Жукова О. Г. Великая Отечественная война: парадоксы повседневности
УДК 93/94
Zhukova O. G. The Great Patriotic War: The Paradoxes of Everyday Life
Аннотация ♦ В статье рассматриваются малоизвестные факты истории Великой Отечественной войны с точки зрения их парадоксальности. Автор размышляет также об особенностях восприятия событий войны в послевоенном и современном российском обществе.
Abstract ♦ The article examines some little-known facts of the history of the Great Patriotic war from the point of view of their paradoxicality. The author reflects on the specifics of the perception of the events of the war in the post-war and contemporary Russian society.
Keywords: Great Patriotic war, history, paradox, myth, everyday life, society, front, home front.
Когда в 1945 г. закончилась Вторая мировая война, человечество было едино во мнении — завершилась самая страшная и кровопролитная бойня в истории, и никогда больше ничего подобного не повторится на планете. Далекие от геополитических и конспирологических теорий люди не могли предположить, что уже в те победные дни «союзники» по антигитлеровскому блоку вынашивали планы развязывания войны против Советского Союза (Главный противник … , 2006). Уже в 1946 г. У. Черчилль объявил холодную войну СССР. В это время обескровленный в боях, но непокоренный СССР восстанавливал мирную жизнь. Гражданам страны, чьи судьбы были опалены войной, как должное воспринимающим лишения и тяготы послевоенной разрухи, хотелось, чтобы хоть немного притупилась боль от потери близких, хотелось забыть перенесенные страдания. Утешали они себя, вспоминая народную мудрость — время лечит. Не думали, не знали, не ведали они, что время не только лечит, но и калечит сознание. И ужаснулись этому парадоксу истории, когда увидели, какими моральными калеками оказались иные «политики» из вчерашних стран социализма и советских республик, ставших суверенными государствами, и доморощенные российские ревизоры истории. Кое-кто уже требует демонтировать памятники погибшим советским воинам, прославляет националистов всех мастей, в годы войны вставших под фашистские знамена и ныне убивающих свой же народ.
Выходит, доктор Время умеет и ампутировать Память, и «залечивать» до полного беспамятства. Призывный тон названий кинофильма режиссера Э. Г. Климова «Иди и смотри» и повести В. Г. Распутина «Живи и помни» о драматических событиях Великой Отечественной войны, как эстафету, подхватывают мемуары И. М. Ильинского — «Живу и помню» (Ильинский, 2014). Следующим шагом в эстафете памяти, возможно, должна стать формулировка: живем, пока помним.
Сегодня история Великой Отечественной войны вызывает неподдельный интерес, возможно, прежде всего, потому, что за послевоенные годы она обросла множеством мифов и легенд, в которых обществу необходимо разобраться. Необычайно острые дискуссии об основных вехах войны проходят в СМИ и Интернете. Удручает одно — как правило, оппоненты не владеют знанием исторических фактов и делают заключения, руководствуясь эмоциями, давно сложившимися взглядами, предпочтениями, стереотипами и мифами, а, следовательно, не могут быть объективными. Но сегодня, когда общество начинает понимать важность морально-нравственных скреп, именно героическая история народного сопротивления в период Великой Отечественной может послужить примером сплочения общества. И дело вовсе не в главенстве советской идеологии тогда, и в декларации отсутствия какой бы то ни было идеологии сегодня. Тем более что на поверку оказывается — современному обществу исподволь навязывается идеология самая губительная — потребления.
Да, у нас нет сплочения, нет устремления к общей цели, у многих установка советского прошлого «прежде думать о Родине, а потом — о себе» вызывает иронию и искреннее непонимание. А многолетнее молчаливое допущение обществом глумливых плясок на костях наших героев, которые позволяли себе некоторые, так сказать, общественные деятели, историки и СМИ, привело к почти полному незнанию большинством молодежи хода Великой Отечественной войны. И, кажется, что никогда уже не сможем мы ни понять, ни стать похожими на поколение победителей.
Но, с другой стороны, новейшая история России показывает нам примеры настоящего героизма и личной гражданской ответственности. Как только случается в нашей стране или в мире беда или катастрофа, тысячи россиян готовы откликнуться личным участием — собрать деньги, продукты, одежду и бытовую технику, сдать кровь, поучаствовать своим трудом в восстановлении разрушенного. В считанные минуты собираются на ТВ миллионы рублей для помощи больным детям. И все это несмотря на то, что уже больше 20 лет обществу внушалось, что жить нужно для себя и для блага своей семьи, что личное важнее общественного, внушалось безразличие к судьбе своей страны, которую в ее прошлом стали презрительно именовать «совком», а в настоящем столь же презрительно — «рашкой».
