Луков Вал. А. Ученый-гуманитарий и научное сообщество: феномен ко-биографии

Источник: Луков В. А. Ученый-гуманитарий и научное сообщество: феномен ко-биографии // Гуманитарное знание: тенденции развития в XXI веке. В честь 70-летия Игоря Михайловича Ильинского / колл. моногр.; под общ. ред. Вал. А. Лукова. М.: Изд-во Нац. ин-та бизнеса, 2006. С. 58–68.

Специфика научных сообществ. Проблема научных сообществ остается исключительно важной для поддержания и развития гуманитарного знания. У нее есть по крайней мере два аспекта.

Один — собственно научный, т. е. связанный с содержанием научного знания. Его значение было раскрыто Томасом Куном, выдвинувшим еще в 1940-е годы теорию парадигмальной организации научного знания. Парадигма, или общие положения той или иной науки и правила их применения, которых должен придерживаться ученый, обладает, по Куну, силой, пока вокруг нее сплочено научное сообщество. Революции в науке происходят путем смены научных парадигм[1]. Но это как раз и означает, что происходит смена научного сообщества, поскольку та или иная система научных положений получает признание не столько потому, что она объективна, непротиворечива и т. д., сколько в результате процессов в научном сообществе. Если парадигма где-то дала сбой, научное сообщество может отбросить ее всю и принять другую парадигму, нередко альтернативную.

Таков, между прочим, пример марксизма. С падением социалистического строя в ряде стран, включая Россию, марксизм в общественной мысли этих стран был совершенно дискредитирован. Его место заняли теории Макса Вебера, Карла Поппера, Вильфредо Парето, Альфреда Шюца, Толкотта Парсонса и других теоретиков. В то же время в современной западной социологии именно в это время (в 1990-е годы) Маркс был отнесен к отцам-основателям социологической науки. В 17 учебниках по социологии, изданных в США между 1997 и 2000 г., Маркс стоит на первом месте из 51 социолога, на которых сделаны ссылки[2]. Парадигма, таким образом, может то уходить в тень, то снова появляться в качестве ведущей или одной из тех, на которые ориентируется научное сообщество.

Второй аспект связи гуманитарного знания с научным сообществом состоит в повседневном взаимодействии людей, социальные роли которых (профессор, научный сотрудник, лаборант и т. д.) цементируют социальный институт науки, но на самом деле не меньшее значение имеют личностные качества этих людей, их образ мысли, отношение к жизни.

Разумеется, есть примеры выдающихся достижений в гуманитарных науках, сделанные людьми, не входящими в научные сообщества (иногда не по своей воле, как это было на протяжении многих лет с А. Ф. Лосевым, М. М. Бахтиным или Л. Н. Гумилевым). Но и эти примеры не показательны: ученый приходит в науку всегда через научное сообщество, феномены научного одиночества могут появиться позже, а в некоторых науках — социологии, политологии, социальной психологии и др., — по всей видимости, не возникают никогда.

Биографический метод. Современные исследования научных сообществ выходят за пределы собственно научного взаимодействия и все чаще опираются на применение биографического метода, интерес к которому вновь возник в последние десятилетия ХХ века. Разработанный ранее Чикагской социологической школой (в работах Р. Парка, Э. Берджесса, а более всего в исследовании У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке») биографический метод стал одной из основ качественной социологии. Личностные сообщения о жизни рассматривались У. Томасом и Ф. Знанецким как лучший тип социологического материала[3]. Но критика метода за недостаточную строгость, субъективизм, ненадежность получаемых материалов и выводов надолго отодвинула его в тень. Лишь в результате «парадигмального сдвига» в социологии, который означал осознание гуманистического назначения соци­ологического знания, биография вновь заняла достойное место в предметной области науки об обществе (по К. Пламмеру, наряду с историей и структурой[4]).

Собственно, расширительно могут пониматься как метод (нередко сводимый до техники, процедуры эмпирического исследования, хотя есть все основания выявлять методологическую составляющую метода), так и биография. Известно, что само понятие биографии в современной социологии стало предметом дискуссии: спорным является даже то, считать ли биографию социальной реальностью, артефактом или системой культурных символов. Такой ансамбль смыслов способен придать гибкость исследованию и обеспечить адекватное применение разнообразных средств исследования и понимания. Этим же оправдано дальнейшее комбинирование смыслов биографии с целью изучения социальной реальности в ее в смутных, плохо формализуемых проявлениях, где структуры не установились или находятся в стадии становления.

Если применить биографический метод к анализу научных сообществ, мы обнаружим эффекты такого тесного и длительного взаимодействия ученых, которые мы называем ко-биографией.

