День народного единства. 7 ноября оказался вычеркнутым из праздничных дней вообще, в том числе и как «День освобождения Москвы силами народного ополчения под руководством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского от польских интервентов».
Этот день выпадает на 27 октября (т. е. 8 ноября).
Что касается отношения населения к Празднику. Социологические опросы показывают: 2009 год — более 30% опрошенных затруднились ответить на вопрос о том, какой праздник отмечается 4 ноября (Сапожников, 2009: Электр. ресурс); 2013 год (опрос ВЦИОМ) — только 15% опрошенных знают правильное название государственного праздника.
То есть суть «нового праздника и единства» народ, ради которого он был учрежден, так и не понял.
Праздник получился насквозь лживым («не пойми какого события по не пойми какому календарю» — по образному выражению Я. Левченко, профессора НИУ ВШЭ). А единение в этот день проявилось в который раз (с 2005 г.) в «Русском марше», участников которого сплотила национальность и ненависть («Русским — русская власть!», «Русские, вперед!», «Россия — для русских!»). Отличие нынешнего марша от предыдущих в том, что на стороне последних симпатии примерно половины населения. «Русский марш» стал главным содержанием Дня народного единства.
И вопрос о том, кто «матери истории — более ценен» остался спорным. Тому новым свидетельством стала акция последнего времени — открытие реставрированной стелы в День народного единства у грота в Александровском саду. Воссоздали Романовский обелиск, стеле вернули прежний вид, заменив революционные имена на царские (19 предшественников-вдохновителей Великого Октября, среди которых К. Маркс, Ф. Энгельс, Томмазо Компанелла, Томас Мор, Франсуа Фурье, Анри Сен-Симон, заменены на 18 представителей дома Романовых, правящей Россией с 1613 по 1917 годы.
«Как замечательно, — сказал на Торжественном мероприятии Патриарх Кирилл, — что преступные деяния, когда на этой стеле появились незнакомые иностранные имена представителей одной из идеологий, это исторически неправедное действо сегодня исправлено. Как будто смыкаются времена. Зачем это сделано?
Чтобы мы осознавали себя единым народом во времени и пространстве (Комсомольская правда. 2013. 5 ноября).
Итак, убрав со стелы ненавистные имена не только революционеров, но и мыслителей мирового уровня, можно назвать «восстановлением единства отечественной истории»?
Можно ли достигнуть единства в истории путем вычеркивания из нее «нежелательных» эпох? «Проще было бы, — высказал мысль Геннадий Зюганов, — оставить стелу, символизирующую советскую эпоху на месте, а рядом восстановить стелу в первозданном виде. Стояли бы рядом, действительно символизируя единство и непрерывность отечественной истории». И добавил: «Это время придет» (там же).
От «Великого Октября» к «Октябрьскому перевороту» и
«Великой Российской революции»
Примером идеологического лавирования в концепции единого учебника является и отсутствие термина «Великая Октябрьская социалистическая революция». Она трактуется в концепции только как этап «Великой российской революции 1917 года». А сама Октябрьская революция включена средним звеном в эпоху «великих потрясений» 1914-1917 годов: ей предшествует Первая мировая война и наследует Гражданская война, экономическая разруха, голод 1921 года[1].
«Это по аналогии Великой Французской революции, — особо подчеркнул А. Чубарьян, — и, чтобы аналогия была, полной нашу революцию растянули на 4 года до 1921 года — года окончания Гражданской войны» (Московский комсомолец. 2013. 31 октября).
Что же получается? Октябрьская революция изымается из процесса обучения, и, стало быть, из памяти подрастающего поколения. Социалистическая революция уравнивается с буржуазно-демократической, и тем самым скрывается качественное отличие Великого Октября от февраля 1917 года.
Касаясь аналогии с Французской революцией, заметим, что День взятия Бастилии (14 июля) с 1880 года отмечается как национальный праздник Франции. И далее: «Несмотря на все ужасы Французской революции, — писал У. Черчилль, — яркий свет освещает ее сцену и лица действующих на ней актеров» (Черчилль, 2010).
