Власов Д. В. Логические и философские подходы к построению теоретической модели образования понятия

УДК 161.1

Vlasov D. V. The Logical and Philosophical Approaches to the Construction of Theoretical Model of Concept Formation

Аннотация: В статье рассматриваются традиционные логические и философские подходы к образованию понятий, в результате чего выявляется ряд трудностей, разрешение которых может быть разрешено путем обращения к психологической науке.

Ключевые слова: понятие, рациональное, мышление, познание, признаки, представления.

Abstract: The traditional logical and philosophical approaches to the concept formation are considered in this article. Whereby there are some problems that can be solved by means of psychological science.

Keywords: concept, rational, thinking, epistemology, features, ideas.

Согласно позиции классического рационализма исходной единицей, «кирпичиком» рационального познания является понятие. Понятие является одной из универсальных, узловых категорий, связывающих воедино такие разнородные сферы научного дискурса, как философия и методология научного познания, исследования человеческого мышления, исследования языка, исследования коммуникации. По сути, мышление в понятиях отождествляется с рациональным мышлением.

Относительно процедуры образования понятия в логической науке не наблюдается серьезных разногласий. Рассматривая понятие как абстрактную информационную структуру, логика и процесс образования понятий моделируются в высшей степени абстрактно. Согласно логической теории образования понятия для того, чтобы выделить класс предметов по какой-то совокупности признаков, необходимо обобщить данные предметы по этим признакам. Обобщение состоит в том, что мы отвлекаемся от всех индивидуальных и иных различий внутри класса, пренебрегаем этими различиями, не принимаем их в расчет. В результате такой процедуры предметы мыслятся абстрактно, то есть как обладающие лишь указанной отличительной совокупностью признаков.

Схематизируя процесс образования понятий, отвлекаясь от тех реальных исторических процессов, которые протекают в естественном языке, логика разделяет этот процесс на четыре основные фазы: анализ, синтез, сравнение и обобщение.

Анализ предметов, данных в представлении, — это разложение их на отдельные признаки, посредством выявления их связей и отношений с другими предметами. Синтез — это воспроизведение предмета, расчлененного в процессе анализа на отдельные признаки, в результате которого предмет предстает в виде системы выделенных свойств и отношений. Сравнение — это выявление сходств и различий между предметами. Обобщение — это объединение под одной знаковой формой множества предметов, обладающих общими признаками. Обобщение связано, как уже отмечалось, с процессом абстрагирования. При этом в логике выделяют три вида абстрагирования. Первый из них состоит в том, что в предмете выделяются какие-то определенные признаки, а все остальные признаки при этом остаются за пределами внимания. Результат применения такого приема есть абстрактно мыслимый предмет, характеризуемый лишь некоторой ограниченной совокупностью выделенных признаков, общих для некоторого класса. Этот прием может быть назван «обобщающее-различающим абстрагированием»[1].

Второй вид — отождествляющее абстрагирование. Он состоит в том, что, выделяя некоторые признаки предмета, мы игнорируем все остальные не как несущественные, а как просто несуществующие. Это ведет к отождествлению всех предметов, обладающих выделенными признаками. Например, элементами понятия «федеральный закон», являются не различные экземпляры федеральных законов, а сами федеральные законы. Тот факт, что каждый федеральный закон публикуется, а, значит, существует во многих экземплярах, попросту игнорируется.

Третий вид абстрагирования — это так называемое изолирующее абстрагирование, состоящее в том, что отдельные признаки предметов или отношения между предметами мысленно отделяются от самих предметов и становятся самостоятельными предметами мысли. Результатом таких процессов являются так называемые абстрактные объекты и понятия: «невесомость», «высота», «безработица» и др.

Обобщающее абстрагирование имеет много общего с таким выделяемым в логике приемом познания как идеализация, который состоит в том, что, имея в виду некоторые предельные случаи проявления того или иного качества, мы либо мысленно наделяем предметы какими-то свойствами, которых они в действительности не имеют, либо лишаем их каких-то свойств, которыми они в действительности обладают. Обычно в качестве примеров результата идеализации приводят математические объекты. Можно в качестве примеров идеализации привести и такие понятия, как, например, «потребительская корзина», «прожиточный минимум» и т. п.