Но удивительно и парадоксально, что значительная часть граждан, образно говоря, попавшая из «совка» да в «рашку», все еще не растеряла человечности, готовности к взаимопомощи и даже — гордости за свою историю и свою страну. Приведем примеры из нашей практики преподавания в вузе. В горячем споре об итогах Великой Отечественной войны один студент, придерживающийся весьма либеральных взглядов, заявил, что на оккупированной Смоленщине крестьянам жилось лучше, чем в «Совдепии», и сегодня каждый (!) русский человек обязан (!) называть эту войну советско-нацистской. Другой, горячо возражавший, исчерпав скудный запас аргументов из личной семейной истории, вспылил в ответ: «Я не понимаю, как ты можешь так говорить? Ты же русский! Ты всегда (!) должен (!) быть за Россию!»
Парадоксальный процесс наметился в сознании современной молодежи, которая в большинстве своем очень мало знает о войне, но при этом считает ее наиболее интересной темой отечественной истории. Одна из студенток назвала переломным сражением Великой Отечественной «Бредскую битву». Видимо, что-то слышала о подвиге Брестской крепости или о новом одноименном кинофильме. Другая засомневалась: «Сталинград или Бородино?» Видимо, что-то слышала о фильме Ф. Бондарчука. Студент, получив задание приготовить доклад о Рокоссовском, спросил: «А кто это?» Рассказывая о советском периоде, «открывал» для себя и сокурсников, путая ударения, таких персонажей, как Саха́ров, Кага́нович и т. д. И снова парадокс: в советские времена было стыдно быть неначитанным. Сегодняшнее молодое поколение россиян не только неначитанное, но и «не наслышанное». Только вот его ли вина в этом? И каким же «героем бредских битв» становится всякий старший, бесстрашно открывающий дверь в школьный класс или в университетскую аудиторию, чтобы говорить об истории Отечества с «инопланетянами», которые, кажется, только вчера «упали с Луны»!
Пожалуй, пришло время, когда заклинание старшего поколения, «чтоб дети наши никогда не узнали войны», требует пересмотра. «Узнать войну», ее драматическую историю, становится необходимым хотя бы для того, чтобы ценить мирное голубое небо над головой, которое завещано старшими, чтобы свято относится к памяти о подвиге поколения дедов и прадедов. Не парадоксально ли, что в современных фильмах о войне молодежи больше всего запоминаются и нравятся (если применимо это слово в данном контексте) взрывы и пальба в формате 3D — так поколение, привыкшее к компьютерным играм-симуляторам, примеряет ситуацию войны на себя.
Неудивительно, что в современном общественном сознании существует устойчивый миф: войну, де, наши деды выиграли каким-то чудом. Ведь обществу второй десяток лет внушается целый комплекс мифов о войне: СССР к войне не был готов, дорогу до Берлина завалил трупами своих солдат, подвиги на фронте «стимулировались» комиссарами, заградотрядами и особистами, подвиги тыла — исключительно окриками парторгов и страхом репрессий. И ускользает от внимания совсем простой вопрос: кто бы стал сражаться за такую несправедливую систему, за такую «империю зла»? А чудо во время войны, действительно, было, только кроется оно в неимоверных усилиях на фронте и в тылу миллионов граждан, не щадящих себя. Откуда у людей силы брались на ежедневной и ежечасный подвиг — вопрос за гранью объяснимого, ответ на который можно нащупать в социокультурной сфере жизни воюющего общества.
Этот аспект повседневной жизни общества уникален и парадоксален, поскольку объединяет в себе и высокие проявления духовной культуры — искусство в широком смысле, образование, и проявления материальной культуры — здравоохранение, торговлю, службу быта. Образно говоря, социально-культурная политика, это — и высокая поэзия духа, и самая обыденная проза жизни. А война — та экстремальная ситуация, когда эти «поэзия» и «проза» жизни смыкаются, чтобы помочь простому труженику войны остаться цивилизованным человеком в нецивилизованных антигуманных условиях.
Про четыре года военной жизни страны, живущей под лозунгом «Все — для фронта, все — для победы!» написана масса книг, снято огромное количество документальных и художественных фильмов. Нам хорошо известно, что на передовой даже такие сверхчеловеческие проявления характера, как смелость, отвага, героизм становились для бойцов и командиров обыденными. Мы знаем, каких неимоверных усилий и трудового подвига стоило нашим согражданам с началом Великой Отечественной перевести на военные рельсы всю промышленность СССР. Мы знаем об огромном вкладе в Победу мастеров культуры, создавших величайшие произведения о народном подвиге в прозе, поэзии, живописи, музыке, кино.
