Калинникова Н. Г., Луков Вл. А. Ранний этап формирования французского концентра литературного влияния в русском культурном тезаурусе: пример Бенжамена Констана

Kalinnikova N. G., Lukov Vl. A. The Early Stage of the Formation of the French Literary Influence Concenter in the Russian Cultural Thesaurus: the example of Benjamin Constant

Аннотация ◊ В статье рассмотрен процесс включения творчества французского писателя-романтика Бенжамена Констана в русский культурный тезаурус первой половины XIX века. Поставлена проблема формирования французского концентра литературного влияния в русской культуре.

Ключевые слова: Бенжамен Констан, русско-французские литературные связи, концентр литературного влияния, русский культурный тезаурус.

Abstract ◊ This article describes the process of the incorporation of the French romantic writer Benjamin Constant in the Russian cultural thesaurus of the first half of the 19^th century. The problem of the formation of the French literary influence concenter in Russian culture is posed.

Keywords: Benjamin Constant, Russian-French literary relations, literary influence concenter, Russian cultural thesaurus.

Возникшая к началу XIX века синхронизация литературного процесса России и Европы[1] позволила перейти от формы отражения других литератур (как в случае с византийско-древнеболгарским, античным концентрами влияния[2]) к форме взаимоотражений, проявившихся во взаимодействии русской литературы с французским, английским, немецким концентрами, с другими литературами Европы. Важнейший для русской литературы концентр литературного влияния — французский — начал интенсивно оформляться во второй половине XVIII века, а к началу нового столетия все большую роль в нем начинают играть не столько французские классики, сколько современные авторы.

Почти каждый большой французский писатель может дать богатый материал для характеристики русско-французских литературных связей. Рассмотрим один пример функционирования французского концентра в русской культуре. Пример избран для характеристики именно этого функционирования: существование концентра позволяет писателю, не будучи даже великим, быть легко замеченным, ворваться, пробивая в этом случае легко преодолимые преграды, в центр русского культурного тезауруса[3], сыграть существенную роль в культурном процессе другой страны. Но в то же самое время существование такого концентра может не позволить писателю надолго задержаться в инокультурном сознании: его потеснят другие представители того же концентра. Тезаурусный подход указывает на то, что возможности культурного тезауруса ограничены. Персональный тезаурус может оперировать представлениями примерно о 500 гениев, причем места знаменитостей «неопределенно-личные»: вместо одних фигур могут появляться другие, но повторяем, оперативные возможности тезауруса ограничены[4].

На границе Просвещения и раннего романтизма оказался писатель, вполне подходящий для иллюстрации высказанных соображений. Это Анри-Бенжамен Констан де Ребек (Henri-Benjamin Constant de Rebecque, 1767–1830)[5], по происхождению швейцарец, связанный тесными отношениями с Жерменой де Сталь, но не разделявший ее восторженного взгляда на революцию, как и резко негативного отношения к Наполеону, видя в нем «славу Франции» (притом что был вынужден эмигрировать из Франции в годы его правления).

Констан — мыслитель послереволюционной эпохи, в трактате «О духе завоевания и узурпации в их связи с европейской цивилизацией» он провозглашает наступление эпохи торговли, сменившей эпоху войн. В торговле он видит такое же средство завоевания, как и война, но считает торговлю средством более цивилизованным. Констан был одним из глашатаев либерализма (трактат «Принципы политики», 1815; и др.).

Но у читающей публики он стал кумиром после опубликования небольшого психологического романа «Адольф» («Adolphe», 1806, опубл. в Лондоне в 1816 г.)[6]. Подзаголовок романа «Рукопись, найденная в бумагах неизвестного», свидетельствует о столь полюбившейся еще предромантикам форме мистификации.

Перед читателем дневник 22-летнего сына министра одного из немецких княжеств Адольфа, закончившего Геттингенский университет и рассказывающего печальную повесть о своей любви к Эллеоноре, возлюбленной графа П., которая, доверившись чувству Адольфа, бросила богатство, детей, пренебрегла мнением света, о своем охлаждении к ней, приведшем ее к смерти, о своем одиночестве и сожалении.

