Тюгашев Е. А. Люди «вечно серебряного века»

УДК 39

Аннотация: В статье подробно излагается содержание книги М. Н. Юхмы «Древние чувашские боги и герои (Легенды и мифы древней Чувашии)», которая представляет собой литературно-художественную реконструкцию религиозно-мифологических представлений чувашского народа.

Ключевые слова: М. Н. Юхма, чуваши, чувашский менталитет, чувашские сказания, чувашские легенды, фольклор.

В 1995 г. чувашский писатель М. Н. Юхма опубликовал книгу «Древние чувашские боги и герои (Легенды и мифы древней Чувашии)» [Чебоксары, 1996; далее — постраничные ссылки на указанное издание]. Эта книга представляет собой литературно-художественную реконструкцию религиозно-мифологических представлений чувашского народа. Произведение М. Н. Юхмы включает «Книгу богов» и «Книгу героев». Повествование о жизни и богов и героев позволяет также составить представление о людях, выступающих персонажами чувашских легенд и мифов.

Не обсуждая вопрос об аутентичности изложенных М. Н. Юхмой мифов и легенд, мы считаем допустимым предположение о том, что в этих сказаниях нашли определенное отражение чувства и переживания чувашей, характерное для них восприятие мира и этнически специфическое отношение к жизни. Поэтому произведение М. Н. Юхмы вполне может, на наш взгляд, рассматриваться на наш взгляд, как один из источников информации о менталитете чувашского народа.

Каким же образом можно выявить основные параметры ментальности чувашей? Опираясь на какие сведения, приводимые М.Н. Юхмой, можно реконструировать чувашскую картину мира? Решение поставленной задачи возможно двумя взаимодополнительными способами.

Во-первых, характеризуя поведение древних чувашей, писатель нередко дает не только повторяющие, но и обобщенные оценки. Также неоднократно фиксируются конкретные мотивы и обстоятельства, выступающие предпосылками развертывающихся событий. Указанная повторяемость и дает основания для выдвижения предположений о возможных параметрах ментальности чувашей.

Во-вторых, выдвинутые предположения представляется возможным верифицировать параллельным анализом жизненного контекста мира богов. Хорошо известно, что прецеденты из жизни богов и героев, запечатленные в мифах и легендах, транслируемые из поколения в поколение, выступали в качестве архетипических образцов, в соответствии с которыми моделировалось повседневное поведение людей. Опосредствующим звеном в инвестировании религиозно-мифологических моделей в жизненную практику всегда выступала литература.

Не следует также забывать и о том, что мир богов и героев является не чем иным как религиозно-мифологической формой отражения действительности человеческой жизни. Поэтому многие перипетии последней не могли не найти выражения в жизни персонажей воображаемого мира.

Факт взаимозависимости, рефлексивной взаимосвязи массового и специализированного уровней религиозно-мифологического сознания находит в нем собственное, специфическое отражение. Это относится, прежде всего, к принципу «теоморфности» человека (и человечества). Так, согласно мифу «Появление людей» великий бог чувашей Тангар, когда лепил первого человека из глины, то сделал его по своему образу и подобию [С. 82]. М. Н. Юхма также указывает: «Великий Тангар решил сделать так, чтобы люди могли жить самостоятельно, без его помощи. Он хотел, чтобы люди, подобные лицом и нравом на него, жили безбедно, в сытости и довольствии» [С. 89].

Люди подобны верховному богу чувашей не только лицом, но и нравом. Мир чувашских богов разнообразен и включает около 200 персонажей. Но первочеловек-мужчина рассматривается как подобный только верховному богу. Женщина-праматерь человечества Сывлам является богиней –дочерью Ирхи Шузьм (Утренней Зари), одной из жен бывшего владыки вселенной Хевель.

Столь высокое, небесное происхождение женщины у чувашей заслуживает отдельного обсуждения в рамках гендерного измерения чувашской ментальности. Здесь же только отметим, что и по отношению к Сывлам указывается ее подобие Тангару: «И осталась Сывлам жить на земле, стала женою человека. Их полюбил великий Тангар, потому что они были лицом и нравом похожи на него, властителя вселенной» [С. 83]. В дальнейших повествованиях Тангар говорит о людях как о «себеподобных».