Гораздо реже говорим мы о фактах социально-культурного строительства в годы войны: от открытия новых или реставрации прежних театров, музеев, библиотек, клубов, храмов, памятников до постройки детских садов, парикмахерских, столовых, бань, прачечных, ателье и ремонтных мастерских. До выхода в свет в военные годы книжных изданий, казалось бы, напрямую никак не связанных с повышением обороноспособности страны, но так же работающих на Великую Победу.
И в этом снова видится парадокс — в первые послевоенные десятилетия историография войны не уделяла должного внимания социально-культурным аспектам, потому что те, кто творил ее, как правило, сами были участниками и очевидцами недавних событий. И для них само собой разумеющимся, незаметным, не стоящим особого внимания фактом была работа в военных условиях всех учреждений соцкульбыта: от театров, музеев, картинных галерей до бань, прачечных, парикмахерских, починочных мастерских, магазинов и столовых.
Но сегодня, по прошествии лет, та фронтовая обыденность кажется нам просто невероятной и даже неправдоподобной. Об этом говорят и отзывы на статьи автора, размещенные на интернет-ресурсах: «Неужели все это правда? Это удивительно, если только это не пропаганда». Как же опасно общее невежество в вопросах истории войны и как глубоко вклинились в общественное сознание дестабилизирующие установки иронично-презрительного отношения к собственному прошлому!
Своеобразный парадокс времени: по прошествии лет становится очевидным: самое великое и героическое заключалось в том, что в годы войны казалось самым простым, обыденным, естественным, само собой разумеющимся, не заслуживающим внимания. Вспоминая о красноречивых объявлениях военной поры, ленинградская поэтесса Ольга Берггольц писала: «…я разглядывала высокий заводской забор: он был кое-где пробит осколками снарядов и весь сплошь покрыт плакатами, воззваниями и листовками. Мне подумалось, что, может быть, уже сейчас этот забор надо бережно, так, весь целиком, и перенести в музей, а люди будущего с благоговением будут останавливаться перед ним, как перед вечно живым куском истории» (Берггольц, 1958: 173). И так же парадоксален факт, что, находясь на волосок от смерти, люди задумывались о будущем. По свидетельству О. Берггольц, в блокаду многие ленинградцы вели дневники. Многие бережно сохраняли письма с фронта, открытки, фотоснимки, веря, что придет Победа, и каждая мелочь фронтового бытия станет неоценимым свидетельством пережитого. Поможет нам, потомкам, прикоснуться к истокам Победы, к самой Истории.
Одним из значимых философских парадоксов считается так называемый парадокс ценности, объясняемый простым примером: вода стоит гораздо дешевле алмазов, но необходима она человеку гораздо больше, чем алмазы. Без алмазов человек прожить может, без воды — нет. Подобный парадокс ценности проявился в годы войны на характерных примерах. В блокадном Ленинграде горожане меняли фамильные драгоценности на крохотный кусочек хлеба. Золото, бриллианты, антиквариат оказались обесценены. Но было в холодном городе кое-что и дороже хлеба. Человечность! Гитлер рассчитывал провести гигантский психологический эксперимент по обращению людей в зверей, отнимающих друг у друга последнее, поедающих слабых, и хоть история блокады знает случаи ужасающей жестокости, большинство ленинградцев прошли самое страшное испытание, оставшись людьми, «человеками». Потому и бесценна сегодня нам память об этих драматических днях.
Но приведем и другие примеры парадокса ценности. В августе 1944 г. секретарь Нижнетагильского городского комитета ВКП (б) Свердловской обл. Колышев написал докладную записку секретарю ЦК ВКП (б), заместителю Председателя Совнаркома СССР Г. М. Маленкову «О создании в Нижнем Тагиле картинной галереи». В документе отмечается, что галерея — «крупное культурное событие для города. При остром недостатке в помещениях, мы выбрали лучшее из них, произвели капитальный ремонт... Командированные нами в Москву товарищи смогли привезти только 23 картины... Трудно представить, что из тех сокровищ, которыми располагают музеи и картинные галереи Москвы, Ленинграда и других городов, нельзя было отобрать 400–500 нужных для Н. Тагила картин» (РГАСПИ, Ф. 17, Оп. 125, Д. 299, Л. 136).
Нижнетагильский чиновник просит обязать Всесоюзный комитет по делам искусств решить животрепещущий вопрос. В ответ руководство в лице начальника Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП (б) Г. Ф. Александрова отмечает, что, на самом деле, Управление по делам искусств выделило новой галерее 65 картин, из них 45 (23 произведения живописи и 22 графики) доставлены на Урал в июле 1944 г. 20 картин еще в нелегком пути из Ленинграда, и уже дано указание о посылке в Нижний Тагил в сентябре еще 35 произведений живописи (там же: 137).