Сюжет внешний — очень прост, сюжет внутренний — «правдивая история человеческого сердца», как называет ее в заключении издатель дневника — необычайно сложен и прихотлив. Адольф и романтический герой, и обыватель, он то бросает обществу вызов, то заискивает перед ним, его любовь эгоистична («Я хочу быть любим»), и чувствительна. Он формулирует свою двойственность как общее качество человека, который «почти никогда не бывает ни совершенно искренним, ни совершенно лживым». Констан в романе делает важный шаг в развитии принципа психологизма.

Пушкин в статье, посвященной публикации романа в переводе П. А. Вяземского, отнес роман «к числу двух-трех романов:

тем самым подчеркнув значение «Адольфа» Констана для созревания замысла «Евгения Онегина».

Интересно проследить судьбу литературного наследия Констана в России, выявить особенности восприятия его творчества в первой половине XIX века, определить степень воздействия писателя на творчество русских литераторов, показать значение личности Констана — писателя и политика для русской интеллигенции, создать, таким образом, целостную картину рецепции творчества Констана в контексте русской литературной и общественной жизни[8]. Такое исследование можно провести в рамках историко-функционального анализа литературного процесса[9].

В современную эпоху все больше ученых обращается к изучению судьбы писателя и его творчества в других странах. Литературоведение не может не интересоваться тем, что происходит с произведением после его выхода в свет: его функционированием в обществе, в данной культурной среде, его восприятием за рубежом, его ролью в разные периоды общественной жизни.

Исследователей интересует интерпретация критикой и литературоведением иноязычного художественного произведения, степень его популярности в читательской среда на родине и в России. Обстоятельно исследована история вхождения в литературную и культурную жизнь России творчества Гейне, Гёте, Гофмана, Гюго, Байрона, Бальзака, Беранже, Диккенса, Шекспира и других[10].

К вопросу восприятия творчества Констана в России обращались в основном русские литературоведы, некоторые проблемы затронуты в исследованиях А. А. Ахматовой[11], Б. В. Томашевского[12], Л. И. Вольперт[13] и др., однако создать полную картину рецепции Констана в России первой половины XIX века до сих пор довольно трудно.

В первой половине XIX века сложилась уникальная ситуация для восприятия творчества Констана русской интеллигенцией в полном объеме, во всем многообразии форм и тем.

Если читатель XX века знает этого писателя в основном как представителя раннего французского романтизма, создателя рефлектирующего героя Адольфа, то для читателей — современников он был не только «отцом психологического романа», но прежде всего известным общественным деятелем, борцом против Наполеона, оратором и публицистом, издателем «Минервы» и «Реноме», лидером либеральной оппозиции, другом Ж. де Сталь.

Констан привлекал писателей самой различной ориентации: и карамзинистов, и архаистов, и романтиков, и приверженцев реалистического метода. Он был всеобщим авторитетом, значительность и известность которого признавали даже его противники. Как стилист он быстро приобрел репутацию непревзойденного мастера.

Исторически объяснимо, почему в первую треть XIX века наблюдается такой интерес к Констану. Он возник и развился и связи с появлением в русской печати материалов о французской революции 1789–1794 гг., ее ходе и итогах, политических деятелях, сторонниках и противниках. Огромное число статей, перепечатанных из «Минервы», являются прямым выражением либеральной конституционной доктрины французского политика, например, «Об истинных причинах уничтожения республики»[14] или «Новая конституция Франции,изданная под названием: Дополнительного акта к Государственным конституциям»[15].

Авторы статей не только приводят факты из французской жизни и истории, но и пытаются анализировать события и личности. Так, в анонимной публикации «О трех главных партиях во Франции»[16] содержится оценка Констана как редактора и издателя журнала «Минерва» в как руководителя либеральной партии. Критикуя личные качества Констана, автор статьи подчеркивает его роль в либеральном движении и очень высоко оценивает как редактора «Минервы».