В целом, следует признать, что в концепции прослеживается определенный прогресс на пути исторической объективности (от «октябрьского переворота» к Великой российской революции). Оголтелый антисоветизм уступает место взвешенной точке знания (ведь продолжают призывать историков рассказывать о революции 1917 года как о «национальной трагедии», о Ленине как «чудовище в нашей истории») (см.: Ципко, 2013ab).
Это происходит потому, согласимся с Андреем Фроловым, что «к этому толкает обострение социально-классовых противоречий, которые так хочется «исключить» и из науки, и из жизни, противопоставить ему народное единство» (Фролов, 2013).
Итак, Великий Октябрь отменен, а реконструкцию парада 1941 года сохранили. В официальных российских календарях 7 ноября обозначили как «День воинской славы России — День проведения военного парада на Красной площади в 1941 году».
Здесь уместно ещё раз сказать: без Великого Октября не было бы и Великой Победы, разорванной оказывается преемственность поколений.
Куликовская битва: миф и реальность
Концепция нового учебника по истории упразднила татаро-монгольское иго, переименовав его во власть Золотой Орды. Правда, эпоха татаро-монгольского ига настала раньше власти Золотой Орды. Власти убирают этнический компонент. Но иго-то никуда не исчезает, оно остается татаро-монгольским. В угоду региональной элите идет нарушение исторической реальности.
Вместе в этой политкорректностью ставится под сомнение и факт Куликовской битвы, умаление ее роли, роли Дмитрия Донского. Об этом поговорим чуть подробнее.
В первом научном труде Н. М. Карамзина «История государства Российского» красочно изложено само сражение на Куликовом поле и значение Победы. «Сражение, — писал Н. М. Карамзин: — считались знаменитейшими в приданиях нашей истории до самых времен Петра Великого или до битвы Полтавской: ещё не прекратило бедствие России, но доказало возрождение сил ее и в несомнительной связи действий с причинами отдаленными служило основанием успехов Иоанна III, коему судьба назначила совершить дело предков, менее счастливых, но ровно великих» (Карамзин, 2013: 406).
Вот так емко определяется значение Победы на Куликовом поле для России. Как говорилось выше, ныне появился целый ряд статей историков, поставивших под сомнение сам факт сражения, или что оно «по своему характеру являлось не решительным столкновением собираемой Руси с Ордой, а бандитской стычкой одних монголов с другими», хан Батый — это попросту русский князь Ярослав (Носовский, Фоменко 1997: 11)[2].
Заметим, ревизии Куликовская битва подвергалась дважды ещё в XIX веке. Тогда фальсификация Дмитрия Донского было частью сложной политической игры митрополита Киприана и Константинополя, смысл которой: борьба за власть и деньги (Мединский, 2010: 363–367).
Понятно, в разные периоды истории у народов современной России складывались разные отношения и потому трактовка событий, оценка исторических личностей пересматривается и ведется иначе, чем из Москвы. К примеру, Кавказские войны, в частности, в Дагестане? Кем будет генерал Ермолов — героем или кровавым карателем? А Имам Шамиль?
В контексте нашей темы, не приемлемо ни замена «ига» на «власть Орды», ни примирение Куликовской битвы как «оселка» русского патриотизма, по выражению публициста А. Боброва (Бобров, 2010), доказательства «возрождения сил России» (Карамзин, 2013).
В целом, процесс образования мифов всегда «есть выражение тех или иных жизненных и насущных потребностей и стремлений» (Лосев, 1990: 401). Другими словами, в нем всегда присутствует Мотив. Мотивы — разные. Но самые сложные и изощренные мотивы корпоративных сообществ и государств. Сегодня понимание истории компрометируется именно своей политической и идеологической заданностью.
