Главная / Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение» / №1 2007
Сибагатов Ф. Ш. Концепция мусульманского героя в башкирской литературе
УДК 82
Аннотация: В статье анализируется концепция мусульманского героя в башкирской литературе.
Ключевые слова: башкирская литература, мусульманский герой.
В теории литературы герой понимается как персонаж, «получающий наиболее острую и яркую эмоциональную окраску»[1], как лицо, за которым с наибольшим напряжением и вниманием следит читатель. С героем литературного произведения связаны определенные символико-образные ряды, сюжеты, мотивы и мифы. Приемом узнавания персонажа в литературном произведении является его характеристика, под которой подразумевается система мотивов, неразрывно связанная с данным героем. Эта система мотивов определяет психологический и идеологический облик персонажа. Поступки героя вытекают из некого психологического единства, обладают определенной психологической и образно-символической мотивировкой.
Характеристика героя в литературном произведении может быть прямой (самохарактеристикой), авторской или косвенной (подающейся через высказывания других персонажей или посредством поступков героя и связанных с ним мотивов и образов). Частным случаем косвенной или наводящей характеристики является прием масок, который Б. В. Томашевский определяет как разработку конкретных мотивов, гармонирующих с психологией персонажа. Так, описание внешности героя, его одежды и жилища может быть связано с приемом масок. Маской может служить не только внешнее описание, поданное с помощью зрительных представлений (образов), но и само имя героя (в русской литературе «масочными» являются такие имена, как Правдин, Милон, Скалозуб, Чацкий и др.).
Концепция мусульманского героя в башкирской литературе связана с особенностями интерпретации предназначения человека в коранической традиции, с ее морально-нравственными ценностями. В этом контексте следует помнить, что Ислам запрещает воспроизведение на холсте, камне или на дереве человеческого лица и тела. Такая концепция нашла отражение в прикладном искусстве: в Средние века наиболее выразительным с религиозной точки зрения считалось искусство каллиграфии, а также архитектурно-декоративное искусство. Сакральное значение каллиграфии проистекало из идеи воплощения Божественного Слова, представления о сакральности букв алфавита. Поэтому широкое распространение в мусульманской культуре получил именно словесный, описательный портрет.
Особого мастерства в искусстве словесного портрета добились такие светочи мировой литературы, как Низами, Навои и Фирдоуси. В башкирской литературе редкой художественной выразительности достигает словесный портрет Йусуфа в «Кысса-и Йусуф» Кул Гали, а также словесные портреты героев произведений Х. Давлетшиной, З. Биишевой и других авторов.
На дореволюционном этапе башкирская литература развивалась целиком и полностью в русле классической мусульманской культуры. Поэтому художественный и идеологический облик героев произведений всегда соответствовал тем требованиям, которые были установлены Кораном и сунной. Согласно коранической традиции, идеальному мусульманину должны быть свойственны такие психологические и нравственные черты, как богобоязненность, терпение и покорность судьбе. В мусульманской теологической концепции считается, что Аллах сначала испытывает человека, и только тот, кто стойко выдержал все испытания, может претендовать на счастливую жизнь (не только земную, но и загробную). Кроме того, согласно мусульманской теологии, будущее каждого человека предопределено от рождения и остается только покорно следовать судьбе. Наиболее тяжелыми грехами в мусульманской традиции считаются многобожие, лицемерие и воровство.
Однако в начале ХХ ст. восприятие роли и предназначения человека несколько изменилось. В этом изменении чувствовалось влияние христианской культуры, европейской и русской культурной традиции. В частности, изменения выразились в том, что теперь человеку предлагалось не покорно следовать судьбе, а работать над собой, контролировать свое поведение, совершенствоваться в духовном плане. Но подобное совершенствование обладало не только узко-религиозным значением, как в суфийской доктрине, а касалось всех пластов земного бытия человека.
