Ламажаа Ч. К. Поколенческий подход к истории Тувы ХХ века

УДК 316.3

Аннотация: В статье поднимается проблематика поколений на примере республики Тува.

Ключевые слова: проблематика поколений, поколение, Тува, Тыва, поколенческий подход.

Любое трансформирующееся, модернизирующееся общество неизбежно раскалывается на «старые» и «новые» поколения, в нем отчетливо проявляется проблематика «отцов и детей». Вопрос о новых поколениях становится весьма актуальным, когда речь идет о перспективах социального развития, модернизации и социальном потенциале этого развития. Для России проблематика поколений имеет как общероссийское измерение, так и региональное. На последнем, наименее изученном, мы и сконцентрируемся. В качестве объекта исследования выберем Республику Тыва (Туву), применяя к ее социуму поколенческий подход (поколенческую теорию).

Ранее, в отечественной советской науке в 1960-1980-х годах поколение рассматривалась как социально-демографическое или классово-историческое явление. Ныне поколенческий подход стал одним из активно развивающихся научных направлений в обществоведении[1]. Фиксируя наличие в социуме поколений, имеющих разные воспитательные идеалы, ценности разных идеологических систем, социологи говорят о разрыве поколений, о конфликте между поколениями, о потерянном поколении и пр.

По мнению одного из сторонников этого направления в отечественной науке – президента Московской высшей школы социальных и экономических наук Т. Шанина, теория поколений является одним из дополнительных ракурсов, который позволит полнее рассматривать проблемы общественного развития[2]. Проблематика поколений, в основном, рассматривается в русле положений классической социологической концепции К. Мангейма[3].

Мангейм трактует поколение как особый тип тождественности местонахождения запечатленных в историко-социальном процессе возрастных групп[4]. Исследователь отличает поколение от конкретных социальных групп, так как первое не образует сообщества посредством социальных уз. Поколение в своей сути, по мнению автора, более близко понятию «классовое положение» индивида в обществе. Люди имеют определенное классовое положение, даже если не знают о нем, признают его или нет. Также и с принадлежностью к возрастной группе. Тем самым представителей одного поколения с одной стороны объединяют объективные факторы. С другой стороны, Мангейм подчеркивает важность общности местоположения представителей поколения. Современники должны быть в состоянии участвовать в определенном общем опыте в качестве интегрированной группы. Субъективными факторами является принятие людьми определенных энтелехий – исторических идей, что происходит не столько в результате свободного выбора, а сколько в процессе социализации человека.

Проблема поколений может рассматриваться с позиций разных дисциплин, в ней также могут выделяться разные аспекты: дифференциация, консолидация, конфронтация, конфликты и даже контракты между поколениями. Очевидно, что наиболее полную поколенческую картину можно получить при комплексном исследовании, в том числе проведении серии социологических исследований в течение нескольких десятков лет. Такие исследования давно проводятся западной наукой, начиная с послевоенных (после Второй мировой войны) поколений. Заключения специалистов там строятся на большой эмпирической базе. В России же, как отмечает В. В. Семенова, для построения моделей, аналогичных западным образцам, не хватает подобной базы, посему у нас в основном преобладает культурологический подход[5].

Определений поколения выработано много. Одно из достаточно полных принадлежит перу социолога М. Б. Глотова: «поколение – объективно складывающаяся социально-демографическая и культурно-историческая общность людей, объединенных границами возраста и общими условиями формирования и функционирования в конкретно-исторический период времени»[6]. В. В. Семенова также считает, что понятие «поколение» может объединять участников одного события или современников важных исторических событий, людей с общими ориентациями и настроениями[7]. Принимая эти определения за основу, также сошлюсь снова на одно важное дополнение В. В. Семеновой, которое она сделала, основываясь на работы отечественного психолога И. Кона. По ее мнению, условные поколения могут локализоваться на историческом континууме как по хронологическому (календарному) принципу (напр., поколение 20-х годов), так и символически, через соотнесение с каким-либо историческим событием (поколение революции) или выдающимися личностями (поколение Пушкина), приписываемым символическим ценностям (потерянное поколение). Таким образом, в одно поколение могут войти не только рожденные в одно десятилетие, а те, кто испытали влияние значительного исторического события или даже процесса, имеющие определенное сходство в мироощущении. Соответственно граница поколений рассчитывается весьма условно, даже самими социологами[8].