Фальсификация постсоветского периода
После падения власти КПСС в конце августа 1991 года страну захватил вал запланированной фальсификации, у истоков которой стоял А. Н. Яковлев. Вот как он сам об этом вспоминает: «После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод «пропаганды» идей позднего Ленина. Надо было ясно, четко и внятно вычленить феномен большевизма, отделив его от марксизма прошлого века. А потом без устали говорили о гениальности позднего Ленина, о необходимости возврата к ленинскому «плану строительства социализма» через кооперацию, через государственный капитализм и т.д. Группа истинных реформаторов разработала следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» — по революционному вообще» (цит. по кн.: Новое «дело историков» … , 2010: 32).
Развязалась битва мифов: миф о Сталине-победоносце против мифа о бездарном руководстве (Фурсов, 2013: 103–135, 142–153), миф о едином идейном порыве против мифа о многомиллионной армии коллаборационистов, миф «О цене Победы» и другие.
В ряду названных мифов остановимся на самом болезненном — мифе о наших потерях в Великой Отечественной, так называемой «цене Победы». По данной теме мы имели возможность высказать свою точку зрения (Ручкин, 2011: 237–276), но возвращаемся в силу того, что при разработке концепции нового учебника она вновь стала предметом острых дискуссий, областью поиска компромисса. Потому, как объясняет А. Чубарьян, «грань между нашей Победой и ее ценой очень непроста» (Чубарьян, 2013). Здесь не сложно впасть в фальсификацию в угоду правящей элиты, в поддержку тезиса «о неоправданных» потерях в Великой Отечественной войне.
Цена войны в человеческих жизнях
Напомним, цифры потери народа менялись так: после окончания войны Сталиным была названа цифра потерь народа 7 млн человек. Она, конечно, никак не соответствовала реальным потерям. В 1960-е годы Н. С. Хрущевым была названа цифра в 20 млн погибших, которая и стала в последствии общепринятой. Затем 8 мая 1990 года на торжественном заедании Верховного Совета СССР, посвященном 45-летию Победы Советского Союза в Великой Отечественной войне прозвучало «около 27 миллионов человек». Такая огромная цифра, да ещё в сравнении с фигурировавшей от 4,5 до 9 млн потерь с немецкой стороны — не могла никого оставить равнодушным (Александров-Деркаченко, 2010: 119)[3].
Но именно сравнение и служило основанием о чрезмерных потерях и бездарном руководстве наших военных. Согласно расчетам Б. Соколова, профессора РГСУ, доктора филологических наук, соотношение советских и германских потерь на восточном фронте составило 10:1, а с учетом потерь союзников Германии — 7,5:1. «Великая Победа была одержана, — пишет он, — ценой невероятно высоких и неоправданных потерь, благодаря той огромной и безропотной массе необученных советских солдат, которые шли в самоубийственные атаки, устилая поля войны своими телами. Хорошо обученный солдат и офицер, способный размышлять, представлял для Сталина куда большую опасность, чем гибель миллионов необученных бойцов…» (Соколов, 2005: 41).
Чтобы представить осознание цены Победы надо иметь как итоговые цифры потерь с обеих сторон, так и то, из чего они складывались.
Ситуация последних лет (доступ к архивным документам Генерального штаба, главных штабов Вооруженных сил, аналогичной статистики других участников Второй мировой войны) позволило подготовить впервые в советской и российской истории детализированный статистический сборник о потерях в Великой Отечественной войне (см.: Великая … , 2010).
Основные выводы:
соотношение безвозвратных и демографических потерь вооруженных сил германского блока и советских вооруженных сил 1:1,29 (немцы — 6 771 900 человек, наши — 8 744 500 человек);
общие потери (включая попавших в плен): потери гитлеровцев — 10 344 500 человек, наших — 11 520 200 человек;
итоговые соотношения составляли 1:1,1.
Оба соотношения показывают, что военные потери вполне сравнимы и ни о каком организационном превосходстве германской военной машины говорить не приходится.
Общая цифра 26 600 000 человек является общепринятой на самых высоких научных и политических уровнях.
Разница в 17 855 500 человек между 26 млн и потерями вооруженных сил 8 744 500 человек объясняется просто: наша армия воевала с Вермахтом, а гитлеровцы воевали со всем нашим населением[4].