Интересно, что большинство статей об этом французском политике переводные и, естественно, содержат много ценных сведений о нем как человеке, ораторе, публицисте. В публикации «Французские ораторы»[17] даже приводится описание его внешности и манеры говорить.

Классифицировать упоминание Констана в печати нелегко, так как они весьма разнообразны: это и ссылки на «Минерву» и ее авторов, и просто указания имени Констана. Встречаются и подробные характеристики его как писателя, политического деятеля, оратора, они представляют наибольший интерес. Особое внимание в русской печати было уделено роману «Адольф» и его переводам, по поводу которых разгорелась журнальная полемика.

Всплеск внимания к Констану относится к первой трети XIX века, потом интерес к либеральному движению слабеет, цензура усиливает свое влияние, поэтому имя этого политического деятеля все меньше проникает на страницы газет и журналов. Однако «Телескопу» удается опубликовать некролог Бенжамена Констана, причем довольно быстро (не позднее двух месяцев после его смерти. Здесь достаточно подробно представлена биография писателя, его политическая карьера, дается оценка произведений и поступков, рассказывается о его участии в революционных событиях во Франции в 1830 г.

Весьма значимы факты отношения к Констану в декабристских кругах. Проанализировав самые разные материалы: свидетельства декабристов на суде, их теоретические работы, некоторые дневниковые записи и мемуары, можно сделать вывод о том, что интерес с их стороны к творчеству Бенжамена Констана был не только постоянным, но и плодотворным для их деятельности. Этот французский публицист и оратор во многом определил выбор конституционного строя, предлагаемого декабристами для будущей России. Его речи, статьи, выступления были в центре внимания русской интеллигенция, их советовали читать и изучать молодым членам общества.

Именно Констан выпускал один из любимейших французских журналов в среде читающей публики России первой половины XIX века — «La Minerve française». Несомненно значение этого политического деятеля для формирования революционных взглядов декабристов, да и становления их организаций. Опыт Франции учитывался при составлении организационно-тактических программ и социальных проектов. Например, «Конституция» Н. Муравьева отражает взгляды большого числа членов декабристских организаций, приверженцев конституционной монархии.

Критическое отношение к российской действительности привело Н. Муравьева к принятию либеральной доктрины. В «Конституции» он заявляет себя последовательным сторонником буржуазного индивидуализма в соответствии с учением Констана, провозглашает всеобщее равенство перед законом, неприкосновенность личности, свободный выбор занятий, свободу изложения мыслей и чувств, священность и неприкосновенность права собственности и многое другое, характерное для конституционных воззрений Констана.

Исходя из оценок декабристов, можно сделать вывод о том, что роль Б. Констана как лидера либеральной оппозиции высоко оценена многими прогрессивными общественными деятелями России.

Картина русско-французских взаимосвязей будет неполной, если не рассматриваются личные контакты писателей и политических деятелей, не учитываются их знакомства. Декабристы, интересовавшиеся тайными организациями в других странах, хорошо знали многих французских лидеров общественного движения. Они выступали за установление прямых контактов с передовыми деятелями и политическими организациями за рубежом, тем не менее, никаких прямых доказательств таких общений не сохранилось, по-видимому, они были законспирированы.

Первые контакты установились в 1814–1815 гг., когда русская армия с освободительной миссией прошла по Европе и многие русские офицеры, впоследствии ставшие декабристами, будучи в Париже, познакомились с либералами, в том числе с Констаном. Интересно, что к тому же времени относится знакомство французского политика с Александром I, который в Париже играл роль «просвещенного монарха», приверженца либеральных идей. В 1815 г. с Констаном познакомились Н. Муравьев, С. Волконский, возможно К. Рылеев, спустя пять лет при помощи графини Лаваль с ним встретился С. Трубецкой. Констан был знаком с русским писателем Г. В. Орловым, жившим долгое время в Париже, и с В. К. Кюхельбекером.