Поколенческую историю Тувы, которую я попытаюсь представить в предварительном виде, опираясь на эти положения, невозможно рассматривать в отрыве от российской. Между ними есть и общее, и различное.

Для ориентира возьму две схемы, созданные социологами Ю. А. Левадой[9] и В. В. Семеновой[10]. Первый пишет, что социально-политическая история, насыщенная потрясениями и поворотами, может формировать в обществе в течение одного века несколько «ключевых поколений», или «значимых», которые формируют определенные значимые образцы или рамки поведения и мысли, соответствующий набор и символов. Появляясь в свои периоды, они дополняют поколенческую палитру общества, вытесняя естественным с течением времени или искусственным, насильственным путем предыдущие поколения. В. В. Семенова выстраивает свои описания в соответствии со следующими критериями паттернов Х. Беккера: наиболее важные события, имевшие место в формативный период; состояние СМИ в тот же период; система социализации; социальные возможности в формативный (ранний) период; биографические характеристики поколения (жизненный путь, ценностные ориентации, поведенческие образцы); системные характеристики (состав поколения, его поколенческая культура, поколенческие союзы)[11].

В отечественной истории ХХ века, по мнению Ю. А. Левады, можно выделить шесть значимых поколений: 1) революционного перелома (1905-1930 гг.) – каковых исследователю и его коллегам не удалось рассмотреть в силу их малочисленности; 2) сталинской мобилизационной системы (1930-1941 гг.) – их ныне около 4% взрослого населения; 3) военного и послевоенного периода (1941-1953 гг.) – около 7%; 4) «оттепели» (1953-1964 гг.) – 21%; 5) «застоя» (1964-1985 гг.) – 39%; 6) «перестройки» и реформ 1990-х годов – 28%.

У В. В. Семеновой учтем две схемы. Первая (опубликована в 2001 г.) представляет собой обобщенную картину поколений, составленную на основе имеющихся описательных характеристик других исследователей, которые автор привела в соответствие с критериями паттернов Х. Беккера: первое, дореволюционное (1900-ых гг. рождения), советское (20-х годов рождения, «деды»), среднее (1950-х годов рождения, «отцы») и «дети» (1970-х годов рождения). Поздние возрастные когорты были отнесены также к молодежи и квалифицированны как подгруппы «детей»[12]. Вторая схема опирается на данные исследования лексических форм культурной самопрезентации поколений (опубликована в 2005 г.): околовоенное поколение (рожденные в 1920-40-х годах, время реализации – 1950-60-ые годы, сейчас это 60-80-летние); доперестроечное поколение (время рождения – 1940-60-ые годы, время реализации – 1960-80-ые годы, сейчас им от 40 до 60 лет); поколение переходного периода (время рождения 1960-70-ые годы, время реализации – 1990-ые годы, им от 30 до 40 лет); послеперестроечное поколение (время рождения после середины 1980-ых годов, условное время реализации 2000-2010 гг., сейчас им от 18 до 25 лет – молодежь)[13].

Первые поколения России и Тувы ХХ века отличаются друг от друга в силу различий исторического процесса. Начало столетия для Тувы ознаменовалось рядом событий: освобождением из-под власти маньчжурского Китая в 1911 году, принятием протектората России в 1914 году, провозглашением Танну-Тувинской народной республики (ТНР) в 1921 году, вхождением ТНР в состав СССР в 1944 году. Социальное развитие сближалось по своему типу, поколенческие особенности постепенно нивелировались, но свои особенности у Тувы всегда оставались.

Первым ключевым («просвещенно-элитарным») поколением Тувы ХХ века можно назвать элиту традиционного тувинского общества, рождение которой пришлось на 1880-90-ые годы. Это поколение Буяна-Бадыргы[14] – людей, имевших в традиционном обществе при рождении высокий социальный статус, получивших образование в буддийских школах, которым пришлось столкнуться с кардинальным изменением геополитической обстановки в первые десятилетия ХХ века и перестраивать свою деятельность в связи с этим, вплоть до добровольного изменения своего социального статуса. При прежних китайских порядках они оставались бы ламами, наследственными нойонами, управляли бы населением своих земель, подчинялись амбын-нойону и, в целом, императору Поднебесной. Вместо этого им пришлось искать нового покровителя, вести судьбоносные для края дипломатические переговоры, перестраиваться в иерархии соподчинения друг другу и русским властям, принимать различные социальные новшества, некоторым даже вступать в революционную партию, следуя веяниям из России, выстраивать новую систему фиксированного права для традиционного общества и пр.