Цифры потерь будут уточняться, но при всех сомнениях очевидно, что они огромные. Но вместе с тем, цифры свидетельствуют, что ни о каком организационном превосходстве германской военной машины говорить не приходится, как и о Победе ценой «горы трупов».
В заключение: ещё раз о «цене Победы». Вот потери настоящих «демократически продвинутых» «вовремя» и в «нужном месте» вступивших в войну США — 405 тыс. чел., Великобритании — 375 тыс. чел., Франции — 500 тыс. чел.
Сопоставление всех этих цифр и определяет цену открытия Второго фронта. Своевременное его открытие (скажем, как предполагалось, а не с опозданием на 3 года) сохранило бы миллионы жизней в оккупированных районах Западной Европы и России.
И ещё, отвлекаясь от темы мифов, надо понимать, что Цена Победы — это Цена Свободы не только нашего народа, но и народов Европы. За освобождение Польши погибло 600 000 человек, Чехословакии — 136 918, Норвегии — 3436, Болгарии — 1000, Австрии — 26 000, Югославии — 7990, Венгрии — 140 000, Румынии — 68993. Всего — 1 099 465 человек убитыми, 2270 тыс. человек ранеными (Великая … , 1985: 519).
Нами сделан акцент на миротворцев с нашей стороны, в действительности, масштабы искажений хода и итогов Великой Отечественной войны со стороны Запада было неизмеримо больше. Суть которых — доказать, что Гитлера и фашизм победили, прежде всего, США и Великобритания, а роль СССР в этой победе малозначительной, второстепенной. Но, как справедливо заметила доктор исторических наук Наталия Нарочницкая, «поругание Победы и истории никогда не началось бы на Западе, если бы оно не было совершено на Родине Победы. Это мы, подобно библейскому Хаму, выставили Отечество на всеобщее поругание, за что и терпим кару» (Нарочницкая, 2007: 4).
***
История России переосмысливается. Меняется словарь терминов нового учебника истории. К примеру, это выглядит так:
Словарь терминов нового учебника истории:
Было
Стало
Татаро-монгольское иго
Власть Золотой Орды
Феодальная раздробленность
Шаг к объединению государства
Церковный раскол
Формирование религиозной традиции
Декабристы
Дворянская оппозиция
Самодержавие
Государственный консерватизм
Отмена крепостного права
Социальная и правовая модернизация
Февральская буржуазная революция и Октябрьская социалистическая революция
Великая российская революция
Белогвардейцы
Антибольшевистские силы
Коллективизация и репрессии
Советский вариант модернизации
Так видится история властью. В принципе это хорошо: происходит осознание: история Отечества — дело государственное. А история по определению наука политическая и идеологическая. О чем же тогда споры, дискуссии? Общественность, экспертные сообщества беспокоит то, что при разработке нового учебника эта идеологизированность приобретает слишком большой размах, что ведет вольно или невольно к фальсификации истории в угоду идеологическим догмам. Разделяя эту обеспокоенность, мы показываем готовящиеся фальсификации на примере «разжалования» Октября 1917-го из социальной революции в обычный политический переворот, а оттуда несколько шажков и к лживой трактовке хода и исхода всей Великой Отечественной войны, излишней склонности к политкорректности при трактовке татаро-монгольского ига. Но, концепция — это ещё не учебник, и на самом деле ещё и не ясно, что собой будет представлять «Единый учебник». Пока на полках (к примеру, крупных столичных книжных магазинов насчитывается 30 учебников). И вообще образовательная среда сегодня — это далеко не только школы. Это — интернет-среда, это фильмы («Сталинград»). Они больше обучают, чем учебники. Так что нынешняя молодежь, воспитанная на разнообразии трактовок, ещё имеет иммунитет к нашей действительности. Поэтому унификация истории рассчитана на перспективу. И споры, дискуссии о Едином учебнике не имеют отношения к школе, как замечает Евгений Бунимович, уполномоченный по правам ребенка в Москве, спор имеет отношение к государственной идеологии (Независимая газета. 2013. 15 ноября. С. 2).