Логическая модель образования понятия, отличаясь высокой степенью абстрактности, не отражает в полной мере реальный процесс образования понятия, происходящий в человеческом сознании, как появление и результат определенной познавательной деятельности. Попытки воссоздать этот процесс, выделить его основные алгоритмы предпринимались в отечественной философии. Так, в рамках марксистско-ленинской теории познания достаточно распространен был подход, в рамках которого эта проблема решалась в контексте проблемы восхождения в процессе познания от абстрактного к конкретному, в связи с проблемой конкретности истины. Характерным примером данного подхода является концепция А. П. Шептулина, который, рассматривая проблему единичных понятий в своем труде, посвященном диалектике единичного, особенного и общего, отмечает, что в ходе практической деятельности человек сталкивается прежде всего с единичными предметами: «В процессе производства человек имеет дело с отдельными, неповторимыми во всех своих подробностях предметами. Таким является и орудие, используемое им в процессе труда, и предмет, на который направлено воздействие орудия, и продукт, получающийся в результате труда. Иначе и не может быть, ибо в объективной действительности <…> самостоятельно, качественно, обособленно существуют лишь отдельные предметы»[2].

Вместе с этим постоянно совершается и обратный переход от общего к единичному. Так, человек, имея знание о том, что палка может заполнить пространство, отделяющее его руку от плода, находящегося высоко на дереве, может использовать это знание и отыскивать необходимой длины палку. Тем самым он, «приспосабливаясь к специфическим условиям, совершает переход от общего к единичному, ибо имеющееся у него общее представление о ноже он преломляет через специфику данного камня, дает ему вещественную оболочку и тем самым превращает его в конкретный предмет (реализует его в отдельном предмете)»[3].

При этом, как считает А. П. Шептулин, на ранних этапах своего развития человек не отделяет общее от единичного, не обладает способностью к абстрагированию: «Движение как от единичного к общему, так и от общего к единичному <…> еще не представляет собой движение абстракций, отвлеченных от предметов и мыслимых как таковых: это движение есть прежде всего движение самих предметов в практической деятельности и сопровождающее их движение чувственных данных, представлений. Здесь общее хотя и улавливается в отдельном, но не освобождается, не отделяется от единичного. Оно (общее) хотя и мыслится самостоятельно, но лишь на фоне отдельного, лишь в том виде, в каком оно существует в действительности, т. е. как сторона отдельного. Примитивный ум хотя и отодвигает единичное на второй план, выделяя в предметах или явлениях ту или иную, имеющую значение для жизни человека, общую сторону, но еще не может оторваться от него. Оно (единичное) должно присутствовать при всех его мыслительных операциях, должно сопровождать их, так же как оно присутствует при всех практических операциях и сопровождает их»[4].

Этой неразделенностью общего и единичного, несформированностью абстрактного мышления А. П. Шептулин объясняет тот факт, что в языках примитивных народов «отсутствуют общие отвлеченные понятия, хотя и имеется масса общих представлений, отражающих и фиксирующих те или иные предметы в том или ином их специфическом виде или в той или иной конкретной обстановке». Такие понятия, в частности, встречаются у туземцев островов Товарищества, которые «употребляют особые слова для обозначения собачьего хвоста, птичьего хвоста и т. п., названия же хвоста вообще у них нет. У могикан есть слова, означающие разные способы резания, но нет глагола «резать», и есть готовые формы для выражения «я люблю его», «я люблю тебя», но нет глагола «любить». У эскимосов есть глаголы, означающие ловить кита, ловить тюленя и т. п., но нет, однако, слова для выражения ловить рыбу. Далее, у них нет даже глаголов «я хочу» или «я желаю», но есть особые глагольные формы для выражения «я хочу есть мясо», «я хочу есть похлебку»; нет у них также общего существительного для понятия «удар», но есть слова для обозначения ударов различными орудиями. На языке cheroki можно насчитать тридцать слов для обозначения различных видов мытья, но нет слова просто «мыть». У туземцев Тасмании для каждой разновидности каучукового дерева имелось особое название, но слова «дерево» у них не было. Индейцы-кламаты не имеют родового термина для понятия лисицы, белки, бабочки и т. д., но каждая порода лисиц, белок и т. д. имеет у них свое особое имя»[5].