Между тувинским первым поколением ХХ века и российским дореволюционным (по схеме В. В. Семеновой 2001 г.) трудно проводить аналогии. Как подчеркивает Семенова, это поколение россиян было переломлено революционными потрясениями и лишь отчасти приспособилось к новой для него жизни[15]. Буян-Бадыргы и другие просвещенные тувинцы, на мой взгляд, сумели найти «общий язык» со временем, внесли значительный вклад в историю. Также проблематична связь их и с поколением российского революционного перелома (по Ю. А. Леваде). Представителей этого поколения погубило «не то» происхождение, их приверженность относительно гибкому курсу на социалистические реформы, что было неприемлемо для планов дальнейшей советизации Тувы, которые стали проводиться из Москвы.

Первое ключевое поколение Тувы в итоге оказалось подмятым следующим, нетерпеливым, непримиримым, революционным. Второе революционное поколение Тувы родилось на стыке XIX-ХХ веков, в 1900-ые годы. Его яркий представитель – руководитель Тувы с 1932 по 1973 гг. С. К. Тока. Поколение отличалось от первого «правильным», «низовым» происхождением. Это были дети аратов, которых увлекли идеи революции, освобождения пролетариата, социальной справедливости, равенства. В этом увлечении новациями араты выступили нигилистами всего старого, традиционного. Они резали косы, призывали к раскрепощенности, осваивали трактора, клеймили бывших феодалов, искали врагов народа и уничтожили ярких представителей старой элиты, взяв в свои руки управление обществом.

Второе тувинское значимое поколение более близко по духу (энтелехии, говоря термином Пиндера) к поколению российского революционного перелома (по Ю. А. Леваде). Однако, активная социальная жизнь тувинских революционеров из народа пришлась на 1930-1940-ые годы (тогда как российские революционеры вершили судьбы в первые три десятка лет). Поколение «раннего Тока» смогло взяться за социальное переустройство Тувы (которую уже поставили на рельсы собственной государственности!) на всех уровнях, только избавившись от первого значимого, «просвещенно-элитарного» поколения в начале 1930-х гг.

Почему я говорю «раннего Тока»? Феномен С. К. Тока заключается в том, что он избежал участи ленинской гвардии революционеров, которую в стране Советов постепенно уничтожил сталинский маховик. Много соратников Тока периода ТНР стали жертвами нескольких волн репрессий. Сам же он сумел трансформировать свою политику, свой образ из пламенного, непримиримого революционера – в энергичного строителя социализма. Он оказался успешным и на первом этапе, и на втором.

Надо отметить, что значительная часть сельского населения Тувы продолжала заниматься традиционными видами хозяйствования в составе новых хозяйственных организаций. Поэтому элитарным слоям общества на массовом, «низовом» уровне в течение всего века сопутствуют несколько возрастных когорт чабанов, сохранявших в большей или меньшей степени элементы традиционного быта. Среди них были те труженики, которые пережили кардинальную реформу – окончательный перевод кочевников на оседлость, проведенный в 1940-1950-х годах. Осуществлен он был на иных основаниях, чем в предыдущие этапы коллективизации. Ранее, как пишет Ю. Л. Аранчын, колхозы в республике создавались на базе арбанов и сумонов, кочевавших на определенной территории, естественным образом закрепленными за родоплеменными группами тувинцев. Теперь же, эти межи «раз навсегда ликвидировались и создавались на базе социалистического землепользования условия для упрочения внутреннего политического единства тувинцев, формирования их в социалистическую нацию. Стянутая из кочевий в артель пестрая по своему достатку и положению в единоличном производстве аратская масса превращалась в однородный класс колхозного крестьянства»[16]. Приписывание их к деревням, объединение хозяйств имели как позитивные стороны (решались вопросы снабжения, медицинской помощи и пр.), так и негативные. «Перетасовывание» людей, изменение многовековых порядков привело к появлению культурной травмы – к чувству утраты преемственности, потери опыта, народных знаний и пр.