В данном контексте следует учитывать, что, характеризуя жизненное предназначение идеального мусульманина и основные черты мусульманского героя, мы исходим из той концепции, которую диктует официальный, ортодоксальный ислам. Однако в суфийской литературе существовала своя собственная концепция героя и оригинальный взгляд на человеческое предназначение. Например, в Первом столпе суфизма проповедовали аскетизм, отказ от мирских благ. Образы-символы суфийской поэзии были своего рода «словесными иероглифами», знаками, за которыми были скрыты глубокие философские смыслы. В частности, суфии выделяли такие этапы земного пути человека, как шариа, тарика и хакика. Первый этап был связан с буквальным выполнением высшего закона, которое должно быть присуще каждому мусульманину. Однако за догмами ислама за человеком открывается новый путь, который суфии называли тарикат – буквально «дорога, путь».
«Поскольку введен образ странствия, то совершенно естественно вводится и образ стоянок на пути», – писал о суфийской концепции тариката Е. Э. Бертельс[2]. Стоянки, или этапы духовного усовершенствования личности, суфии обозначали термином «макам». Началом мистического пути – или первой стоянкой – считалось покаяние («тауба»), в качестве второго этапа признавали осмотрительность («вара»), которая понималась как способность отличить дозволенное от запретного, греховного.
За осмотрительностью следовал третий этап – воздержанность (зухд). «В X веке, – комментирует Бертельс, – понятие зухд от отказа от хорошего платья, жилища, пищи, женщин расширяется до отказа от всякого желания и всяческого душевного движения»[3]. Четвертый этап понимался как нищета (фахр) – добровольное отречение от земных благ и богатства, бедность тела и богатство души. Пятая «стоянка» – терпение – считалась основной добродетелью суфия. Терпение было связано со способностью человека спокойно принимать как радости, так и несчастья.
Шестую стоянку суфии называли таввакул, что обозначает «упование на Бога». Суфии считали, что нужно жить сегодняшним днем, не заботясь о дне завтрашнем, поскольку будущее человека – в руках Аллаха. Замыкает суфийский путь внутреннее, духовное состояние, названное хакикат («реальное, подлинное бытие»). Достигнув этого состояния, суфийский мистик постигает сущность Творца и свою «зеркальность» по отношению к ней. На высших стадиях мистического пути суфии называли себя ахл ал-хакика – «люди подлинного бытия» – и противопоставляли суфийский тарикат (братство) правоверным последователям сунны, не способным услышать «голос сердца».
На основании суфийской доктрины в литературах Востока сформировалось целое направление, воспевающее вино и радость опьянения – «хамрия». Однако суфийская мистическая доктрина не оказала заметного влияния на башкирскую литературу. Только в творчестве отдельных поэтов начала ХХ века наблюдается отход от канонических представлений, от сунны – в сторону суфийской мистической доктрины. Речь идет, например, о произведениях Я. Юмаева.
Начало возрождения арабо-мусульманского Востока относится ко второй половине XIX века. «Этот период характеризовался все более последовательным и углубляющимся взаимодействием между западной и восточными типами цивилизаций, что проявилось в общественной, экономической, политической и идеологической областях и способствовало поступательному развитию светской культуры. С конца XIX века … наступает период просветительства, связанный со стремлением приобщиться высшим духовным достижениям западной цивилизации. Идеология просветительства сочеталась с идеями о необходимости мусульманской реформации», – утверждает А. А. Федоров[4].
В конце XIX ст. в мусульманском мире начинается культурно- просветительский подъем, который был связан с тенденциями секуляризации, со стремлением урезать влияние духовенства на социальную жизнь. Просветительские идеи в этот период были связаны с именами Мухаммада Афгани (1839–1897), Мухаммада ‘Абду (1849–1905), Мухаммеда Икбала (1877–1938). В Российской империи – с именем Исмаила Гаспринского (1851–1914). Просветительские и религиозно-реформаторские идеи этого периода нашли свое отражение не только в философских сочинениях, но и в литературе и периодической печати, в том числе и на территории Урало-Поволжья.
Мусульманско-просветительское движение оказало заметное влияние на тюркоязычные литературы. Более того, на его основе сформировалась новая концепция героя, которая нашла отражение во многих произведениях начала ХХ ст. Художественное воплощение этой новой концепции мы находим в произведениях Р. Фахретдинова, З. Хадыя и других авторов.