Сам факт создания столь важного очага культуры в районном городе, работающем на оборону, сегодня потрясает воображение. Но важно отметить, что все произведения искусства нижнетагильцам передавались из ведущих музейных хранилищ страны безвозмездно.
Через два месяца после этих событий, 23 октября 1944 г. Председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР М. Б. Храпченко пишет секретарю ЦК ВКП (б) А. С. Щербакову о том, что в сентябре 1942 г. Апрелевский завод граммофонных пластинок заключил договор с машинно-прокатной базой Метростроя на аренду оборудования, которое позволило запустить завод в ход на прежнем месте: трансформатор с пусковой и защитной аппаратурой; два гидравлических насоса с моторами; центробежный насос с мотором (РГАСПИ, Ф. 17, Оп. 125, Д. 299, Л. 188). Но затем Метрострой отказал апрелевцам в аренде, и в феврале 1944 г. Наркомат минометного вооружения, в ведении которого находился в тот момент завод грампластинок, обратился в СНК СССР с ходатайством об оставлении оборудования за Апрелевским заводом, поскольку Наркомат путей сообщения, в ведении которого находился Метрострой, отказался оставить оборудование. В документе по этому поводу говорится: «Наркомат минометного вооружения, передавая Апрелевский завод в мае 1944 г. Комитету по делам Искусств при СНК СССР, согласно постановлению СНК СССР от 30-го апреля с. г. за № 494, не оговорил ни в акте передачи завода, ни особым документом наличия на Апрелевском заводе основного оборудования, принадлежащего не заводу, а арендованного у Метростроя. Возвращение Метрострою взятого в аренду оборудования равносильно остановке завода. Исходя из этого, Комитет по делам искусств при СНК СССР просит дать указание о передаче взятого в аренду у Метростроя оборудования в распоряжение Апрелевского завода безвозмездно, поскольку произведенные за аренду оборудования выплаты денег превышают стоимость самого оборудования» (там же: 189).
Тем не менее, секретарь МК ВКП (б) по кадрам Исаченко и зав. отделом машиностроения МК ВКП (б) Игошин в справке, подготовленной для А. С. Щербакова, отмечали: «Комитет по делам искусств обратился в СНК СССР с просьбой о выделении Апрелевскому заводу трансформатора и насосов, с получением которых арендуемое у Метростроя оборудование может быть возвращено последнему. До получения нового оборудования Апрелевском заводом и прокатной базой Метростроя договор на эксплуатацию трансформатора и насосов будет продлен» (там же: 190).
Парадокс ценности в двух этих сюжетах выражен необычайно ярко — произведения искусства, ценность которых порой сложно определить даже специалистам-экспертам, передаются из центральных музеев страны в провинциальный Нижний Тагил бесплатно, и это никого не удивляет. А порядком изношенное оборудование, стоимость которого уже окупилась годами аренды, требуется вернуть законному владельцу.
Несколько важных для понимания военной повседневности парадоксов можно заметить в системе обеспечения Красной Армии всем необходимым. 2 сентябрем 1941 г. датирован проект Постановления ЦК ВКП (б) «О сборе среди населения теплых вещей и белья для Красной Армии». В первоначальной редакции предлагалось: «Идя навстречу многочисленным предложениям трудящихся, разрешить провести с 1 сентября 1941 года месячник сбора среди населения теплых вещей и белья для Красной Армии. Установить, что теплые вещи /полушубки, овчины, шерсть, фуфайки, валенки, теплое белье, рукавицы, шапки-ушанки, ватные брюки, куртки и т. п./ сдаются гражданами для Красной Армии бесплатно и исключительно в добровольном порядке» (РГАСПИ, Ф. 17. Оп. 129. Д. 17. Л. 7–8). Но в Постановлении, вышедшем 5 сентября, речь идет уже о сборе постоянном и плановом, подчас даже платном, с организацией на местах обработки овчин и пошивки из них полушубков, переработки шерсти на валенки, варежки, носки и др. на государственных и кооперативных предприятиях. Координировать сбор должны были комиссии, созданные на местах. Центральная комиссия, спускающая на места план, требовавшая отчета каждую пятидневку, а позже — раз в неделю, раз в две недели, организовывалась в столице (там же: 9–13).
Уроки финской кампании, в которой потери Красной Армии от обморожения превысили боевые, заставили СССР умножить производство зимнего обмундирования перед самой войной. Этим активно занималось Управление тыла РККА, которым с 1940 г. руководил генерал-лейтенант А. В. Хрулев. Но массированное наступление германской армии летом 1941 г. привело к тому, что значительная часть интендантских складов осталась на оккупированной врагом территории (Карпов, 2004).
