Канарш Г. Ю. Справедливость в системе высшего образования в России и на Западе: анализ современных тенденций

Высшее образование как благо. В настоящее время право на образование является предметом широких общественных дискуссий. Вследствие высокой культурной и политической значимости образования во многих университетах Запада действует система квот в отношении представителей меньшинств, которые до сих пор не имели реальной возможности поступить в высшие учебные заведения. Между тем в современной России наблюдается противоположная тенденция: отказ от легальных коммунитарных практик, широко распространенных в советское время, в пользу все большей индивидуализации общественной жизни, в том числе такой важной ее сферы, как образование. Парадокс ситуации состоит также и в том, что отказ от таких практик в российских условиях не означает осуществления равных возможностей, поскольку существует тенденция к превращению образования в привилегию узкого круга состоятельных лиц.

Традиционно образование являлось элитарным, аристократическим институтом. Возможность стать образованными имел узкий круг лиц — земельная аристократия[1]. Крупная земельная собственность не требовала особых забот о себе со стороны владельца, а значит, позволяла ему вести праздный образ жизни, единственный, как считалось, совместимый с учеными занятиями. В целом такая ситуация предопределялась причинами экономического характера: «экономика нехватки», отсутствие достаточных средств у общества не позволяли сделать досуг всеобщим явлением, и соответственно, включить в сферу образования и культуры представителей непривилегированного большинства.

Изменения в экономике, переход от «экономики нехватки» к «экономике изобилия», свершившийся в обществе современного типа и связанный с научно-техническим прогрессом, привели к демократизации системы образования, сделали его доступным для широких масс. Рост общественного богатства стал причиной того, что каждый член общества получил возможность посвятить часть своей жизни приобретению знаний за общественный счет. Социальное благо образования начало распределяться на основе принципа равных возможностей, в соответствие с которым возможность учиться в высшем учебном заведении была предоставлена всем без исключения, независимо от принадлежности к социальному классу или группе. Согласно либеральной теории справедливости, только таланты и усилия индивида могут быть признаны в качестве критерия отбора при поступлении в университет.

В настоящее время на Западе во многом происходит пересмотр принципов, на основе которых происходит распределение важнейших социальных благ, в том числе и блага образования. Осуществляется постепенный переход к правам третьего поколения — групповым[2]. Доступ к образованию в ряде случаев определяется не личными качествами индивида, но его групповой идентичностью, принадлежностью к определенной социальной, этнической или расовой группе. Данная тенденция находит выражение в политике т. н. позитивных действий (affirmative action), предпринимаемых правительствами с целью защиты прав меньшинств. Так, например, в 70-х гг. прошлого века в США были разработаны новые правила приема в высшие учебные заведения, в частности, на медицинский факультет Калифорнийского университета в Дэвисе: 16 мест из каждых 100 предназначались для абитуриентов — представителей национальных меньшинств[3].

Равные возможности vs групповые права. Заметный отход от индивидуалистической в своем существе идеи равных возможностей в сторону групповых прав связан с признанием ограниченной способности традиционной либеральной политики, основанной на правах индивида, обеспечить равные возможности для всех социальных классов и групп. Как известно, данный принцип является принципом формального равенства, гарантирующим доступ к социальным ресурсам лишь на уровне возможного, но не действительного обладания. Осуществление этого принципа в западном обществе привело к возникновению фактического неравенства, формированию новой общественной и политической элиты — меритократии, которая, в отличие от традиционной элиты, основывает свое социальное господство не на владении землей, но на высокой профессиональной компетентности.