Ко-биография. Осмысление эмпирического материала показало, что рассмотрение биографии как самодостаточного исследовательского предмета приемлемо главным образом в условиях нейтрального социального окружения, это позволяет теоретически отвлечься от него или представить его как «общество» (внешний фактор). В этом случае возможно успешное изучение и целой группы взаимосвязанных жизненных путей, например, в рамках биографии семей,[5] но в них делается иной срез реальности: здесь, с одной стороны, на переднем плане оказывается процесс передачи социальных эстафет, а с другой, способ обобщения строится на генерализации семьи: это именно биография семьи, а не членов одной семьи. То, что биография есть движение по жизненной траектории не в одиночку, а в окружении ближайших родственников и друзей, в такой исследовательской ситуации остается банальностью.

Однако действительно ли это банальность? Повседневность, реализуемая в непроблематичном социальном поведении, скрывает более глубокие связи жизненных путей близких людей. В социально нейтральной ситуации вероятна коммуникативная рационализация жизненного мира, раскрываемая Ю. Хабермасом через известную триаду: «Точку схода рационализированного жизненного мира, к которой лучеобразно устремляются эти тенденции, я характеризую... ключевыми идеями: 1) при длительной ревизии подвижных традиций и 2) при перенесении акцента — в оценке претензий общественных порядков на законность — на дискурсивный процесс полагания и обоснования норм, 3) объединенным в общество индивидам остается только возможность рискованного самоуправления посредством в высшей степени абстрактной тождественности Я»[6]. В чрезвычайных ситуациях «рискованное самоуправление» индивида сметается надвигающейся опасностью и на место подавленных форс-мажорными обстоятельствами личных выборов устремляются коллективные или коллективно ориентированные действия, выступающие как структуры.

Удержание социального круга составляет ведущий мотив интенсивного обмена информацией между людьми, оказавшимися связанными общей ситуацией. Складывается устойчивая общность.

Представляется, что в таких форс-мажорных обстоятельствах выявляется важная сторона биографии индивида — ее неразрывность с биографиями других индивидов, составляющих ближайший социальный круг. Такое соединение, сплав биографий обычно ограничен во времени (годы учебы, годы дружбы, любви, общих испытаний и т. д.), и в этом смысле биография индивида сохраняет свою уникальность. Но для применения биографического метода, как представляется, опора на уникальность биографии, с одной стороны, и на ее соответствие безличным структурам (хабитус П. Бурдье, структурации Э. Гидденса и т. п.), с другой, недостаточна. Биографический метод должен обеспечивать учет и возникающего на определенных этапах жизни конкретных людей сплава конкретных биографий. Такой сплав мы и называем ко-биографией, которая представляет собой образующуюся на период некоторого события единую биографию ближайшего социального круга как нераздельной целостности.

Вполне вероятно, что изучение феномена ко-биографии даст новые повороты в решении дискуссионного вопроса о соотношении макро- и микроразличий в социологии. Теория структурации Э. Гидденса критикуется за увязывание макрофакторов с детерминизмом, а микрофакторов с областью индивидуальной агентности, т. е. персональной свободы. Н. Моузелис справедливо указывает, что этим закрепляется дуализм общества и личности[7]. Ко-биография образует зону взаимопереходов макро- и микросоциальности, не предусматриваемую теориями малых групп, до сих пор выполнявших основную роль в примирении макро- и микросоциологии и обосновании единства социального. Существенными, но недостаточными остаются идеи Ф. Тенниса о «социальном круге». В предварительном порядке есть основания говорить, что недостающее звено социологической теории может восполнить концептуализация ко-биографии как социального феномена и структуры перехода индивидуального в коллективное, общественное.

После этого теоретического отступления вернемся к научным сообществам. Элементами ко-биографического описания наполнены биографии многих выдающихся ученых. Нередко складывающиеся вокруг мэтров микросообщества закрепляют свою связь определенными тайными обязательствами и ритуалами. Так, ближайшее окружение Зигмунда Фрейда (К. Абрахам, Ш. Ференци, М. Эйтингон и др.) в 1913 г. создало негласный комитет в его поддержку в ситуации, когда произошел разрыв Фрейда и К. Г. Юнга на почве научных споров.  Члены этого комитета носили особые кольца, означавшие их верность концепции Фрейда и ему самому (в 1920 г. такое же кольцо Фрейд подарил своей дочери Анне, последовательнице отца и основательнице детского психоанализа)[8].

Анализ биографий ученых-гуманитариев ХХ века показывает, что обычным является пребывание их в формальных научных коллективах (к ним могут быть причислены и кафедры вузов), однако это еще не повод выделять ко-биографии. Ко-биографический феномен выявляется там, где возникает высокая напряженность творческого характера: необходимо в краткие сроки решить конкретную научную задачу, реализовать научный проект, сплотиться для противостояния другой научной школе или иному другому внешнему противнику на ниве науки и т. п. В такие моменты обостряются как противоречия в ближайшем окружении ученого-гуманитария, выступающего лидером в коллективе соратников, так — и это главное — способности коллектива, разворачивается их интеллектуальный, организационный, энергетический потенциал. Тогда вулканы научного творчества просыпаются, начинают работать настоящие фабрики концепций, а по сути кристаллизуется понимание решаемой проблемы — и теоретическое, и практическое.