Немецкие генералы оправдывали свой стратегический и тактический провал под Москвой действиями «генерала Мороза», не только ослабившими войска, но и коварно приводившими в негодность боевую технику, замораживая эрзац-топливо. Гитлеровцы так твердо уверовали в исключительно зимние победы русских, что искренне недоумевали, когда стали терпеть поражение от Красной Армии не только в стужу, но и в зной. Пленный немецкий фельдфебель Гюпсо рассказывал: «Мы толковали с фельдфебелем Гофманом о том, будет или не будет под Орлом второй Сталинград. С одной стороны, нам казалось угрожающим, что вот уже прошла половина лета, а мы не наступаем. Значит, мы ослабли. С другой стороны, нам казалось невероятным, что русские могут наступать летом. Все это нас задевало лично…» (Шемякин, 1944: 226).
Для нас русская зима и русская земля, возможно, и вправду становятся верными соратниками в годину испытаний. Но разве щадил наших бойцов пронизывающий свирепый ветер? И все же в успехе контрнаступления Красной Армии под Москвой, в условиях холодов и глубокого снега до полуметра и метра, собранная населением теплая одежда и лыжи сыграли огромную роль. Генерал Л. М. Сандалов, начальник штаба 20-й армии, отбросившей врага от Красной поляны до Волоколамска, вспоминал, что армия получила значительное число лыж, и лыжные отряды, одетые в полушубки, вносили панику в тылы врага (Сандалов, 2006).
Совинформбюро в сообщении 3 октября 1941 г. цитировало приказ по 126-й немецкой дивизии: «Первая заповедь каждой воинской части — жить за счет занятой страны» (Сообщения … , 1944, т. I: 281). И второй приказ, по 16-й немецкой армии: «Любыми средствами должна быть захвачена меховая и теплая одежда всех видов» (там же). 7 января 1942 г. Совинформбюро констатирует: «Объявленный в Германии к концу декабря сбор теплых вещей провалился. Сроки продлены еще на две недели. Штурмовые отряды производят повальные обыски и насильно забирают у населения все теплые вещи» (Сообщения … , 1944, т. II: 17). И снова парадокс: советский тыл слал на фронт промтоварные и продуктовые посылки с первых же дней нашествия — по зову сердца. Жены гитлеровских вояк просили в письмах слать им посылки из России.
Каждым решением, постановлением, телеграммой власть вынуждена была растолковывать своим представителям на местах их задачи. Телеграмма июля 1943 г., разъясняла: «Для ускорения раздачи шерсти населению для вязки носков, варежек рекомендуется договориться с органами Наркомзага по заимствовании шерсти обязательным возвратом ее за счет шерсти, поступающей от населения» (РГАСПИ, Ф. 17, Оп. 129, Д. 38, Л. 11). Но комсомолки депо Магдагачи Читинской области не ждали указаний сверху — собрали 100 кг лесных ягод, сдали их в ОРС (отдел рабочего снабжения), получили взамен шерсть. Сами спряли пряжу, связали по 25 пар варежек и носков (там же: 129). Из такой инициативной молодежи вырастала новая трудовая советская элита.
Трудно дать оценку этому парадоксу — почему, подчас, руководители среднего звена оказывались не готовы к вызовам военного времени, а рядовые граждане своей инициативой и гражданской ответственностью находили выходы из, казалось бы, катастрофических положений?
Ярким сюжетом того, как героически справлялись лучшие предприятия легкой промышленности с задачей одеть и обуть армию, стала история Дедовской ткацкой фабрики, описанная военкором Е. З. Воробьевым. Во время битвы за Москву фабрику готовили к взрыву, но комдив Белобородов поклялся, что не сдаст г. Дедовск. В декабре 1941 г., когда дивизия ушла далеко на запад, ткачихи приехали на фронт с подарками — телогрейками, ватными брюками, одеялами, спальными мешками (Воробьев, 1989).
Архивные документы лета 1942 г. приводят примеры вопиющего отношения к работе некоторых директоров текстильных предприятий Барышского района Куйбышевской области. Так, на суконной фабрике им. Гладышева Наркомтекстильпрома РСФСР план был сорван, хотя «для обеспечения подвоза топлива фабрике было передано 140 лошадей гужевого батальона… 11 из них попали под поезд и погибли,… 85 лошадей директор передал колхозам и швейной фабрике, не обеспечив этим их использование по прямому назначению» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 129. Д. 28. Л. 13). То же самое — на суконной фабрике им. Свердлова Наркомтекстильпрома РСФСР, где для подвоза топлива имелся трактор, но никто не позаботился о его ремонте, а для лошадей не заготовили сбрую, «несмотря на наличие на фабрике 4-х шорников» (там же). Суконная фабрика им. Ленина Наркомтекстильпрома РСФСР не обеспечила себя топливом, имея 449 лошадей и 5 автомашин (там же). На суконной фабрике им. 3-го Интернационала Наркомтекстильпрома РСФСР «простой автомашин объясняли недостатком бензина, между тем на фабрике имел место случай, когда 7 тонн этого дефицитного горючего было выпущено из бака на землю, причем за это никто не был привлечен к ответственности» (там же).