Как отмечает американский исследователь Кристофер Лэш, «общий ход истории недавнего прошлого уже не благоприятствует выравниванию социальных различий, но все больше и больше идет в направлении двухклассового общества, в котором немногие избранные монополизируют преимущества, даваемые деньгами, образованием и властью»[4]. В этих условиях значительные социальные слои попросту не сумели по тем или иным причинам воспользоваться предоставленными возможностями и оказались за пределами социального контракта, т. е. превратились в маргинальные слои. Прежде всего, это относится к таким группам, как афроамериканцы, «цветные», женщины, низшие слои населения. Для этих слоев доступ к образованию фактически означает шанс на получение социального признания, вхождение в систему цивилизованных общественных отношений. Поэтому, считают другие исследователи, «коммунитаризм, аффирмативные (поддерживающие) акции властей по отношению к этим слоям являются ответом на требования совести, поиском справедливости, попыткой сделать свободу более сущностной, попыткой поставить вопрос не только о свободе, но и о благе для этих групп»[5].

При этом нельзя не отметить, что политика позитивных действий, проводимая правительствами ряда западных стран, вызвала резкую критику со стороны консервативных кругов и породила тем самым широкую общественную дискуссию. Осуществление групповых прав, считают консерваторы, противоречит традиционному либеральному принципу равных возможностей и нарушает права индивида. Одним из наиболее известных примеров такого нарушения является отказ в приеме в университет Дэвиса Аллену Бекки, белому абитуриенту, который сдал вступительные экзамены значительно лучше поступивших представителей национальных меньшинств[6]. Этим был создан опасный прецедент «дискриминации наоборот», т. е. исключения индивида только на основе его принадлежности к «белому» большинству. Кроме того, превращение системы образования из инструмента рекрутирования общественной элиты в инструмент обеспечения социального признания по отношению к низшим и маргинальным слоям может серьезно угрожать культурным и цивилизационным достижениям Запада за последние три столетия. Цели социального прогресса требуют сохранения элитарной сущности высшего образования — считают консерваторы[7].

Таким образом, система образования на Западе все больше перестраивается в соответствии с положениями постсовременного дискурса в юридических и политических науках. Коммунитаристские практики осваиваются в дополнение к традиционным либеральным, несмотря на значительные трудности теоретического (философского) и практического (политико-правового) характера, возникающие в ходе общественных дискуссий по данной проблеме.

Российская ситуация. В свете этих изменений происходящее в постсоветской России выглядит парадоксальным. Политика позитивных действий в отношении национальных меньшинств, определенных категорий населения, имеющих более низкие шансы на поступление в вузы, которая была частью социальной политики советского государства, практически полностью отошла в прошлое. Современное российское законодательство, как отмечают исследователи, делает акцент на правах индивида, а не группы, что, по-видимому, является следствием некритического заимствования идей неолиберализма как основы реформирования российского общества.

Между тем, отказ от идеи групповых прав в российских условиях представляется весьма нежелательным. Россия — многонациональная страна, состоящая к тому же из множества регионов, которые находятся отнюдь не в равных социально-экономических условиях. К примеру, рядовой житель Москвы или Московской области, вне всякого сомнения, имеет значительно больше шансов для поступления в престижный университет, чем житель российской глубинки. То же самое можно сказать о различных категориях населения. Шансы выходцев из семей «бюджетников» на получение хорошего образования не сравнить с шансами детей, родители которых заняты, к примеру, в крупной добывающей промышленности, находящейся под контролем частного капитала, и тем более детей «новых русских».

Огромные диспропорции в социально-экономическом развитии российских регионов, а также чрезмерный разрыв в уровне доходов между различными категориями населения, по нашему мнению, является достаточным основанием для пересмотра принципов законодательства и социальной политики государства в сторону большего присутствия в них коммунитарных элементов. Этому должна способствовать и традиционная для России политическая культура, в которой определяющим всегда было именно коммунитарное сознание и коммунитарные ценности[8].

Другой, не менее важной, проблемой для российской системы высшего образования является несоответствие реальной практики поступления в вузы заявленным индивидуалистическим ценностям, и, прежде всего, принципу равных возможностей.