Повесть «Счастливая девушка» (1904) Закира Хадыя пронизана более чем актуальной в этот период идеей просвещения. Идея просвещения связана со становлением так называемого «нового человека». Этим «новым человеком» является главный герой произведения – Габбас.
Габбас родом из маленькой и отсталой деревни, которой не достигли реформаторские и просветительские идеи времени. Хибатулла-мулла убеждает жителей деревни в том, что мир не вечен, поэтому жить можно как угодно. Если у кого-то возникает желание учиться, на него начинают смотреть косо: «Сын мужика, сколько не будет учиться, никогда не станет обладателем знаний и профессий. Говорили, что знания даны только муллам, а профессии – немцам»[5].
Сын деревенского бедняка Биктимера Габбас с детства стремился получить хорошее образование. Современный читатель, скорее всего, не обратит на этот момент особого внимания. Однако в арабо-мусульманской философии, в отличие от западной, данный момент имеет особый смысл. Как известно, в основе этических принципов арабо-мусульманской культуры лежит непосредственная связанность намерения и действия. Поэтому человек должен обосновать свое намерение, которое в исламе ставится выше, чем действие. В арабо-мусульманской мысли любое действие является неправильным, если оно не вызвано благородным намерением. Стремление учиться – благородное намерение – и приводит к высоким поступкам.
Учеба в деревенском медресе перестала утолять любознательность Габбаса. Молодой шакирд уехал в Казань и поступил в медресе. Несмотря на финансовые трудности, Габбас не сдавался: заработанных летом денег кое-как хватало на учебу. При трактовке этого произведения следует учитывать, что в подобном положении были многие шакирды того времени, которые стремились получить образование и занять определенное положение в обществе. Однако дальнейшее повествование отличается от жизненных ситуаций того времени: герой произведения З. Хадыя не остановился на религиозном образовании.
В медресе Габбас не терял времени зря. Кроме предусмотренных учебной программой предметов, герой самостоятельно изучал географию, геометрию, астрологию, совершенствовал знания русского языка. Герой стремится достичь той универсальности и широты знаний, которая была характерна для наиболее ярких фигур мусульманского средневековья – Авиценны (Ибн Сины), Низами, Хафиза, Омара Хайяма. Так прошло шесть лет.
Финал произведения показателен. Однажды, когда деревенские старики по привычке сидели на бревнышке, по деревенской улице кто-то проехал в карете. Староста Тимербулат и другие старики решили, что приехал новый урядник и пришли его встретить. К их величайшему удивлению, таинственный гость оказался их односельчанином Габбасом. Стремление к знаниям и постоянное самосовершенствование благотворно отразилось не только на внутреннем мире Габбаса, но и на его внешнем облике. Благодаря целеустремленности и знаниям Габбас достиг не только духовного, но и материального благополучия. «По внешнему виду кажется, что он подобен человеку, приехавшему из другого государства»[6], – пишет автор.
Таким образом, автор стремился показать читателям, что лишь те немногие, кто умеет упорно трудиться и постоянно самосовершенствоваться, могут претендовать на дальнейшую счастливую жизнь. Как принято в мусульманской культуре, писатель опирается на кораническую традицию, предписывающую человеку упорный труд и терпение. Однако образ Габбаса отличается от других персонажей, созданных писателями того времени. Габбас достигает определенных жизненных высот не только благодаря Божьей милости и предопределению, но и благодаря собственному усердию и терпению.
З. Хадый и Р. Фахретдинов выступали против представления о том, что жизнь человека полностью предопределена и от него не требуется никаких моральных и интеллектуальных усилий. Р. Фахретдинов один из первых поднял вопрос о женском образовании.
Известно, что Ислам выступает против равных прав мужчин и женщин. Поэтому женщинам не разрешалось получать образование. По шариату мальчикам и девушкам (мужчинам и женщинам) категорически запрещено было находиться вместе в одном помещении и тем более – вместе учиться. Медресе было исключительно мужским учебным заведением. Из опасения за их честь женщинам не разрешалось учиться вместе с мужчинами. Ханафиты допускали совместное обучение, если на практике по отношению женщинам какая-либо угроза была исключена[7].