О фактах бесхозяйственности стало известно и в Ивановской области: «При необеспеченности швейных фабрик тканями, Ивановская Выходная база по распоряжению Главтекстильсбыта Наркомтекстильпрома СССР в 1-ом полугодии 1942 г. передала торгующим организациям и другим потребителям 167,2 тыс. метро*в меланжевых тканей и мерного лоскута, которые с успехом можно было бы использовать на обмундирование Красной Армии. Аналогичное распоряжение во 2-м квартале с. г. было отдано Барнаульскому меланжевому комбинату. При этом необходимо подчеркнуть, что во всех таких случаях расходовались ткани цвета хаки, тогда как одновременно Наркомтекстильпром СССР, ссылаясь на острый дефицит этого красителя, обращался с ходатайствами о допусках тканей других цветов, хорошо зная, что это снижает тактические свойства обмундирования» (там же).
Современный россиянин, воспитанный на множестве рассказов о суровости законов военного времени и массовости репрессий, не может не заметить, что большинство проступков руководителей среднего звена вовсе не наказывались многолетними тюремными заключениями и расстрелами, как это ни парадоксально. Например, в одной из телеграмм, разосланной секретарям обкомов областей, где стирка и ремонт теплого обмундирования, вывезенного с фронтов, оказались налажены хуже всего, ЦК ВКП (б) предлагал: «Потребовать объяснений от местных представителей интендантства, а также от других организаций, не выполняющих установленных заданий, а виновных привлечь к строгой партийной ответственности» (там же: 5). Думается, объяснение лояльности к нерадивым руководителям можно найти только одно: в стране, где лишь в предвоенные годы была ликвидирована неграмотность большинства населения, было слишком трудно в военных условиях найти грамотные кадры, приходилось призывать к порядку и дисциплине те, что имелись в наличии, строгими выговорами по партийной линии. И, пожалуй, именно поэтому стала столь важна поголовная партийность людей, занимающих ответственные посты.
В циничной формулировке «война все спишет» многие находили в ту пору оправдание своим проступкам: мелкому воровству, мародерству, душевной черствости, моральной распущенности, двурушничеству, взяточничеству, припискам и т. д., считая, что в условиях кромешного ада войны, главное — выжить любой ценой. И вызывает удивление парадоксальный факт: в то время когда на фронтах и на оккупированных территориях гибли десятки тысяч людей, достойно похоронить которых далеко не всегда представлялось возможным, Московский областной коммунальный отдел занимался налаживанием похоронного дела в небольших городках Подмосковья. В протоколах по рассмотрению профинпланов коммунальных предприятий на 1943 г. о работе похоронных бюро говорится наряду с организацией бань, прачечных, столовых, служб ремонта, озеленения, водопровода, канализации, транспорта.
Важность этого решения очевидна, несмотря на казусы канцелярского стиля, неизбежные при обращении к столь деликатной теме. В Ногинске «в целях лучшего обслуживания населения решено организовать через похоронное бюро выкопку могил по твердым расценкам, оправку и оформление могил цветами и другими растениями» (ЦГАМО, Ф. 7800. Оп. 1. Д. 9. Л. 6). В Егорьевске постановили «принять основные показатели на 1943 г. по похоронному бюро в следующих цифрах: валовой доход в сумме — 93, 35 т. р. Валовой расход — 88,80 т. р. Накопление — 4, 55 т. р.» (там же: 14). В Перово «объем услуг предусматривается в количестве 720 гробов и венков до 70 штук» (там же: 20). В Зарайске оговаривается и цена: «объем услуг по похоронному бюро намечен в 750 гробов с средней отпускной ценой 100 р. гроб и 70 р. копка могилы (там же: 22). В Боровске «ввиду малых ассигнований по бюджету на содержание кладбища, в смету расходов по похоронному бюро включены расходы по оплате сторожей кладбищ с отнесением этой суммы расхода за счет бюджета, а полученную экономию (2 чел.) считать накоплением» (там же: 39). В Пушкино «работу катафалка, обслуживающего население, необходимо отражать не по транспорту, где числится катафалк, а по похоронному бюро (лошадь и возницу оставить в транспорте…)» (там же: 94). В Подольске: «Ввиду того, что в городе большое благоустроенное кладбище, нужно построить морг при кладбище и огородить его посадкой живой колючей изгороди из акации с боярышником» (там же: 95). В Люберцах «организовать более полное обеспечение населения в части оформления украшения и охраны могил» (там же: 82). А в Раменском было установлено «организовать выкопку могил по твердым ценам. Желательно увеличение выпуска металлических венков, имеющих большой спрос» (там же: 104). Открыть похоронные бюро с мастерскими: гробовыми, цветочными и похоронных принадлежностей решено также в Загорске и Коломне.