Исходя из этого, можно также предполагать, что характеристики нрава Тангара соотносимы с характером чувашей. Каков Тангар – таковы и чуваши. Но, по-видимому, следует помнить и о родителях Сывлам – Хевель и Ирхи Шузьм. Последняя, в свою очередь, дочь Амы – единого начала вселенной. Весь пантеон богов, за исключением Хая и Хевель, происходит от Амы. Таким образом, генетически чуваши являются родственниками своих богов, что не исключает проявления общих черт в поведении. Поэтому, в конечном счете, каковы боги чувашей – таковы и сами чуваши. Следовательно, путем анализа повествований о духовной жизни чувашского пантеона могут быть косвенным образом выявлены этнопсихологические константы в мировосприятии чувашей.

Итак, что же можно узнать о ментальности чувашей из мифов и легенд, рассказанных М. Н. Юхмой. Обратимся к первому мифу – мифу о мифах. Во введении к своему собранию М. Н. Юхма следующим образом излагает версию о происхождении сказок и мифов, легенд и преданий: «Это было очень давно. Обиделся на людей верховный бог Тангар – владыка всей вселенной. На этот раз не за то, что слишком возгордились они, люди, им порожденные. Да, да, это тоже бывало с ними. И посылал тогда Тангар на них своих детей, превращая их в злых зверей. И они быстро расправлялись с людьми, уничтожая гордых и непокорных…» [С. 5].

Уже из первых строк повествования, следуя вышеизложенным принципам, мы можем сделать определенные предположения о некоторых параметрах мировосприятия чувашей. Это:

· обидчивость,

· периодическая горделивость,

· непокорность,

· склонность немедленно прибегать силе,

Оказывается, нетрудно обидеть даже владыку вселенной. Предположение об обидчивости как наиболее типичной черте чувашского характера подтверждается последующими текстами:

· «Обиделась на него великая Юраду – богиня любви, красоты и верности, за то, что он обманул ее…» [С. 28].

· «Поэтому не знает Киреметь ни любви, ни верности. Все существо его в жестокости, вся жизнь проходит в обиде на людей и отмщении» [С. 28].

· «Обидно стало Суйгану за то, что его все обижают, никого из небожителей он не может по-настоящему обмануть» [С. 55].

· «Обиделась Ийе, что не полюбил ее бог Шыври…» [С. 76].

· «…Она (прожорливая старуха Вубар – Е.Т.), как и Ийе, убежала из своего селения в отчаянии и в обиде на богов. Да и как не обижаться было ей на богов» [С. 76].

· «Но Тюбе обиделся. Ему показалось, что женщина специально засунула ему в пасть грязное белье» [С. 85].

· «– Ах, боги обидели? – переспросил Хевель. – Кого только они уж не обижали!..» [С. 188].

· «Все-таки трудно еще жилось людям на земле. Их обижали дикие звери…» [С. 99].

· «Но не обиделась лягушка на неразумных людей…» [С. 60].

· «– Не я виновата! – крикнула обиженно свинья» [С. 89] и др.

Друг на друга обижаются боги. Друг на друга обижаются люди. Друг на друга обижаются боги и люди. И обижаются в мифологии чувашей даже животные.

Акцент на чувстве обиды (или состоянии обиженности) характерен для персонажей чувашской мифологии и существенно отличает ее от мифологий других народов. Например, в древнегреческой мифологии наиболее часто встречается описание чувства гнева, а греческие боги выглядят излишне гневливыми. В мифах ненцев верховный бог Нум только «сердится», когда что-нибудь оказывается не так. Не исключено, что в мифологическом сознании фиксируется базисное и характерное для конкретного этноса переживание мира.

В психологии чувство обиды описывается как болезненное переживание человека (обиженного), связанное с его игнорированием или отвержением партнерами по общению. Это переживание всегда связано с неоправданными ожиданиями, напряженно-болезненным отношением к себе и оценке себя, которое порождает острую и ненасыщаемую потребность в признании и уважении. Обидчивый человек ощущает свою «недооцененность», непризнанность своих достоинств. Считается, что в состоянии обиды человек не стремится разрешить спорную ситуацию с позиции силы, а только демонстрирует свою «обиженность».

Обиженность, таким образом, психологи сегодня не связывают с ситуациями, которые сопровождаются насилием. Подобные ситуации фиксирует и М. Н. Юхма. Так, в описываемом мифе люди следующим образом обидели Тангара: «Нет, они стали забывать древние добрые обычаи, завещанные Тангаром. А это приводило к тому, что люди перестали почитать своих предков. И завертелась карусель: дети не слушались родителей, а те, в свою очередь, перестали заботиться о них…» [С. 5]. Как мы видим, люди просто проявили неуважение к обычаям, установленным Тангаром.