Ханафитский мазхаб представляет собой наиболее лояльное учение ислама. Поэтому среди башкир и татар количество грамотных и образованных женщин, было намного выше, чем в других исламских регионах. Женщины учились дома, у жены муллы. Однако продолжать образование женщины не могли. Поэтому в тюрко-мусульманском мире (крымские татары, татары, башкиры, азербайджанцы, казахи, узбеки и др.) постепенно стал подниматься вопрос о равных правах мужчин и женщин в области образования.
Подобная тенденция уходит корнями в мусульманскую традицию. Например, Хадиджа, жена пророка Мухаммеда, сыграла большую роль в жизни и деятельности своего мужа. Гетера Рабиа была образованной женщиной, писала стихи, пользовалась большой популярностью и уважением среди суфиев. Героиня «Тысяча и одной ночи» Шахерезада обладала блестящим умом и широким кругозором.
Р. Фахретдинов в своей повести «Салима Или целомудрие» (1904) создал образ благородной и образованной девушки. «Салима Или целомудрие» представляет собой произведение, созданное в соответствии с канонами психологического реализма. Автор коротко знакомит нас с Казанью, с культурной жизнью города, обычаями и традициями башкирского народа, указывает на характерное для того периода отставание от европейской культуры.
Главный герой произведения – Шакирд «Б», считавшийся одним из лучших учеников медресе, хорошо понимает, что по уровню знаний отстает от своих сверстников, получившие гимназическое или университетское образование. Особенно этот разрыв заметен в точных науках, в знании иностранных языков, изучении теории и истории искусства. Кроме персидского и арабского, герой изучает немецкий, английский, французский языки, а также дисциплины, не предусмотренные программой медресе. Во время путешествия на пароходе в Уфу случай сводит героя с удивительной девушкой по имени Салима. Эта встреча оказала поистине судьбоносное влияние на дальнейшую жизнь героя.
Салима – дочь богатого купца, окончившая университет в Египте. Героиня хорошо знакома с мировой историей, культурой и литературой, знает много иностранных языков. Герои легко находят общий язык. Общаясь с Салимой, шакирд понимает низкий уровень своих знаний. Тогда герой начинает работать над собой и достигает больших успехов.
Салима представляет собой идеальный женский образ. Она свободна, умна, богата, получила блестящее образование. Образа Шакирда является рупором идей автора. На примере этого образа писатель открыто поднял вопрос о слабых сторонах системы образования в мусульманских учебных заведениях. Это произведение можно понимать и как призыв, обращенный к молодежи.
Салима окончила университет в Египте, Шакирд «Б» («Салима Или целомудрие») и Габбас («Счастливая девушка») получили образование в медресе, однако этих героев объединяет одна общая черта – тяга и к религиозному, и к светскому образованию. Герои учат европейские языки, самостоятельно осваивают естественные науки.
Подобная концепция мусульманского героя была связана не только с чаяниями авторов, но и с насущными потребностями общества. Ему нужны были образованные молодые люди, отличавшиеся кругозором и широтой мысли. Речь шла о социальном заказе. По определению Г. С. Кунафина, Ризаитдин Фахретдинов и другие «… видя в лице молодого поколения будущее нации, поднимают проблему о необходимости получения соответствующей своему времени образования и воспитания, изучения русского языка, освоения культурных достижений русских и других народов, независимости женщин, свободного любви и брака, нравственной чистоты»[8].
Изменение концепции героя в башкирской литературе имело и общественно-политическую подоплеку. Восток, исламский мир, в XIX – начале XX вв. заметно отставал от Запада. Для сохранения паритета необходимо было осуществить огромный прорыв, особенно в области образования и просвещения. Этот прорыв в конечном итоге привел бы и к экономическому подъему. В то же время не стоит упускать из виду, что Р. Фахретдинов был патриотом не только своей малой родины – Башкирии, но и большой – России.