Третье значимое поколение Тувы (поколение индустриализации) стало появляться уже под опекой «зрелого» С. К. Тока. Это стало возможным в результате масштабных перемен, которые происходили в массовой, «низовой» Туве. Они уже полностью были детьми советского времени. Время рождения этого поколения пришлось на 1930-ые – 1940-ые годы. Их становление проходило во время «зрелого Тока», активная деятельность, реализация – на время правления Тувой (в 1970-80-х гг.) Г. Ч. Ширшина – преемника С. К. Тока. Эти годы для них сейчас остались «золотым веком»: они были востребованы, трудились в эпоху братской помощи Союза республике, участвовали в многочисленных стройках бурно развивающейся инфраструктуры Тувы, развивали различные отрасли народного хозяйства. Представления этого поколения о смысле своей трудовой деятельности, развитии Тувы близки к взглядам российского поколения индустриализации, мобилизационных строек. По схеме Ю. А. Левады им соответствуют (но лишь по временной шкале!) российские поколения послевоенного периода и «оттепели». По схеме В. В. Семеновой (2001 г.) – второе поколение. К этому поколению относится первый президент Тувы Ш. Д. Ооржак, 1942 г. рожд.

Надо отметить, что тувинское поколение индустриализации не однородно. В российской схеме Ю. А. Левады присутствует также поколенческая группа «несбывшихся надежд» периода застоя, точнее, его начала, которая вылилась в конце 1960-х годов к формированию поколения «шестидесятников». Первоначальные надежды на оздоровление общества, на демократическое реформирование без кровопролития, которые дал ХХ партийный съезд, оказались несбыточными. Это вылилось в разочарование, в протест. Однако, поиски, метания, творчество «шестидесятников» лишь отразились на духовной атмосфере определенного общественного круга и, как подчеркивает сам Ю. А. Левада, деятельность этих людей не смогла оказать существенного влияния на ход истории России.

В составе «индустриального» поколения Тувы ХХ века также можно найти поколенческую группу, которая имеет нечто общее с «шестидесятниками». Роднит их то, что в мироощущении этих людей также есть определенный надлом. Но произошел он гораздо раньше, в ранний социализационный период, в формативное время. Представители второго поколения образованных советских тувинцев в составе «индустриального» поколения могли органично включаться в дело своих отцов, продолжать его. Но помимо них в строительстве развитого социализма в Туве принимали участие и дети чабанов, получивших средне-специальное, высшее образование и ставших в своих семьях представителями первого поколения интеллигенции. Их детство было весьма сложным, так как, во-первых, пришлось на масштабные события 1940-1950-х годов, когда растерянные родители, старшие родственники пытались приспособиться к новым местам хозяйствования, к новым объединениям и пр. Во-вторых, они прошли через особые образовательные учреждения – интернаты. Эти заведения не только давали им знания, но и отрывали от семей, делали их своего рода сиротами при живых родителях. Более того. Дети круглосуточно, сезонами фактически боролись за свое существование в сложных разновозрастных детских коллективах, в которых нередко расцветали законы тюремного распорядка, детской «дедовщины». Поэтому интернатские тувинцы, которых суровое детство сломило, пополняли собой и ряды маргиналов общества. Те же из них, кто успешно прошел ступени образовательного процесса, состоялся как профессионал, вошел в состав «индустриального» поколения, навсегда сохранили в себе чувство надлома, утраты счастливого детства, внутреннего несогласия с тем, что из них и их родных выколачивалась их «тувинскость», приверженность старым порядкам. Однако, озвучивать эти настроения не было принято. В советское время, казалось, что «надломленных», несогласных с советской политикой нет. Проявились они позже.

В постсоветское время младшие представители этой поколенческой группы попытались с разной степенью успешности компенсировать свои утраты, излечить надломленную этническую идентичность. В сложные 1990-ые годы, чтобы прокормить себя и свои семьи, детей, они стремились организовать свои натуральные хозяйства, а также другие частные малые предприятия по занятию традиционными видами деятельности, вплоть до возвращения к религиозной практике (например, если они считают себя потомками шаманских родов). Определенная часть группы стала опорой для появления радикальных движений периода суверенизации. Казалось бы странным, что за возрождение национальной культуры, за возврат к старым, досоветским ценностям, даже за выход Тувы из состава РФ, ратовали люди среднего возраста, родившиеся в советское время. Но глубинные основания их мотивации становятся понятными, если видеть в них именно ту поколенческую группу «надлома».