И в заключение: если мы хотим с помощью истории воспитывать мыслящих людей, то Единый — не должен быть Единственным.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Такая трактовка не нова. См. учебник «История России XX века — начало XXI века» для 11-классников (А. А. Левандовский, Ю. А. Щетинов и С. В. Мироненко).
[2] Профессиональная оценка их трудов дана, суть которых заключается в том, что это «фантастические представления об отечественной и всемирной истории», и что они не могут опровергнуть общепринятую хронологию, в том числе события на Куликовом поле. См. статьи по итогам конференции на истфаке МГУ «Мифы “новой хронологии” академика А. Т. Фоменко в журнале «Новая и новейшая история» (№ 3 2000 г.).
[3] П. П. Александров-Деркаченко — председатель Редакционного совета журнала «Свободная мысль».
[4] Расчеты взяты из статьи П. Александрова-Деркаченко (Александрова-Деркаченко, 2010: 119–121).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Александров-Деркаченко, П. (2010) Цена свободы // Свободная мысль. № 5. С. 119–121.
Бобров, А. (2010) Время разгадки Куликовской битвы как оселка русского патриотизма // Советская Россия. 18 сентября.
Бондаренко, О. (2013) В очереди за прошлым // Московский комсомолец. 13 ноября.
Великая Отечественная война 1941–1945 (1985) : энциклопедия / гл. ред. М. М. Козлов. М. : Советская энциклопедия.
Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь (2010) / под общ. ред. Г. Ф. Кривошеева, А. В. Кириленко. М. : Вече. 388 с.
Карамзин, Н. М. (2013) История государства Российского. Коллекционное издание. М. : РООССА. 1224 с.
Козлов, В. П. (2009) От преодоления мифов истории к поисками реалий прошлого // Новая и новейшая история. № 1. С. 3–9
Лосев, А. Ф. (1990) Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Из ранних произведений. М. : Правда. 656 с.
Мединский, В. (2010) Скелеты из шкафа русской истории. М. : Олма Медиа Групп.
Нарочницкая, Н. (2007) Великие войны XX столетия. За что и с кем мы воевали. М. : Айрис-пресс. 231 с.
Новое «дело историков»: Русский взгляд на историю (2010) : сб. статей / сост. Е. А. Городнова. М. : Форум. 128 с.
Носовский, Г. В., Фоменко, А. Т. (1997) Русь и Рим. Правильно ли мы пониманием историю Европы и Азии. М. : Омен.
Соколов, Б. (2005) Цена Победы и мифы Великой Отечественной // Свободная мысль — XXI. № 5. С. 37–50.
Платонов, С. Ф. (1993) Лекции по русской истории. СПб. : Стройлеспечать. 730, 3 с.
Ручкин, Б. А. (2011) Проблема «Мифы и история» // Криворученко В. К., Ручкин Б. А. Историческая наука: проблема развития. М. : Национальный институт бизнеса. 276 с. С. 237–276.
Сапожников, П. (2009) Россияне проголосовали за выходной [Электронный ресурс] // РБК. 3 ноября. URL: [архивировано в ] (дата обращения: 29.09.2014).
Фролов, А. (2013) Сложить и разделить // Советская Россия. 7 ноября.
Ципко, А. (2013a) Бессмертная лениниана как могила русской души // Независимая газета. 22 октября.
Ципко, А. (2013b) О шестидесятничестве и русском патриотизме: необходимые комментарии к стандарту преподавания истории в школе // Независимая газета. 18 ноября. С. 9.
Черчилль, У. (2010) Мои великие современники // Новая газета. № 142. 17 декабря.
Чубарьян, А. (2013) Историки не могут договориться о перестройке // Московский комсомолец. 27 июня.
REFERENCES
Aleksandrov-Derkachenko, P. (2010) Tsena svobody. Svobodnaia mysl', no. 5, pp. 119–121.
Bobrov, A. (2010) Vremia razgadki Kulikovskoi bitvy kak oselka russkogo patriotizma. Sovetskaia Rossiia. September 18.