В потоке творчества (а он может выходить далеко за рамки решения исходной задачи) возникают фрагменты биографий отдельных участников научного процесса, которые неразделимы. Иными словами, каждый из участников научного сообщества на этом отрезке своего жизненного пути имеет биографию, которая одновременно есть биография других участников этого же сообщества. Это проявляется и в фактах повседневности: значительную часть времени сообщество проводит вместе, но и расходясь по домам, его члены остаются мыслями в кругу своих соратников, что может вызывать и семейные конфликты; соратники участвуют в одних и тех же или сходных событиях — научных конференциях, дискуссиях и т. д., взаимодействуют между собой по этим поводам, публикуют работы, которые до этого или после этого читают, обсуждают, дополняют и т. п. В итоге их научные взгляды, схемы мышления и поведения, в том числе и бытового, становятся столь близкими, что решительно меняется стиль их коммуникации. Из нее выбрасываются всякие избыточные элементы и возникает понимание с полуслова или вообще без слов, имеется значительный набор маркировок, понятных только членам сообщества (они касаются и научных теорий, и простейших бытовых действий). Дистанция между членами сообщества резко сокращается, и статусные различия отходят на задний план, подчиняясь личностным качествам участников.

Ярким примером ко-биографического феномена в рамках деятельности научного учреждения в сфере гуманитарного знания является этап деятельности Научно-исследовательского центра при Высшей комсомольской школе (НИЦ) в период работы над проектом «закона о молодежи». Этот вопрос будет более предметно рассмотрен в главе 2, здесь же важно подчеркнуть, что крупное научное учреждение жило обычной, рутинной научной жизнью до момента, когда потребовалось решить задачу огромной государственной важности и на основе серьезного научного обоснования. Здесь и возник феномен ко-биографии, который характеризовал деятельность незначительной части НИЦ (примерно 1/10 части всех сотрудников), которые объединились вокруг директора НИЦ И. М. Ильинского.

Что же остальная часть коллектива НИЦ? Не вошедшие в группу с особыми задачами (и особой ответственностью) сотрудники проявляли и солидарность с группой, и ревность, и раздражение в отношении выскочек (особенно молодых). И тем не менее создавшийся источник инноваций и общественного внимания дал мощный импульс развитию НИЦ в целом как научной организации. Занимавшийся проблемами молодежи (на которые и сегодня иногда в научном сообществе смотрят с некоторым пренебрежением, высокомерием) и состоявший в середине 1980-х годов по большей части из исследователей молодого и среднего возраста без признания их научных заслуг (большинство — лица со степенями  кандидатов наук или без степени), этот научный коллектив уже через несколько лет дал заметное приращение знаний по всему спектру молодежной проблематики: из числа бывших сотрудников НИЦ докторские диссертации успешно защитили около 50 ученых. Таково косвенное влияние пассионарных (пользуясь термином Л. Н. Гумилева) научных групп на среду своего научного бытования.

*  *  *

Понимание человека как назначение гуманитарного знания проявляется в многообразии исследовательских предметов и способов их представления и интерпретации. Собственно, сами способы представления человека в ореоле его свойств, мотивов и результатов деятельности, его социальных связях, духовных поисках и есть интерпретация, которая представляет собой мост к пониманию. Огромная исследовательская работа по проблемам гуманитарных наук, которая уже более трех веков ведется в лоне европейского рационализма, — это своего рода более долгая дорога к целостному пониманию человека, чем путь художественных обобщений и интуиции мыслителя. Не случайно требование хорошего знания текстов Шекспира выставляется перед топ-менеджерами IBM: новейшие условия производства и изменение повседневного мира вещей не уничтожили сущностные человеческие свойства, характеры, высокие и низменные чувства.

Но вне гуманитарных наук знание о человеке неполно, а с учетом аксиологического императива, и не слишком ценно. Нас в этом случае может не тревожить то, что с оттеснением гуманитарных наук станет меньше анкетных опросов, рейтингов программ телевидения и другой рутины научно-исследовательских организаций. Существенно иное: личность ученого-гуманитария, несущая в себе не только профессиональные навыки работы с информацией о человеке и обществе, но и осмысление феномена человека.

Ученый-гуманитарий в современном обществе выступает в функции демиурга. Не демиурга как создателя мира, но — демиурга как творца картины мира. В конечном счете, вне картины мира, вне социального конструирования реальности по предварительному замыслу, вне определения смыслов и установления значений для понимания человека и его среды, понимания Происходящего человеческое общество не жизнеспособно.

Вот почему фигура ученого-гуманитария сохраняет свое место в обществе людей. Этот ученый нередко ничего не производит, кроме идей, но это так немало!