Четвертое значимое поколение Тувы ХХ века («дореформенное») родилось в 1950-ые – первой половине 1960-х годов. Представители этого поколения были воспитаны в духе продолжателей дела отцов. Для этого они получали образование, специальности. Сразу после прохождения образовательных ступеней они должны были укрепить собой средний уровень иерархической лестницы социалистического регионального социума, что они и сделали в течение 1980-х годов. Однако, реализоваться здесь полностью они не сумели, так как наступили 1990-ые годы, губительно сказавшиеся на них и на предыдущем поколении.

В 1990-ые годы представители индустриального поколения, которым было в среднем 50 лет, уже достигли зрелости и определенных высот в социальной иерархии, были готовы занять высшие позиции номенклатурного аппарата Тувы, после добровольного ухода предшественников на обеспеченный покой. Однако, в условиях либерализации экономики, анархии в обществе им с их навыками организаторов строительства социализма реализоваться им оказалось весьма проблематичным делом. Для прагматиков, каковым несомненно являлось большинство представителей номенклатуры, главным делом для них стало участие в перераспределении капитала. Во-первых, они ожидали бюджетную финансовую помощь «сверху», контролировали распределение получаемых средств на местах. Во-вторых, они занимались приватизацией всего и вся, чтобы было возможно, перепродажами. И все это делалось для обеспечения своего существования.

Поколение дореформенное в определенном смысле можно назвать «потерянным» поколением, ибо, будучи в 1990-ых годах 40-летними, они оказались в ситуации обесценивания всего социализационного опыта, социальных ценностей и почти без перспектив карьерной лестницы. В отличие от предыдущего поколения они не успели занять ключевые посты для того, чтобы также принять активное участие в разделе государственной собственности в лихие 1990-ые годы. В этом смысле им достались лишь «крохи» со стола, соответственно больше возможности у них было пополнить ряды «челноков» – людей, в большинстве своем отказавшихся от своей профессиональной деятельности в пользу занятия торговлей, скупкой и продажей наиболее ходовых товаров. Это было первое невостребованное поколение специалистов для управленческих структур.

Перестройка, реформы привели к формированию пятого ключевого поколения Тувы ХХ века, имеющего много сходных черт с аналогичным российским. Родились они преимущественно в конце 1960-х годов, частично – в начале 1970-х годов. До недавних пор исследователи причисляли их к поколению «детей», к старшей из молодежных когорт (напр., сама В. В. Семенова). Сейчас же, спустя семь-восемь лет очевидно, что их можно вывести из числа молодежи и квалифицировать как особое поколение реформ, что В. В. Семенова и сделала в схеме 2005 г.

Как показывают исследования социологов данного российского поколения, формативный период его пришелся на советское время, проходил глубоко в недрах социалистического строя; а поздняя социализация совпадает с периодом активной идеологической критики их юношеских идеалов. Основой их социального опыта, как пишет В. В. Семенова, стало пребывание в двух социальных измерениях, отсюда смысловым ядром их мироощущение становится сравнения[17].

Это было первое поколение, которое столкнулось с проблемой безработицы на старте своего пути. В основном к моменту начала масштабных реформ 1990-х годов они получили высшее образование, приобрели специальности, однако, были вынуждены переквалифицироваться, быстро перестроиться, чтобы выжить. Вторичная их социализация пришлось на период общественной анархии, когда они участвовали в переделе капитала, встраивались в трудовые отношения по законам либерального рынка. Далеко не всем это удалось сделать. Многие потеряли в профессиональном статусе, плохо приспособились к условиям рынка, получили ранний психологический кризис (разочарование, отчуждение).

К этому поколению реформ относится новый глава правительства Республики Тыва Ш. В. Кара-оол. К их числу, скорее всего, принадлежит также и президент Калмыкии К. Н. Илюмжинов (1962 г.р.). Этих двух молодых глав регионов можно квалифицировать не столько как успешных предпринимателей, сколько как начавших трудовую деятельность в предпринимательской среде. Предпочтительным, перспективным для себя они все же нашли путь государственной службы, что тоже является показательным.