Если произведения, проанализированные выше, были обращены, в основном, к молодежи, то повесть «Зиганша хадрет» (1908) З. Хадыя адресована широкому кругу читателей. Речь идет и о тех читателях, которые придерживались старого уклада жизни, – кадимистах.
Главный герой произведения Зиганша родом из деревни Инеш. Его отец Давлетша был крестьянином-середнячком. Зиганша с детства стремился к знаниям. Давлетша любил повторять: «Будешь учиться – станешь муллой». «Для Давлетши агая должность муллы и муэдзина был самым большим достижением, поэтому и младшего сына Зиганшу любил ласкать со словами: «Мой Зиганша станет муллой, станет муэдзином, станет тем-то», – пишет автор.
В это время Зиганше исполнилось двенадцать лет, он брал уроки у Фатимы-абыстай, читал по слогам и дошел до сур (Корана), читал нараспев книги «Бадауам» и «Кисекбаш». Отцовские слова («Будет он муллой») вдохновляли и воодушевляли мальчика. Сам Давлетша был человеком неграмотным, но стремился выучить сына. Его слова-призывы в дальнейшем оказали на Зиганшу положительное воздействие.
В повести образ Давлетши является второстепенным, однако он несет в себе определенную смысловую нагрузку. Давлетша – человек старого уклада – мечтает о другом, новом будущем для своего сына. Если бы Давлетша говорил Зиганше, что все в жизни предопределено Аллахом и сын крестьянина никогда не станет муллой, результат был бы отрицательным. Но слова отца вдохновили сына: Зиганша многого достиг в жизни – стал богатым, знаменитым, достиг больших высот в религиозной иерархии.
После восьми-девяти лет учебы в медресе Габдрахман хаззрета Зиганша получил степень казыя и халфы. Однако юноша не остановился на достигнутом: он решил продолжить образование в Бухаре и стать мударрисом. Таким образом, упорное желание учиться положительно повлияло на дальнейшую судьбу героя. Знания оказались тем ключом, который открыл ему дверь в дальнейшую счастливую жизнь.
Правда, Зиганшу нельзя назвать положительным героем. Всеми дозволенными и не дозволенными способами он копит деньги, к тому же – честолюбив, завистлив. В то же время Зиганша упорен и трудолюбив, и эти качества, бесспорно, заслуживают уважения. Таким образом, рассмотренных нами героев объединяет любовь к знаниям, стремление к самосовершенствованию. Каждый из них ставит перед собой определенные задачи, но основным инструментом их достижения видит образование.
В исламе существует термин «тауба», обозначающий раскаяние. Тауба (раскаяние) играет заметную роль в жизни мусульманина. Раскаяние помогает человеку держаться в определенных моральных рамках: раскаявшись, он признает свои ошибки и в дальнейшем или устраняет, или больше не повторяет их. Раскаяние выполняет роль защитного механизма: раскаявшись в содеянных грехах, человек освобождается от терзающих душу мыслей и сомнений. Однако, одни раскаиваются сразу же по зову своего сердца, другим в этом помогает Всевышний. Но часто для изменения содеянного человеку уже не остается времени.
Художественное воплощение концепции раскаяния мы наблюдаем в повести Р. Фахретдинова «Асма Или поступок и наказание». С главной героиней этого произведения Асмой-Зайнап связаны такие персонажи, как Салях-бай, Габбас-мулла (отец Асмы), Юнус-хадрат, Гали-халфа, Юсуф- бабай, Хикмат-хажи, Хамида, Зайнуш. Эти персонажи создают как бы два противоположных лагеря. Отрицательными героями, по воле которых Асме пришлось испытать немало горя и страданий, являются Хикмат хажи, Хамида, Зайнуш.
В мусульманском богословии считается, что ребенок рождается с чистой, безгрешной душой. Только с годами в его душе накапливаются грехи. Мусульманину строго запрещается обижать детей-сирот, больных и инвалидов. Считается, что Аллах слышит и принимает мольбы и стенания детей и сирот быстрее, чем просьбы остальных смертных. Судьба оставшейся сиротой Асмы была печальной. Ей выпали тяжелые испытания и невзгоды, и только потом, волею Аллаха, героиня снова обрела счастье.