Человек войны, видящий смерть и слышащий сообщения о ней почти ежедневно, привыкает к утратам, как к неизбежности, они становятся событием обыденным. Очень показательны в этом смысле письма военных лет. Как правило, о смерти близких в них сообщается скупой, почти лишенной эмоций, строкой. О своих делах — тоже без излишней эмоциональной окраски, боясь расстроить родных и близких. Парадокс контроля: нельзя быть свободным от контроля, потому что быть свободным от контроля, значит — контролировать себя.
Приведем фрагменты из писем этого времени, хранящихся в нашем личном архиве. В московскую Марьину Рощу семейству Журавлевых пишет сын Коля 21 сентября 1943 г.: «Дорогие мои, пишу вам письмо в г. Пензе, я еду на (вымарано военной цензурой. — О. Ж.) фронт. Через Москву не еду. ...У меня нет бумаги, осталось два листа, писать придется реже, вы не беспокойтесь, я вас предупреждаю. Еду на хороший участок фронта... Надейтесь на бога, бог даст, увидимся с вами снова...»
Как показательно, что строгую военную цензуру страны, официально объявившей о своем государственном атеизме, совсем не волнует обращение молодого бойца к Богу, но вымарывает она, по понятным причинам, место будущей дислокации призывника — «хороший участок фронта».
Никто и не заставляет Елену Калмыкову, недавнюю москвичку, живущую в знаменитом и элитном, как теперь принято говорить, «доме на набережной», по ул. Серафимовича, д. 2, писать в Свердловск подружке Гале Рудзянской 29 декабря 1942 г. столь патриотично: «Галочка! Мы с Наташей ведем большую переписку с фронтовиками. И вот сегодня я получила письмо от одного лейтенанта... Какие чудесные письма пишет он под грохот разрывающихся снарядов и под пулеметную стрельбу… Какая замечательная молодежь воюет у нас на фронте, защищая нашу свободу. Его адрес мы узнали из «Вечерней Москвы», куда поместили их письмо с просьбой написать им кого-нибудь. Но он не единственный, кому я пишу, я переписываюсь с пятью фронтовиками и получаю в этом большое удовлетворение. Если бы ты знала, как приятно бывает читать, что твои письма согревают их там, помогают бороться еще настойчивее и упорнее». Не удивительно, что после переписки с фронтовиками Елене кажется, что в институте «не мальчики, а “erzaz” мальчики... недавно узнала досадную весть, что Саша (помнишь, я тебе о нем говорила, что он получил два ордена) погиб».
В нашем личном архиве немало писем военных лет. Когда читаешь строки, написанные молодыми, 18–25-летними парнями и девушками своим родным и близким, не покидает ощущение, что написаны они одним человеком — необычайно цельным, решительным, уверенным в себе и, что особенно важно, в своей стране. Но при этом — не лишенным остроумия, начитанным или стремящимся «начитаться», верящим в любовь, в свое предназначение, к старшим относящимся с одновременным почтением и некоторой покровительственной снисходительностью; любящим поучать младших и стремящимся быть для них примером, готовым вдохнуть жизнь полной грудью, но и расстаться с ней во имя счастья своей страны. И немного наивным, слишком правильным, — с позиций нашего циничного времени. Именно таким явственно вырисовывается коллективный портрет всего молодого фронтового поколения, с совпадающими, близкими мыслями, интересами, мировосприятием. И приходит осознание, что именно это поколение могло бы построить если не тот утопический коммунизм, о котором все мечтали, много говорили, но плохо его себе представляли, то, по крайней мере, общество честное, справедливое, духовное. И не суждено было этому случиться, потому что лучшие из лучших поколения победителей остались на полях сражений — пулям не кланялись, себя не берегли…
И снова парадокс нашего сегодняшнего восприятия войны: герои приняли смерть, подчас мученическую, за Родину, за свой народ, «за други своя», а, значит, по православным канонам, могут считаться святыми. Но найдется ли в сонме святых страстотерпцев место тысячам атеистов — коммунистам и комсомольцам Великой Отечественной? В современном Израиле нашли способ отметить роль людей разных национальностей, спасавших евреев в годы войны, присвоением звания «праведники народов мира». Пожалуй, пора и российскому обществу всенародно обсудить серьезные и неформальные меры по увековечиванию памяти наших защитников.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Берггольц, О. Ф. (1958) Собр. соч. : в 2-х т. М. : Гослитиздат. Т. 2. Верность : трагедия; Проза [из книги «Говорит Ленинград»]. 259 с.