Интересна также реакции Пюлехсе, любимой жены Тангара: «– О, господин мой. О, великий властитель вселенной, – обиженно стала она жаловаться мужу. – Каталась я сегодня на облаках и вижу, Хевель мчится. Пожалела я беднягу, дала ему целую золоту чашу ассима. А он, выпив напиток богов, вместо благодарности хлопнул меня моей чашей по голове… И я сегодня целый день плакала от обиды…» [С. 191]. Обиженная богиня, как мы видим, только плачет и жалуется.

Рассмотренные случаи, впрочем, являются исключением из общего правила. В мифологии чувашей обида преимущественно выражается в нанесении ущерба, а обиженный, соответственно, мстит. Так, Тангар обычно уничтожал гордых и непокорных. И только в рассматриваемом случае он прибег к более мягкому, но все же силовому воздействию: «Рассердился за это на людей Тангар и отнял у них память, отнял прошлое» [С. 6]. Об обиде, следовательно, в мифологии чувашей говорится в том смысле, в котором она понималась в архаическом, варварском праве, т. е. как о действительном преступлении, требующей мести. Так, в серии легенд о волшебнике Абайдаре, первенце бога Киреметя, рассказ о мести [С. 163] следует непосредственно за рассказом об обиде [С. 162].

Обращение к власти широко представлено в чувашской мифологии. Это если и не абсолютная, то важнейшая инструментальная ценность. Так, первый владыка вселенной Хевель «горько переживал он в своих золотых чертогах утрату власти» [С. 13]. Улыбка Тангара появляется, когда он «видит, что во вселенной все нормально, никто не собирается оспаривать его власть, ничто не угрожает ему…» [С. 19].

Борьба за абсолютную и единоличную власть является центральным мотивом чувашской мифологии. Ставший властелином вселенной Тангар добился абсолютной власти самостоятельно, благодаря собственной мощи, тогда как Зевс, например, удерживал власть только благодаря чьей-либо поддержке.

В подчиненных более всего ценится покорность. Своей дочери Сехметь, превращаемой в львицу, Тангар наказывает: «находи непокорных, злых, возомнивших себя выше богов, убивай…» [С. 25]. Тангар также озабочен, тем «все ли боги, подчиненные ему, справно служат ему» [С. 19]. Порядок соблюдается даже в мелочах: «– Эй, смотритель Сюттенче, куда бежишь? – окликнул его Суйган. – Да вот одно облако без очереди прошлось по Сюттенче, – озабоченно ответил Хунхасьси. – Надо его догнать и наказать за самовольство и нарушение порядка» [С. 25].

Несмотря скрупулезный контроль, порядок, тем не менее, постоянно нарушается. Беспорядок постоянно образуется в домах богов. «Не любят небожители, когда в их домах нечисто, когда не прибраны постели, в комнатах валяется мусор. В их блестящих дворцах всегда чистота и кажется, что она царствует здесь над всеми», – рассказывает миф «Бог чистоты – Юларан-паларан» [С. 61]. Но научил небожителей чистоте именно бог Юларан-паларан: «До сих пор бывало так? Соберутся небожители на пир богов и оставляют после себя остатки пищи, кучу мусора. Но когда Юларан-паларан научил их чистоте и опрятности, они стали тут же убирать за собой все то, что оставалось после пира» [С. 61]. Юларан-паларан по повелению Тангара научил чистоте и опрятности людей, которые, благодаря этому, перестали болеть.

Источником беспорядка служат постоянные флуктуации, самопроизвольно возникающие случайности. В картине мира чувашей мир есть не царство необходимости, а царство случайности. Мифы и легенды переполнены констатациями того, что как-то случилось:

· «Случилось так, что великая вселенная была подчинена Хевелю. Как это случилось? Когда это случилось? Почему это случилось? Всего этого никто не знает» [С. 11].

· «А стала Килежю богиней мира и добрососедства, можно сказать, случайно» [С. 40].

· «Случилось так, что два властелина, живущие в одной степи, возненавидели друг друга» [С. 40].

· «Все случилось неожиданно. Спустилась как-то с неба Сюлан — земеедева-богиня» [С. 51].