Встреча с последним произошла в то время, когда Кюхельбекер путешествовал по Западной Европе в качестве секретаря А. Л. Нарышкина. Кюхельбекер, живо интересовавшийся политической жизнью Франции, в Париже ходил на собрания, на которых выступали французские публицисты и писатели, общественные деятели, бывал на заседаниях Палаты депутатов, вникал в суть борьбы политических партий и группировок. Он познакомился с видными общественными деятелями: Жюльеном, Жуи, Констаном. Именно в беседах с ними раскрылось его желание познакомить французскую интеллигенцию с культурой России, русского народа. Обсуждая содержание будущих лекций в «Атенее», Кюхельбекер все более склонялся к мысли о необходимости заострить политические аспекты проблемы, больше внимания уделить вопросам международных связей, а не ограничиваться рассказом об истории и культуре российского государства. Констан помог Кюхельбекеру организовать его лекции, дал необходимые рекомендации для выступления в знаменитом зале «Атеней». Сохранились записи Кюхельбекера об этих событиях.

Сведений о личных контактах, встречах, спорах между Констаном и русскими писателями и общественными деятелями сохранилось совсем мало. Иногда знакомства были заочными, через посредников, близких или друзей, поэтому большой интерес представляет такой свидетель эпохи, как «Остафьевский архив князей Вяземских».

Анализ переписки П. А. Вяземского и А. И. Тургенева, находящейся в этом архиве, позволяет классифицировать сведения о Констане, содержащиеся в Остафьевском архиве, это:

1) простые упоминания имени Констана, его журнала и газеты;

2) обращение к различным произведениям писателя;

3) упоминание Констана в связи о какими-либо событиями, лицами;

4) отзывы о нем как писателе, характеристики его общественной деятельности.

В начале прошлого столетия французская литература играла для русской важнейшую роль источника гражданских чувств с идей, стимулировала новые художественные явления. Французский романтизм оказался очень плодотворным для развития всей европейской литературы. В первое девятилетие XIX века появился целый ряд произведений, которые позже были названы «неподдельным» или «субъективным» романом. В них представление о богатстве и многообразии явлений действительности дается путем отражения мира через восприятие главного героя, он же становится выражением авторской позиции. Писатели раскрывают безграничный простор человеческой души своих героев. К таким произведениям относят романы Ж. де Сталь, «Рене» и «Атали» Шатобриана, «Оберман» Сенанкура и «Адольф» Констана.

Французские романтические произведения довольно быстро стали известны в России: их читали в подлинниках, переводили, публиковали в журналах. Из Шатобриана были напечатаны переводы: «Атала или любовь диких в пустыне»[18], «Рене или действие страстей»[19], «Мученики или торжество христианства»[20]. Существовали также переводы из Байрона, Гёте, В. Скотта, Руссо др. Роман Констана сначала был прочитан на французском языке. Его обсуждали в светских салонах, восторгались стилем и мастерством психологического анализа. «Адольфа» высоко оценили Баратынский, Вяземский, Никитенко, Плетнев, Погодин, Пушкин, Хитрово и многие другие.

Роман представлял огромный интерес для русских читателей и писателей в двух аспектах: во-первых, потому что они еще не встречались с рефлектирующим героем такой сложности и, во-вторых, это был прекрасный образец психологический прозы. В первой половине Беранже XIX века многие русские писатели обратили внимание на роман Констана. На разных этапах развития отечественной литературы в нем находили интересные особенности поэтики, идей, стиля, плодотворные для их творчества. «Адольф» не воспринимался как нечто отвлеченное от литературного процесса России, его идеи и образы по-разному преломлялись во многих произведениях русской словесности первой половины XIX века.

Первый перевод романа Констана на русский язык появился спустя два года после выхода «Адольфа» во Франции (цензурное разрешение на публикацию получено 16 октября 1817 г.). В 1818 г. в Орловской губернской типографии был издан «Адольф и Елеонора или опасности любовных связей, истинное происшествие»[21].