В контексте проблемы выявления реальных алгоритмов образования понятия представляет интерес и работа А. А. Ветрова, автор которой поставил цель «выяснить отношение, существующее между представлением и понятием и оценить (исключительно с точки зрения этого отношения), насколько полно бытующее в нашей литературе определение понятия как отражения существенных признаков предмета»[6]. Как показывает в данной работе А. А. Ветров, специфика понятия как формы познания определяется не тем, что оно выражает общий признак, поскольку общее может выражаться не только в понятии, но и в представлении. Общее представление возникает в нашем воображении при упоминании класса предметов, имеющих определенные наглядно представимые признаки. «Так, например, услышав слово “овчарка”, мы воспринимаем образ овчарки. Конечно, может случиться, что в сознании появится образ какой-то определенной овчарки. Это будет единичное представление. Но чаще всего возникает такой образ, относительно которого мы не скажем, что это образ овчарки, которую мы раньше видели. В этом образе на первом плане признаки, общие ряду овчарок; признаки же, свойственные отдельным экземплярам, или совсем отсутствуют (например, белое пятно на черной шерсти), или отступают на задний план и не являются предметом нашего внимания (например, та или иная их величина и т. п.). Это и есть общее представление»[7].

С другой стороны, далеко не всякому понятию соответствует какое-то представление. Так, вряд ли можно составить представление о собаке вообще, человеке вообще. Особенно это справедливо в тех случаях, когда вещь не доступна чувственному восприятию. Иными словами «общность представлений» имеет определенные границы, и когда этих границ оказывается недостаточно, человек переходит от наглядных форм познания к абстрактным.

Каковы же отличительные черты понятия как формы познания? Как считает А. А. Ветров, такой чертой понятия является его «расчленяющий» характер. Если в представлении нам дан целостный образ какого-то предмета или класса предметов, то в понятии происходит аналитическое выделение ряда признаков, характеризующих этот предмет или класс. Именно благодаря аналитической, расчленяющей функции понятие выводит нас за пределы представлений и становится мощным орудием познания. «Расчленяя предмет на признаки, выделяя их каждый в отдельности и познавая предмет через расчлененные признаки, мы получаем понятие, лишенное элемента чувственности. А последнее, в свою очередь, составляет основу для раскрытия нечувственных связей и отношений»[8].

В то же время, как считает А. В. Ветров, в основе всякого понятия лежат элементарные представления: «Если за словом, обладающим определенным значением, стоит неразложимое на признаки образование, то очевидно, что последнее является не чем иным, как представлением, — точнее, общим представлением, поскольку речь идет о раскрытии содержания общих понятий. Ведь никакая другая форма знания о предмете, кроме чувственного, не расчлененного на признаки образа и нечувственного понятия, предполагающего расчленение признаков, неизвестна. Значение слова может раскрыться или через понятие, или через представление <…>. Если поэтому слово обладает значением, а последнее не может быть разложено на отдельные элементы, признаки, то есть не может быть понятием, то остается одна-единственная возможность — это значение воплощается в представлении»[9].

На наш взгляд, данный подход смешивает два вопроса: вопрос о природе понятия как формы мысли и вопрос о реализации понятий в реальных эмпирических процессах мышления, речи, познания, коммуникации. Понятие как форма мысли представляет собой выраженную в языке интеллектуальную модель определенного предмета (физической, социальной, идеальной природы), построенную рационально мыслящим субъектом в процессе познания путем выявлении существенных признаков этого предмета. Отличительными признаками этой модели являются ее идеальная природа и языковая форма выражения.