· «Но как-то случилось так, что Перегетя не оказалось рядом» [С. 60].

· «Но тут случилось то, что изменило всю его жизнь» [С. 71].

· «Случилось так, что в это время умер царь Чувашии…» [С. 206].

В результате мир выглядит нагромождением случайностей. О Хайпюрень, сестре Тангара, дарующей жизнь, говорится: «…С Пюлехсе иногда они читают ее записи, и хохочут, видя как много несуразностей во вселенной. На то они и женщины, им смеяться положено» [С. 33].

Даже некоторое разнообразие в самой вселенной, ее дифференциации возникают случайно. Об Аме говорится: «Случилось так, что она отделила от себя Хай – жизнь и материю. Вот почему ее называют Праматерью всего живого, всей природы» [С. 9]. Далее: «Прошли годы. Случилось так, что Хай прошел через Ама, как рыба через воду» [С. 11].

Во вселенной чувашей правит, как оказывается, случай. По отношению к ней нельзя сказать, как в отношении космоса древних греков, что властвует рок над смертными и над богами, и что никому не уйти от велений неумолимого рока. Примером, подтверждающим это, может быть охотник Пика – первый человек, «победивший злую судьбу, волю богов, и нашедшим счастье наперекор их предсказаниям» [С. 177].

В принципе во вселенной чувашей все переменчиво: мало ли что может случиться? Так и переменчива воля Тангара, который часто менял гнев на милость.

Фактор случайности, неопределенности существенным образом ограничивает силу и власть. Неопределенна Сюттенче – великая непостижимая вселенная, о происхождении которой никто не знает [С. 9]. Неопределенна Ама, которая есть и нет, везде и нигде, вне времени и вне вечности, конечна и бесконечна, осязаема и неосязаема, видима и невидима, понимаема и непонимаема [С. 10–11].

Фундаментальная неопределенность сущего обусловливает его непознаваемость во многих его проявлениях. «Что-то непонятное творится в мире», – пробормотал как-то Тангар [С. 196]. Непонятны Тангару люди: «– О, смертные люди! Сколько веков я пытаюсь понять вас, рожденных моим желанием, но все еще вы для меня являетесь загадкой… Я – владыка вселенной, и я бессилен понять вас» [С. 174]. Загадочны женщины: «Чем же покоряли дочери земных людей небожителей-богов? Может своей красотою? А может, и не только красотою, нам этого уже не понять» [С. 71].

В непостижимости – особая сила. Ама говорит первому владыке вселенной Хевелю: «Захочу – я тебя увижу. Захочу – я тебя услышу. – А я? – Ты не думай обо мне. Для тебя я есть и нет. Если надо, я приду к тебе. – Как все это понимать? – Меня понимать не надо» [С. 11]. Ама недоступна и в этом ее особая сила. Недаром она отказывается помочь Хевелю вернуть власть над вселенной [С. 18].

Ама предупреждает Тангара об ограниченности и временности его абсолютной власти. И дело не только в ее материнском отношении к Тангару: «Ведь боги — мои дети» [с. 18]. Хотя последнее обстоятельство тоже иллюстрирует ограниченность власти силы.

Так, о Касьхи-Шузьм говорится: «Но что не сделает любовь матери к своим детям!» [С. 18]. Любовь в чувашской мифологии воспринимается как космическая сила более мощная, чем физическое насилие. «– Любовь, – пели юные богини. – Она сильнее даже владыки Сюттенче, она покоряет всех, делает добрым самого злого, сильным – самого слабого, слабым – самого сильного» [С. 19]. Тангар это признает: «Любовь неподвластна даже мне, владыке вселенной» [С. 65]. И это очевидно всем: «Разве может Тангар отказать той, которая владела его сердцем и любовью» [С. 6].

Любви подвластно все, но она никому неподвластна. Недаром Хевель восклицает: «За любовь не наказывают!» [С. 83]. Власть любви в чувашском космосе тотальна, в отличие, например, от древнегреческого космоса, в котором любви неподвластны Афина, Артемида. Представление о всесилии любви нашло отражение и в чувашской поэзии. М. Н. Юхма как эпиграф к легенде «Айсуй и ее сын Асмук» приводит строки стихотворения Эмине, чувашской поэтессы первой половины XIX в.: «О, человек, покорись своей любви! Она сильнее воли великих богов…» [С. 165].