Среди представителей данного поколения есть немногие, кто пошел по пути предпринимателя, и при этом добились успеха. Численность их неизвестна, не подсчитана даже в официальных структурах Тувы[18]. Они пополнили собой число нуворишей – «новых тувинцев».

В целом, социологи отмечают, что между поколением реформ и поколениями «отцов» качественного различия в ценностных ориентациях не наблюдается. Дело в том, что все генерации эти существуют как разные формы проявления одного и того же традиционно-советского проекта, хотя его влияние идет на спад. Соответственно нет источника для появления межпоколенного конфликта и можно говорить скорее о поколенческой консолидации, чем о дифференциации[19].

Дифференциация, причем внутренняя – скорее присуща следующему за поколением «реформ» молодежному поколению. К нему можно причислить тех, кто родился в период с 1970-х до 2000 года. По сути, оно представляет собой уже первое поколение XXI века. Активная социальная деятельность, самореализация, влияние на социальные процессы представителей данного поколения еще впереди. Проблема изучения его становится актуальнее в связи с тем, что молодежные группы (от 15 до 29 лет) насчитывают почти треть численности населения Тувы (28,3% – по данным переписи 2002 г.), хотя в целом демографы констатируют некоторое постарение населения региона (в связи со снижением рождаемости в начале 1990-х годов).

Социальные процессы 1990-ых, затем 2000-х годов, по мнению В. В. Семеновой, привели к тому, что молодежные когорты стали обновляться гораздо быстрее, чем раньше, между ними очевидны определенные различия. При этом, в основных характеристиках молодежное поколение Тувы имеет много общего с российским, оно также является его составной частью.

В его составе можно выделить молодежную когорту 30-летних (рожденных в основном во второй половине 1970-х годов – «первую молодежную» когорту), которых 1990-ые годы застали в период выбора жизненного пути и тем самым изначально поставили в условия профессиональной переориентации, не соответствующей индивидуальным предпочтениям. Если ранние школьные годы их воспитывали как детей социалистического общества, то, оканчивая школу, они оказались перед суровой реальностью: этого идеального общества нет, все оказалось неправдой.

В Туве в начале 1990-х годов молодые столкнулись с сепаратистскими и экстремистскими идеями радикально настроенных политиков, появившихся из числа надломленной поколенческой группы, развенчивавших мифы о братской помощи Союза Туве, говоривших об «истинной» природе интереса русских к данному региону, «открывавших глаза» на существовавшую дистанцию между коренным населением и приезжими. Правда и неправда поменялись местами в умах молодежи, это вызвало у них отторжение, нигилизм всего и вся, толкало на участие в погромах, массовых акциях протеста, преступлениях и пр. Эти проблемы специально изучались этносоциологом З. В. Анайбан. Она пишет о проблемах дезадаптации молодежи Тувы конца 1990-х годов: росте безработицы, криминализации и маргинализации[20].

В целом, для мировосприятия этой группы характерен тот существенный ценностный излом, который В. В. Семенова (в схеме 2001 г.) описывает у молодежной группы, правда, называя ее «второй молодежной когортой» (относя поколение реформ к первой). Кто-то его уже преодолел, кто-то продолжает это делать, а кто-то уже сломался.

В молодежном поколении Тувы сейчас можно также выделить еще две когорты, или группы: «вторую молодежную» и «самых юных» (поколение «икс»), как это делает в отношении российской молодежи В. В. Семенова. Однако, у тувинской молодежи опять же отмечаются некоторые особенности.

Представителей второй молодежной группы – рожденных в 1980-ых годах, ныне 20-летних, период бурного анархического передела собственности и ценностей коснулся в меньшей степени. Их детство пришлось на период реформирования, они не знали советской застойности, они приходили к ситуации выбора жизненного пути, уже понимая, что такое конкуренция и рынок. Их восприятие не отягощено системно-ценностными разломами, надрывами и необходимостью изменить полностью своим первым представлениям о жизни.