Однако в реальных психических процессах данные процедуры могут быть заменены другими процедурами, в которых, наряду с рациональным мышлением, участвуют воображение, эмоции, ощущения, представления. Между тем результаты этих процедур могут использоваться в роли понятия и выполнять функции понятия в мышлении, познании, коммуникации. Данные образования правильнее назвать квазипонятиями. Природа квазипонятий — психическая, но не идеальная. И, несмотря на то, что они, как правило, всегда бывают представлены в виде тех или иных выражений языка, нельзя сказать, что языковая форма полностью воплощает все их содержание.

На наш взгляд, А. А. Ветров в своем подходе абсолютизирует роль психических функций, подменяющих рациональное мышление в процессе образования понятий, и неправомерно игнорирует различия между понятиями в строгом смысле и квазипонятиями. Такой вывод вытекает из анализа его утверждений о том, что, какую бы область знания мы ни взяли, мы всегда обнаружим те последние элементы (общие представления), на которых все держится и к которым сводятся все более поздние мысленные образования. В обыденной жизни, например, мы не раскрываем посредством перечисления признаков содержания тех мысленных образований, в которых отражаются простые свойства вещей (белизна, твердость, сладость и т. п.). Знание о них имеет поэтому форму общего представления, а не понятия.

А. А. Ветров считает, что без опоры на общие представления люди не смогли бы уловить смысла используемых понятий, аргументируя это тем, что обыденный язык (а зачастую и язык науки) предполагает связь с определенными представлениями. При этом А. А. Ветров признает, что понятие о предмете А не является непосредственнообщим представлением, ибо понятие имеет своей необходимой предпосылкой мысленное расчленение предмета на признаки Б, В, Г и т. д., а общее представление (если только оно вообще возможно) такого мысленного расчленения не содержит, оно заключает в себе признаки Б, В и Г в форме слитного чувственного образа[10]. Однако из этого верного положения делается неправомерный, на наш взгляд, вывод о том, что понятие, в конечном счете, все же сводится при логическом анализе к общим представлениям, которые выступают в качестве последних элементов.

Причиной внутренней противоречивости данной концепции представляется недооценка различий между чувственным и рациональным уровнями познания, фактическое смешение этих двух уровней. По мнению В. М. Богуславского, оппонента А. А. Ветрова в дискуссии о природе понятия, которая развернулась в советской философии в 1960–1980-х гг., естественным следствием концепции А. А. Ветрова становится вывод о том, что «в отличие от представления, образующегося путем простого воспроизведения восприятия, понятие образуется путем сравнения различных представлений и восприятий путем их анализа и синтеза, путем отвлечения и обобщения»[11].

Процесс образования понятий предстает как последовательный переход от индивида к виду и от вида к роду путем сравнения и выделения общего. Однако, как считает В. М. Богуславский, при этом теряется различие между переходом от представлений к понятию, с одной стороны, и от одних понятий к другим — с другой. По мнению Богуславского, между понятием и представлением существует не количественное, а качественное различие. «Отрицание этой качественной разницы — результат попытки объяснить образование понятия, ограничившись сопоставлением готового понятия и готового представления»[12].

В. М. Богуславский, подходя к проблеме образования понятия, считает, что важно исследовать само «движение, результатом которого является понятие»[13], обратиться к самим процессамобразования понятий и представлений, для чего исследовать связи между понятиями и их отличие от связей между представлениями.

Однако главным принципом связи между представлениями В. М. Богуславский, вслед за Аристотелем и Локком, считает ассоциацию по смежности, подчеркивая спонтанный характер ассоциативных связей между восприятиями и, следовательно, случайный, неуправляемый характер их появления в нашем сознании: «Связь представлений возникает лишь благодаря известному содержанию и известной последовательности восприятий, но ни содержание, ни последовательность восприятий от воли воспринимающего не зависят»[14]. Такая работа сознания, по сути, не отличается от представлений животного, который также «содержат определенные знания о действительности, помогают животному ориентироваться в окружающей его среде»[15].