Вследствие царящей любовной неразберихи среди богов возникает даже своеобразный матримониальный кризис, о котором Тангар говорит Киреметю, просившему бессмертие для своего сына от смертной женщины: «Нынче мода пошла среди небожителей брать себе в жены смертных девушек. … И вот на тебе результат, свои богини остаются без мужей, а смертные женщины занимают ложе, подобающее только им, подле бессмертных небожителей…» [С. 156].

В картине мира чувашей любовь выступает в роли своеобразного философского камня. Соответственно, все отношения, даже властно-служебные, генерируются в качестве надстройки. А в основе всего происходящего, особенно в мире богов, находятся отношения «любит – не любит», «пожалеет – невзлюбит» и пр. Примером может послужить отношение самого Тангара к людям, которые постоянно доставляли ему неприятности и хлопоты: «И все-таки, несмотря на такие казусы, великий Тангар продолжал любить людей. Он продолжал трудиться, чтобы облегчить теперь уже их жизнь на земле» [С. 95]. Возникающая на основе любви сеть отношений создает в мире случайностей своеобразную канву необходимости: «– Каждый любит свободу, а любовь – пленение» [С. 20].

Ключевую роль в стохастике чувашского космоса играет неопределенность в соотношении Сюттенче и Амы, также неопределенных в себе. В данном соотношении неопределенностей есть нечто, именуемое «черными облаками». «Но мудрая Ама предсказала гибель и своему могущественному сыну Тангару, – гласит миф «Воцарение Тангара». – Она знала, что погибнет Тангар от своего гнева, когда вселенную окутают черные облака, непослушные ни ей, ни бессмертным богам. Поэтому Тангар повелел бывшему владыке вселенной каждое утро выходить из своих чертогов и обходить вселенную, освещая все углы, чтобы черные облака, непослушные его власти, не притаились где-то, готовясь внезапно окутать мир» [С. 16].

Мифические «черные облака» таят угрозу для владыки вселенной. Поэтому ему тревожно на душе: «…Тангар торопит Хевеля быстрее осмотреть всю вселенную, чтобы успокоить себя и не волноваться… И так – каждый день, каждый месяц…» [С. 17].

Чрезмерной обидчивости, как известно, способствует завышенная самооценка. Она, в частности, выражается в такой черте характера как горделивость. Типичным мотивом чувашских мифов и легенд является горделивость людей. Так, например, Сехметь в ответ на замечание Пинеслу говорит: «– Возгордилась ты, смертная, от славы. Гордость заслонила твой разум. Ты обидела великую богиню, дочь владыки вселенной. И будешь за это наказана…» [С. 144].

Мстя за забвение его заветов, Тангар как-то раз отнимает у людей память, прошлое. Но без прошлого нет будущего [С. 6]. После уговоров супруги владыка вселенной возвращает прошлое, но только в виде мифов, легенд, сказок, преданий и песен. «Люди жаждут узнать то, что было в древние времена» [С. 6]. И «так прошлое опять переходит вместе с людьми в будущее» [С. 6].

Прошлое, таким образом, если и существует для чувашей, то только в памяти мудрецов и в специализированных знаковых системах социальной памяти. Будущее для основной массы, соответственно, тоже не существует. «Очень жалел сейчас Хевель, что тогда, увлекшись своими красавицами женами, не думал о будущем, но делать уже было нечего, прошлое не вернешь», – говорит миф о первом владыке вселенной [С. 13]. Когда же Тангар спрашивал Силюка, нужен ли ему хлеб, то о его реакции миф сообщает: «– Нет, не нужен! – крикнул тот, нисколько не раздумывая о будущем» [С. 92].

Чуваши живут в настоящем. Налично только настоящее. Примечателен следующий диалог Амы и ее первых детей: «– Кто мы? – спросили они у матери. – Вы это – я и не я, – ответила Ама. – Вы – точка отправления будущего. – Что ждет нас в этом будущем? – спросили те. – Посмотрите друг на друга, – ответила им Ама. – И вы сами ответите на этот вопрос. Дети Ама стали рассматривать друг друга» [С. 11]. Единственное, что, пожалуй, они увидели, так это различие между ними. «У каждого своя дорога», – сказали Касьхи-Шузьм и Ирхи-Шузьм [С. 11]. Наличное различие в настоящем было просто экстраполировано в будущее.