Надо отметить, что почти весь их формативный период пришелся на время правления в Туве Ш. Д. Ооржака (период с 1992 по 2007 гг.). Характерно высказывание одного из его представителей: «Ооржак правит Тувой столько, сколько я помню себя». Поэтому их можно назвать «детьми» постсоветского кризиса, когда в управлении постсоветской Тувой широко практиковалось, как выразился вице-премьер нового правительства РТ (с 2007 г.) А. П. Дамба-Хуурак, «расхождение слова с делом»[21]. Были публичные заявления о бурном развитии Тувы, широкомасштабных проектах, которые в итоге оборачивались либо ничем, либо миллионными убытками. Средства вкладывались в нерентабельные проекты, сельское хозяйство получало мизерную поддержку и пр. При этом, по словам упомянутого политика, «людям внушалось, что их облагодетельствовали, что они обязаны получением этих средств одному конкретному человеку»[22]. На выборах широко практиковались грязные выборные технологии, во власти процветала клановость. А официально все представлялось как процессы демократизации, как гибкая кадровая политика.

Разумеется, в республике с небольшой численностью населения подноготная двойной политики была видна практически всем, в том числе и молодежи. Такая социальная, политическая атмосфера не могла не отразиться на их самочувствии, мироощущении.

Социологических исследований молодежи Тувы постсоветского времени очень мало, они фрагментарны[23]. Последнее комплексное исследование молодежи региона проводилось почти тридцать лет назад – в конце 1980-х годов[24]. Разумеется, в той работе отразились и идеологические установки общественных наук, и представления о той молодежи, которая сейчас относится к поколениям «отцов».

Мне также приходилось заниматься пилотным исследованием ценностных ориентаций и социального самочувствия молодежных когорт Тувы в 2003 г.[25] Помимо смещений ценностных представлений, характерных для всей российской молодежи постреформенной поры, обнаружилось, что значительная часть респондентов боятся будущего как такового. Общественную обстановку в Туве молодежь расценивала скорее как «равнодушную» (чем оживленную), пессимистическую (чем оптимистическую). Социальные конфликты, которые мои респонденты наблюдали вокруг себя, возникают, по их мнению, по причине пьянства, бытовых и финансовых проблем, непонимания, национализма, ревности и зависти, безработицы и пр.

Очевидно, что данная поколенческая группа вступает в пору взросления, будучи в значительной мере уже «отравленной» социальным пессимизмом, который сопровождал двойную политику в период правления Ш. Д. Ооржака, особенно второй и третий срок нахождения его у власти. Это заключение касается и первой молодежной когорты, которая итак, как я написала, уже пережила ценностный раскол. Две поколенческие молодежные группы тем самым имеют общее в социальном опыте.

Российское поколение «икс» обособлено от предыдущих групп молодежи тем, что ее социализация проходила в кардинально иных исторических условиях, она не может сравнивать преимущества и слабости социальных систем, она ориентирована на иные идеалы, прагматического, индивидуалистского свойства. Тем самым, как предсказывают социологи, в недалеком будущем Россию ожидает конфликт между ними и старшей молодежной подгруппой[26].

Тувинское поколение «икс» социализировалось в условиях превращенной номенклатурной системы, плохо адаптированной и неэффективной в условиях рынка. Ее представителей также отличают индивидуалистические установки, прагматизм и жесткость.

Ожидает ли Туву межпоколенческий конфликт молодежных возрастных групп? Ответить на этот вопрос сложно. Учитывать в данном случае надо не только общероссийские тенденции, но и тувинские особенности. Помимо общего социального пессимизма, присутствующего у тувинской молодежи, большое значение имеет усилившийся фактор архаизации традиционных структур – родоплеменных отношений, которые также определяют если не ориентацию на коллективные структуры, то хотя бы на согласование индивидуальных действий с ними. Молодые тувинцы хоть и стремятся к достижению своих личных целей, но учитывают интересы своих семей – «малой» и «большой», ибо воспитаны и живут постоянно в такой среде.