Bondarenko, O. (2013) V ocheredi za proshlym. Moskovskii komsomolets. November 13.
Velikaia Otechestvennaia voina 1941–1945 (1985) : encyclopedia / ed. by M. M. Kozlov. Moscow, Sovetskaia entsiklopediia Publ.
Velikaia Otechestvennaia bez grifa sekretnosti. Kniga poter' (2010) / ed. by G. F. Krivosheev and A. V. Kirilenko. Moscow, Veche Publ. 388 p.
Karamzin, N. M. (2013) Istoriia gosudarstva Rossiiskogo. Kollektsionnoe izdanie. Moscow, ROOSSA Publ. 1224 p.
Kozlov, V. P. (2009) Ot preodoleniia mifov istorii k poiskami realii proshlogo. Novaia i noveishaia istoriia, no. 1, pp. 3–9
Losev, A. F. (1990) Dialektika mifa. In: Losev A. F. Iz rannikh proizvedenii. Moscow, Pravda Publ. 656 p.
Medinskii, V. (2010) Skelety iz shkafa russkoi istorii. Moscow, Olma Media Group Publ.
Narochnitskaia, N. (2007) Velikie voiny XX stoletiia. Za chto i s kem my voevali. Moscow, Airis-press. 231 p.
Novoe «delo istorikov»: Russkii vzgliad na istoriiu (2010) : collection of articles / comp. by E. A. Gorodnova. Moscow, Forum Publ. 128 p.
Nosovskii, G. V. and Fomenko, A. T. (1997) Rus' i Rim. Pravil'no li my ponimaniem istoriiu Evropy i Azii. Moscow, Omen Publ.
Sokolov, B. (2005) Tsena Pobedy i mify Velikoi Otechestvennoi. Svobodnaia mysl' — XXI, no. 5, pp. 37–50.
Platonov, S. F. (1993) Lektsii po russkoi istorii. St. Petersburg, Stroilespechat' Publ. 730, 3 p.
Ruchkin, B. A. (2011) Problema «Mify i istoriia». On Krivoruchenko V. K. and Ruchkin B. A. Istoricheskaia nauka: problema razvitiia. Moscow, National Institute of Business Press. 276 p. Pp. 237–276.
Sapozhnikov, P. (2009) Rossiiane progolosovali za vykhodnoi [Russians Have Voted for a Day-off]. RBK. November 3. [online] Available at: [archived in ] (accessed 29.09.2014).
Frolov, A. (2013) Slozhit' i razdelit'. Sovetskaia Rossiia. November 7.
Fursov, A. I. (2013) Vpered, k Pobede! Russkii uspekh v retrospektive i perspektive. Moscow, Izborskii klub Publ. ; Knizhnyi mir Publ. 320 p.
Tsipko, A. (2013a) Bessmertnaia leniniana kak mogila russkoi dushi. Nezavisimaia gazeta. October 22.
Tsipko, A. (2013b) O shestidesiatnichestve i russkom patriotizme: neobkhodimye kommentarii k standartu prepodavaniia istorii v shkole. Nezavisimaia gazeta, November 18, pp. 9.
Churchill, W. (2010) Moi velikie sovremenniki. Novaia gazeta, December 17, no. 142. (In Russ.).
Chubar'ian, A. (2013) Istoriki ne mogut dogovorit'sia o perestroike. Moskovskii komsomolets. June 27.
Ручкин Борис Александрович — доктор исторических наук, профессор, директор Центра исторических исследований Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета. Адрес: 111395, Россия, г. Москва, ул. Юности, д. 5, корп. 6. Тел.: +7 (499) 374-58-07.
Ruchkin Boris Aleksandrovich, Doctor of History, Professor, Director, Center for Historical Research, Institute of Fundamental and Applied Studies, Moscow University for the Humanities. Postal address: Bldg. 6, 5 Yunosti St., Moscow, Russian Federation, 111395. Tel.: +7 (499) 374-58-07.