Дискретность, фрагментарность доступного прошлого определяет недальновидность богов и людей, чье поведение непоследовательно, иррациональность. Тангар неоднократно отменяет свои решения [С. 6, 48–49, 112, 192, 196], хотя в отдельных случаях признает это невозможным [с. 88, 92]. Также неоднократно фиксируется ситуация, когда персонаж (чаще всего описывается Тангар) импульсивно хотел что-нибудь сделать, но потом отказывается от этой мысли [С. 81–82, 83, 99, 106, 107, 148, 169, 192]. О подобном типе поведения говорит великая богиня златовласая Пюлехсе, жена Тангара, увещевающая его словами: «Люди же как дети неразумные: то им давай, то у них отнимай» [С. 6].

Вместе с тем отдельным персонажам мифологии, начиная с Амы, удается прогнозирование будущего, но к их мнению мало кто прислушивается. По-видимому, это обусловлено тем, что в чувашском мировосприятии доминирует пессимистический оттенок видения будущего.

Так, когда владыка Сюттенче Хевель решил взять себе в жены сестер Касьхи-Шузьм и Ирхи-Шузьм, Луна сказала ему: «– Не делай этого. Эти браки принесут всей вселенной несчастье» [С. 11]. Хевель, как рассказывает миф, был ослеплен красотою молодых жен и не внял ее настойчивым предупреждениям. Потом он уже признавал: «Я вижу, сбываются предсказания мудрой Уайх, твоей сестры, но уже ничего не могу изменить» [С. 13].

Пребывание исключительно в настоящем становится одной из причин неразумия, недостаточной проницательности персонажей чувашской мифологии. Так, Хевель довольно легкомысленно обещает Аме: «– Это уже прошлое. – прошлое, но не забытое. – Когда я верну себе былую власть, то больше не повторится такая ошибка» [С. 18–19]. «– Я до самого последнего дня лелеял их, помогал им во всем, учил ремеслам, но они оказались лживы, коварны, жестоки», – горько жалуется на людей Тангар [С. 25]. Как рассказывает миф, хлопоты самого великого Тангара и других богов с человеком только начались [С. 85]. Потом «не только Тюбе, но и многие живые существа, обитающие на Сьер-Земле, вольно или невольно претерпели из-за человека разные хлопоты и несчастья» [С. 87].

В мифах и легендах подчеркивается неразумие, глупость людей, то, что они легко поддаются обману. Справедливости ради, следует отметить не только мудрость некоторых богов и героев, но и то, что обыкновенные люди оказываются сметливыми, способными своевременно исправить свои ошибки. Так, догадавшись, что своей гордостью они обидели богов, они успевают принести жертвы и вернуть их благорасположение.

По своим нравам и образу жизни люди в чувашской мифологии напоминают описываемое в «Трудах и днях» Гесиодом поколение людей серебряного века. Напомним описание этого поколения:

«После того поколенье другое, уж много похуже,
Из серебра сотворили великие боги Олимпа.
Было не схоже оно с золотым ни обличьем, ни мыслью.
Сотню годов возрастал человек неразумным ребенком,
Дома близ матери доброй забавами детскими тешась.
А, наконец, возмужавши и зрелости полной достигнув,
Жили лишь малое время, на беды себя обрекая
Собственной глупостью: ибо от гордости дикой не в силах
Были они воздержаться, бессмертным служить не желали,
Не приносили и жертв на святых алтарях олимпийцам,
Как по обычаю людям положено. Их под землею
Зевс-громовержец сокрыл, негодуя, что почестей люди
Не воздавали блаженным богам, на Олимпе живущим.
После того как земля поколенье и это покрыла,
Дали им люди названье подземных смертных блаженных,
Хоть и на месте втором, но в почете у смертных и эти».
Первые чуваши также жили на земле блаженно [С. 125]. Затем они стали вести себя неразумно, горделиво, не принося вовремя жертвы.
После порчи людей Тангар поступает более мягко, нежели Зевс. Тангар рассеивает людей, предопределяет им различные жребии, раздает 77 языков и назначает поддерживающие порядок земные власти.

С тех пор, как предполагается, поведение людей было введено в определенные границы, но по своим нравам они практически не изменились. Чуваши, согласно литературно-мифологической реконструкции М. Н. Юхмы, так и остались людьми «вечно серебряного» века.

Тюгашев Евгений Александрович — кандидат философских наук, доцент кафедры философии Новосибирского государственного университета.