Как подчеркивают в своем исследовании Г. С. Гончарова и Л. Я. Савельев, в городских поселениях Тувы преобладают двухпоколенные семьи и сложные (состоящие из двух и более простых элементов – родителей с детьми), а в сельской местности – двухпоколенные простые и трехпоколенные сложные семьи[27]. При этом в сложных семьях присутствуют сразу три поколения: старшее, среднее и младшее. Традиционные ценности, в частности отношение к семье, браку, детям, у представителей поколений различаются. Младшие меньше ориентированы на браки с представителями одной тувинской национальности, у девушек отмечается падение ценности брака и пр. Однако, как подчеркивают сами же упомянутые исследователи, в сравнении с русскими жителями Тувы, а также коренным населением Хакасии – хакасами, у молодых тувинцев отмечается большая приверженность к традиционным идеалам: среди ценностей семьи на первом месте стоит рождение детей, предпочтительным считается большая семья (в которой проживает в среднем шесть человек), кроме того, около трети респондентов в Туве считает, что при выборе супруга надо советоваться с родителями, а 52% вообще считают необходимым получить согласие родителей на брак[28]. Влияние старшего поколения на молодое несомненно, и у тувинцев оно больше, чем у русских и хакасов.

У молодежи Тувы усилился и фактор региональной идентичности, который стал превалировать над российской, государственной идентичностью. Как показали результаты нашего опроса молодежи в 2003 г., треть респондентов тувинской национальности считает, что развитие республики зависит от коллективных усилий правительства и народа Тувы, молодежи в том числе. Обнаружилось, что молодые тувинцы считают себя творцами истории Тувы, а большинство «тувинских» русских не думают об этом. Поэтому не случайно, когда речь заходит о личных планах, абсолютное большинство тувинцев по окончании учебы в вузах за пределами республики собираются вернуться и работать дома, а большинство русских – остаться в России. Те же тувинцы, которые не собираются возвращаться в республику, проходя подготовку за ее пределами, в том числе в Москве, пополняя собой численность столичной диаспоры[29], чаще всего говорят об этом желании как о временном: «Наберусь опыта, заработаю денег и потом вернусь». Это можно расценивать позитивно для перспектив социального развития Тувы.

Однако, есть еще и негативная сторона архаизации социальных структур и отношений. В тувинском обществе, даже среди городского населения, присутствует и культивируется (!) определенный инфантилизм, когда молодежь, вступающая в пору выбора специальности, до сих пор остается детьми, которых родителям надо пристраивать, опекать. Происходит это в результате действия негативной стороны усилившегося архаического коллективизма в анархическом обществе: поступление в вузы в экономически слабом регионе концентрируется в нескольких местах, количество мест ограничено, набор определяется не уровнем знаний, а клановой, земляческой принадлежностью. В обществе крепится убеждение, что сам абитуриент ничего решить не может, надо «подключать» связи, родственников, знакомых[30]…

В целом, же социологи соглашаются с основными положениями концепции К. Мангейма, который пишет о решающем значении периода ранней социализации для людей в сравнении с поздним влиянием радикальных перемен. Сознание людей, по мнению Мангейма, диалектично. Для его формирования очень важно, какому опыту случилось произвести важнейшие «первые впечатления», «детские переживания». В дальнейшем они срастаются в кругозор, характерное мировосприятие, исходя из которого, осмысляется весь поздний опыт, – в подтверждение и исполнение сложившегося мировосприятия или как его отрицание, антитеза[31].

Таким образом, предварительное наложение поколенческого подхода к истории приводит нас к заключению, что в республике в течение ХХ века было сформировано несколько ключевых поколений: «просвещенно-элитарное» поколение, «революционное» поколение (первые два уже практически не застать живыми), поколение индустриализации, поколение реформ, дореформенное поколение. В качестве поколенческих групп, которые также присутствовали, но не имели значительного влияния на ход социальных процессов, выступают когорты чабанов и «надломленная» поколенческая группа. К концу века в тувинском обществе также появились молодежные поколения (три возрастные когорты), активная социальная деятельность которых придется на XXI век.

Очевидно, что ускоренные темпы социальных преобразований в Туве привели к тому, что в обществе присутствуют поколения, жившие сразу в трех социокультурных системах: традиционном, патриархальном (детство), советском (юность, молодость, зрелость), постсоветском (зрелость, старость). Они пережили два кардинальных социальных перелома, на мой взгляд, более масштабных по силе воздействия на людей, чем два российских перелома, которые выделяет Ю. А. Левада[32]. Два тувинских перелома заставляли людей встраиваться каждый раз в совершенно новые условия, принимать дважды новую идеологию (социалистическую и рыночную), встраиваться в новые социальные институты. Это приводило к значительным поколенческим сдвигам в обществе, определяло драматизм социальных процессов в Туве.