Было замечено, что особой популярностью первый перевод «Адольфа» не пользовался и не был широко известен русской читающей публике. По-видимому, большинство, имея возможность читать роман в подлиннике, мало интересовались русским вариантом. Однако не стоит недооценивать значение этой публикации для тех, кто не знал французского языка или владел им недостаточно.

В исследовательской литературе сложилось мнение, что орловское издание всего лишь «переделка» и никакой ценности не имеет. Анализ показал, что перед нами «переложение» романа Констана.

Сюжетная линия сохранена полностью, так же как и имена главных героев; остальные персонажи тоже появляются в соответствии с французским образцом, но на этом сходство и заканчивается. Различия же начинаются с изменения названия романа в русском переводе. Для Констана было важно, что в заглавии романа фигурирует имя героя и только оно одно, поскольку автор близок своему герою, вместе с ним он ищет смысл жизни, анализирует, пытается, постичь внутренний мир человека, от его лица ведется повествование. В русском же варианте названы два имени — героя и героини. В характеристике персонажей тоже заметны серьезные различия: при том, что внешние признаки сохраняются, меняется структура их личности, глубина психологического анализа, свойственная оригиналу, не передана в русском варианте. В переводе много пропусков, особенно тогда, когда Констан обращается к самоанализу. Все это и позволяет называть русский вариант «переложением». Автор переложения очень коротко передает содержание французского романа, сокращает рассуждения героев, упрощает описания.

При сопоставлении текстов отмечается, что иногда переводчик верно и точно подбирает слова, в других случаях далеко уходит от оригинала, убирая целые абзацы, как бы пропуская то, что не считает ценный и интересным. В целом, это «переложение» вполне вписывается в контекст русской сентиментальной литературы, сентиментальной повести в частности, начало которой положил Н. М. Карамзин.

«Адольф и Елеонора или опасности любовных связей» — один из примеров восприятия французской литературы в России первой трети XIX века.

Вслед за первым переводом «Адольфа» появились более точные переводы, выполненные П. А. Вяземским, Н. А. Полевым, которые заняли определенное место в русском литературном процессе. Герой романа Адольф на какое-то время вошел в число нарицательных персонажей и даже мог стать «вечным образом»[22], но этого все же не случилось, как не стали таковыми Рене Шатобриана, Коринна Жермены де Сталь, Оберман Сенанкура: так требовательно отбирает свои константы русский культурный тезаурус.

Констан — пример писателя, буквально ворвавшегося в русский интеллектуальный мир. Под его влиянием сложилось русское понимание либерализма (впервые отразившееся в проекте Конституции, написанном Н. Муравьевым: в противоположность «обеспеченному деспотизму», пронизывавшему проект П. И. Пестеля, Муравьев строил свой проект на идее «необеспеченного либерализма», отходя от традиции в гармоническом решении этого вопроса у М. М. Сперанского в сторону конституционной концепции Бенжамена Констана; последствия такого решения народ России ощутил в 1990-е годы, когда фактически была воплощена в жизнь либеральная концепция Муравьева — Констана).

Однако современные либералы не обращаются к Констану. Сверкнув метеором в русском сознании, он оказался впоследствии полузабытым французским писателем.

[3] Тезаурус — полный систематизированный свод освоенных социальным субъектом знаний, существенных для него как средство ориентации в окружающей среде, а сверх этого также знаний, которые непосредственно не связаны с ориентационной функцией, но расширяют понимание субъектом себя и мира, дают импульсы для радостной, интересной, многообразной жизни. Тезаурусы, таким образом, представляют собой субъектно организованное знание. Структура тезауруса строится через разделение своего и чужого при блокировании чуждого, которое представлено в тезаурусе в форме критики. Эта простейшая базовая дифференциация обеспечивает устойчивость субъекта как участника разнообразных социальных и культурных связей. Потому тезаурусы выступают для личности и для группы как ориентационные комплексы. См.: Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусный подход в гуманитарных науках // Знание. Понимание. Умение. 2004. № 1. С. 93–100; Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусы : Субъектная организация гуманитарного знания. М. : Изд-во Национального института бизнеса, 2008.