Идея равных возможностей, как отмечалось выше, должна привести к формированию меритократического общества, т. е. такого, в котором преимущества во всех важнейших областях общественной жизни получают люди, отличающиеся своими интеллектуальными способностями и личными качествами. И, прежде всего, данное требование относится к системе высшего образования, в основе которого — принцип честного соревнования, отбора «лучших» из всех общественных классов. Между тем, как отмечают авторитетные российские исследователи, «знание — благо — стало товаром на рынке услуг, что естественно, но доступ к нему перестал быть свободным, т. е. определяться равным для всех правом, определенным Конституцией. Теперь это право корректируется порядками «теневых структур» и для отдельного человека опосредуется обязательным вхождением в последние (через систему взяточничества, коррумпированного репетиторства, продажного чиновничества)»[9].

При сохранении существующего положения дел мы рискуем утратить одно из важнейших достижений советской эпохи — бессословный характер высшего образования, делающий его доступным для каждого независимо от происхождения и социального статуса, — считает, например, известный отечественный философ В. М. Межуев[10]. Он отмечает, что неравенство в праве на образование имеет также политическое измерение: оно фактически ставит крест на массовой демократии в России, поскольку полноценным гражданином демократического государства может быть только образованный, культурный человек, способный осуществлять выбор в том, что касается государственных интересов[11].

Еще одним воплощением несправедливости в системе высшего образования является коррупция. Коррумпированность преподавательского состава многих российских высших учебных заведений хорошо известна: без взяток, «блата» и проч. поступить в престижный университет становится все более сложным. Коррупция всегда сопутствовала тем сферам деятельности, которые связаны с получением престижных профессий, должностей и проч., однако ее особенность в современной России состоит в том, что она стала системным явлением, т. е. по сути, составляет постоянный и необходимый элемент системы высшего образования. На системный характер коррупции указывают и такие случаи, как избиение самими студентами преподавателей, отказывающихся брать взятки (такой случай, известный автору, имел место в Техническом Университете МАМИ). В этом случае действия преподавателя, по-видимому, были расценены как нарушение общего правила поведения и как таковые требовали «наказания».

Как отмечает американский исследователь Филип Г. Альтбах, коррупция разрушает основу основ университетской жизни — концепцию меритократии, т. е. преобладание честного академического поиска и стремления к достижению лучших результатов в учебно-исследовательской работе[12]. Отказавшись от легальных коммунитарных практик советского периода, российская система высшего образования стала прибежищем коммунитаризма в его худшем варианте — нелегальном, кланово-олигархическом. Главные причины данного явления коренятся в сфере экономики, и коррупция в ряде случаев представляет собой не более чем способ выжить для обнищавшего профессорско-преподавательского состава российских вузов. Поэтому борьба с коррупцией во многом означает также необходимость борьбы с бедностью и за повышение материального благосостояния членов академического сообщества. Но при этом нельзя забывать и о том, что задача восстановления в правах идеи меритократии в смысле академической честности во многом является делом самого академического сообщества, которое должно осознать, что на принципе честного соревнования и отбора лучших базируется существование подлинного университета.

* * *

Многообразие практик высшего образования, получивших распространение и признание в мире, не должно мешать пониманию того, что высшее образование выступает как важнейшее средство развития человеческого потенциала и на индивидуальном, и на групповом, и на социетальном уровнях. Именно поэтому оно рассматривается как ценность и как основа для социальной стратификации. Ритуальные формы, каких много сохраняется в этом социальном институте, как бы призывают новые поколения к особой осторожности в реформировании хрупких образовательных систем. Независимо от их наполнения новыми технологиями и способами коммуникации, в них центральными компонентами будут оставаться Профессор и Студент, Доктор наук и Аспирант.

Но устойчивость форм образования, ритуальные мантии и шпаги на защитах диссертаций не означают, что система высшего образования находится вне времени и пространства. Напротив, в том и смысл проблемы образования, что при консервативности внешних форм оно стремится к опережению наличной ситуации в обществе и в сфере знания. Вуз в известном смысле всегда находится в состоянии образовательной революции, которая могла бы быть в этом случае без особых оговорок названа перманентной.