Воробьев, Е. З. (1989) Москва: Близко к сердцу. Страницы героической защиты города, 1941–1942. М. : Политиздат. 336 с.
Главный противник. Документы американской внешней политики и стратегии 1945–1950 гг. (2006) / сост. и авт. вступ. ст. И. М. Ильинский. М. : Изд-во Моск. гуманит. ун-та. 504 с.
Карпов, В. В. (2004) Генерал армии Хрулев. Всё для Победы. Великий интендант. М. : Вече. 384 с.
Сандалов, Л. М. (2006) 1941. На московском направлении. М. : Вече. 569 с.
Сообщения Советского информбюро (1944) : в 6 т. М. : Совинформбюро. Т. 1. 456 с.
Сообщения Советского информбюро (1944) : в 6 т. М. : Совинформбюро. Т. 2. 388 с.
Шемякин, Ф. (1944) Немцы, которые были в Орле // В боях за Орел : [сборник] / под общ. ред. ген.-майора Н. А. Таленского. [М.] : Госполитиздат : ОГИЗ. 296, [2] с. С. 222–232.
REFERENCE
Bergholz, O. F. (1958) Sobranie sochinenii [Collected Works] : in 2 vols. Moscow, Goslitizdat Publ. Vol. 2. Vernost' : tragediia ; Proza (iz knigi «Govorit Leningrad») [Faithfulness : A Tragedy ; Prose (From the Book “Leningrad Is Speaking”]. 259 p. (In Russ.).
Vorobiev, E. Z. (1989) Moskva: Blizko k serdtsu. Stranitsy geroicheskoi zashchity goroda, 1941–1942 [Moscow: Close to the Heart. Pages of the Heroic Defense of the City, 1941–1942]. Moscow, Politizdat Publ. 336 p. (In Russ.).
Glavnyi protivnik. Dokumenty amerikanskoi vneshnei politiki i strategii 1945–1950 gg. [The Main Rival. Documents of American Foreign Policy and Strategies 1945–1950] (2006) / coll. and the opening chapter by I. M. Ilinskiy. Moscow, Moscow University for the Humanities Press. 504 p. (In Russ.).
Ilinskiy, I. M. (2014) Zhivu i pomniu : dokument. povest' [I Live and Remember: A Documentary Novel]. Moscow, Moscow University for the Humanities Press. 232 p. (In Russ.).
Karpov, V. V. (2004) General armii Khrulev. Vse dlia Pobedy. Velikii intendant [General of the Army Khrulev. Everything for the Victory. A Great Intendant]. Moscow, Veche Publ. 384 p. (In Russ.).
Sandalov, L. M. (2006) 1941. Na moskovskom napravlenii [1941. On the Moscow Axis]. Moscow, Veche Publ. 569 p. (In Russ.).
Soobshcheniia Sovetskogo informbiuro [The Reports of the Soviet Information Bureau] (1944) : in 6 vols. Moscow, Sovinformbiuro. Vol. 1. 456 p. (In Russ.).
Soobshcheniia Sovetskogo informbiuro [The Reports of the Soviet Information Bureau] (1944) : in 6 vols. Moscow, Sovinformbiuro. Vol. 2. 388 p. (In Russ.).
Shemiakin, F. (1944) Nemtsy, kotorye byli v Orle [The Germans who Were in Oryol]. In: V boiakh za Orel [In Battles for Oryol] : [collection] / ed. by major general N. A. Talenskiy. [Moscow], Gospolitizdat : OGIZ Publ. 296, [2] s. Pp. 222–232. (In Russ.).
Жукова Ольга Германовна — кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры истории МосГУ, член Союза писателей России и Союза журналистов Москвы. Адрес: 111395, Москва, ул. Юности, д. 5. Тел.: +7 (499) 374-55-81.
Zhukova Olga Germanovna, Candidate of History, Senior Lecturer, Department of History, Moscow University for the Humanities, member of the Writers’ Union of Russia and the Journalists’ Union of Moscow. Postal address: B. 6, 5 Yunosti St., Moscow, Russian Federation, 111395. Tel.: +7 (499) 374-55-81.