Рассматривая процесс образования связей между понятиями В. М. Богуславский останавливается на понятиях «движение» и «теплота» и отмечает, что связь между ними на протяжении тысячелетий не осознавалась. Это осознание стало результатом меняющейся практики и сопутствующего ей развития научных знаний, в результате чего происходит такое изменение содержания понятий о теплоте и движении, что между этими понятиями усматривается существенная связь, и, поскольку эти изменения носят существенный, качественный характер, возникают новые понятия движении и теплоты, обозначаемые теми же терминами, что и старые понятия. По мнению М. В. Богуславского, принципиальным моментом понятийного постижения реальности является его активный характер, который проявляется в том, что понятия способны, с одной стороны, аккумулировать практический опыт, с другой стороны, выступают в роли некоего предзнания, направляющего новый опыт.

Признавая активный характер рационального (понятийного) познания, все-таки трудно согласиться с тем, что в этом заключается специфическое отличие понятийного познания от, скажем, художественного познания действительности или опытного познания. На наш взгляд, специфика понятия как инструмента познания состоит в его способности структурировать реальность в соответствии с системой категориальных векторов, отражающей структуру жизненного мира субъекта. В отличие от восприятия животного, человеческое восприятие является социально опосредованным. Очевидно, что необходим ряд новых исследований, направленных на изучение характера, особенностей и природу этой опосредованности.

В целом надо отметить, что большинство отечественных философов связывают генезис понятия с человеческой деятельностью. При этом, однако, конкретное наполнение этой деятельности разные авторы интерпретируют по-разному. Так, С. И. Терентьев подчеркивает в качестве «главного момента» этой деятельности коммуникативный момент, связывая с ним «конституирование интерсубъективного измерения понятия»[16], которое, по его мнению, и составляет сущность понятия.

В целом, говоря о попытках построения теоретической модели образования понятия в рамках логики и теоретической философии, приходится признать ограниченность этих подходов, вследствие чего возникающие модели страдают схематичностью и обладают невысокими объяснительными возможностями, а составляющие их теоретические положения во многих случаях являются самоочевидными. Для того, чтобы повысить информативность этих моделей, представляется целесообразным дополнить их психологическим подходом. Именно психология, как наука, изучающая мышление и поведение человека как эмпирический феномен, способна дать конкретное знание о специфических закономерностях и механизмах, которым подчиняется процесс образования понятий. С учетом этого, изучая структуры понятийного мышления и особенности процесса формирования понятий у человека, возникает настоятельная необходимость в обращении к результатам современных исследований когнитивных структур в рамках общей и социальной психологии.

Власов Денис Владимирович — кандидат экономических наук, доцент кафедры прикладной информатики в экономике Московского государственного университета экономики, статистики и информатики (МЭСИ).

Denis Vlasov Vladimirovich — a candidate of science (economics), an assistant professor of the Chair of Applied Informatics in Economics of Moscow State University of Economics, Statistics and Informatics.

E-mail: denisvlasov (at) yandex.ru

[1] Горский Д. П. Вопросы абстракции и образование понятий. М. : Изд-во АН СССР, 1961. С. 19.

[2] Шептулин А. П. Диалектика единичного, особенного и общего. М. : Высшая школа, 1973. С. 174.

[3] Там же.

[4] Там же. С. 184.

[5] Там же.

[6] Ветров А. А. Семиотика и ее основные проблемы. М. : Политиздат, 1968. С. 42–59.

[7] Там же.

[8] Там же. С. 44.

[9] Там же. С. 46.

[10] Там же.

[11] Богуславский В. М. Материя и сознание // Философия, основные идеи и принципы. М., 1985. С. 77.

[12] Там же. С. 16.

[13] Богуславский В. М. Слово и понятие // Мышление и язык. М., 1957. С. 16.

[14] Там же.

[15] Там же. С. 17.

[16] Терентьев С. И. Интерсубъективная природа понятий. Дис. ... канд. филос. наук. Чебоксары. 2004. С. 53.