Как следует из контекста произведения, мольбы и стенания девушки были услышаны и злодеи понесли заслуженную Божью кару. Хамида заразилась смертельной болезнью и умерла в муках. Больше всего на свете любивший деньги Хикмат хажи скончался в нищете, а Зайнуш стала попрошайничать на улице. Хамида, узнав о своей болезни, глубоко раскаялась. «Сколько безвинных душ загубила я, сама жила, словно собака. Из ста друзей не осталось ни одного», – говорит героиня[9].
Такие герои, как Хикмат хажи, Хамида, Зайнуш, несут в себе определенную смысловую нагрузку. Опираясь на отдельные аяты Корана и Шариат, автор напрямую обращается к своим современникам, призывая их воздержаться от небогоугодных дел, и предостерегает тех, кто нарушил предписания Корана. Подобная концепция связана с тем, что расплата может наступить не только в мире ином, как говорится в Коране, а намного раньше, в земной жизни. Судьбы отрицательных героев наглядно иллюстрируют эту идею. Например, в комедии Р. Кол-Давлета «Пусть все пропадет пропадом» нарушившие этические нормы отрицательные персонажи (лейтенант Утяйгулов, Тутыя-ханум, студентка Гульсара) в конце произведения получают по заслугам: у лейтенанта не сложилась карьера, Тутую-ханум бросил муж, Гульсара опозорена в глазах общества. В таком финале заложен следующий постулат: герои раскаялись слишком поздно – поэтому и наказание было таким жестоким.
Если в произведениях башкирской литературы, созданных до октябрьской революции 1917 г., критерием нравственности являлись нормы шариата, то в советский период наблюдался заметный отход от этих норм. Можно сказать, морально-нравственные нормы изменялись в угоду существующему общественно-политическому строю.
До 20-х годов ХХ в. культура и нравственность опирались на религиозные традиции. Мусульманкам запрещалось ходить с открытой головой, в некоторых среднеазиатских республиках и странах Ближнего Востока женщины были обязаны носить паранджу. Однако среди башкир эти нормы не получили широкого распространения. В то же время некоторые нормы Корана, касавшиеся прав мужчин и женщин, просуществовали до наших дней. Например, женщинам запрещалось есть за одним столом с мужчинами, они должны были первыми здороваться с представителями сильного пола.
Уже в 30-е гг. ХХ ст. в обществе (и, соответственно, в литературе) сложилась новая концепция героя, которая была полностью противоположна старой. Почти все этические нормы рассматривались как несоответствующие действительности. В то же время нельзя упускать из виду тот факт, что многие нормы морали были гармонично переплетены с национальными башкирскими канонами и моделями поведения.
Итак, мы рассмотрели основные тенденции развития концепции героя в башкирской литературе, зависимость этой концепции от коранической традиции, национальных моделей и норм. В заключение следует сказать, что концепция героя в башкирской литературе представляет собой постоянно развивающуюся систему, которая формируется на наших глазах и сегодня. Сибагатов Ф. Ш. — кандидат философских наук., доцент Башкирского госуниверситета.
[1] Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. Ленинград, 1931.
[2] Цит. по: Бертельс Е.Э. Происхождение суфизма и зарождение суфийской литературы. Цит. по: Суфии. Восхождение к истине. Собрание притч и афоризмов. М., 2005. С. 508.
[4] Федоров А. А. Введение в теорию и историю культуры. Уфа, 2003. С. 19.
[5] Хадый З. Счастливая девушка. Оренбург, 1904. С. 13.
[7] Имамутдинова З. А. Культура башкир. Устная музыкальная традиция («Чтение» Корана. Фольклор). М., 2000. С. 82, 102.
[8] Кунафин Г. С. Жанровая природа прозы Ризы Фахретдинова // Творчество Ризы Фахретдинова. Уфа, 1988. С. 46 (на башк. яз.).
[9] Фахретдинов Р. Асма Или поступок и наказание. Оренбург, 1903. С. 72.
|
|
Вышел в свет
№4 журнала за 2021 г.
|
|
|