[5] См.: Луков Вл. А. Бенжамен Констан де Ребек // Михальская Н. П., Луков Вл. А., Завьялова А. А. и др. История зарубежной литературы XIX века : В 2-х частях. Ч. 1 / Под ред. Н. П. Михальской. М. : Просвещение, 1991. С. 148–149; Калинникова Н. Г. Констан де Ребек // Зарубежные писатели : В 2 ч. / Под ред. Н. П. Михальской. М. : Дрофа, 2003. Ч. 1. С. 566–570; Bastid P. Benjamin Constant et sa doctrine: Vol. 1–2. P. : Armand Colin, 1966; Hofmann É. Les «Principes de politique» de Benjamin Constant: la genèse d'une œuvre et l'évolution de la pensée de leur auteur, 1789–1806 : V. 1–2. Genève : Droz, 1980; Kloocke K. Benjamin Constant : une biographie intellectuelle. Genève : Droz, 1984; Verrey D., Hofmann É. Chronologie de la vie et de l'œuvre de Benjamin Constant: T. I: 1767–1805. Genève : Slatkine, 1992; Wood D. Benjamin Constant : A Biography. L. ; N. Y. : Routledge, 1993; Todorov Tz. Benjamin Constant: la passion démocratique. P. : Hachette littératures, 1997; Travers E. Benjamin Constant, les principes et l'histoire. P. : Honoré Champion, 2005; Weingarten R. Germaine de Staël and Benjamin Constant : A Dual Biography. New Haven ; L. : Yale University Press, 2008; и др.

[6] Современные изд.: Constant B. Adolphe. P. : Flammarion, 1989; Constant B. Adolphe. P. : Gallimard, 2007; в рус. пер. — Констан Б. Адольф. СПб., 1831; Констан Б. Адольф : Повесть / Пер. с фр. Е. Андреевой. М., 1915; Констан Б. Адольф. М. : ГИХЛ, 1959; о романе см.: Delbouille P. Genèse, structure et destin d’Adolphe. P. : Les Belles Lettres, 1971.

[7] Пушкин А. С. Евгений Онегин // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. : В 10 т. М. : Изд-во АН СССР, 1957. Т. 5. С. 149. В черновиках читаем: «Весь Вальтер Скотт, «Адольф» Констана, // «Коринна» Сталь, два-три романа», в другом варианте: «Мельмот, Рене, «Адольф» Констана». — Там же. С. 600. Седьмая глава «Евгения Онегина», в которую входит этот фрагмент, писалась Пушкиным в 1827–1828 гг., впервые полностью опубликована в марте 1830 г.

[8] Такое исследование было проведено в работе: Калинникова Н. Г. Восприятие творчества Бенжамена Констана в России первой половины XIX века: Дис. ... канд. филол. наук. М., 1993. Ниже используются материалы этого исследования, интерпретированные в свете тезаурусного подхода.

[9] Историко-функциональный метод был обоснован в работах: Русская литература в историко-функциональном освещении: сб. статей / Отв. ред. Н. В. Осьмаков. М. : Наука, 1979; Храпченко М. Б. Время и жизнь литературных произведений // Храпченко М. Б. Собр. соч. : В 4 т. М. : Худож. лит., 1982. Т. 3; Нечкина М. В. Функция художественного образа в историческом процессе. М. : Наука, 1982; Вопросы функционального изучения литературы : сб. научн. трудов / Под ред. Н. С. Травушкина. Волгоград : ВГПИ, 1982; Функциональные аспекты изучения и преподавания литературы : сб. науч. трудов / Под ред. Н. С. Травушкина. Волгоград : ВГПИ,1983. Из зарубежных работ: Науман М. Литературное произведение и история литературы. М. : Радуга,1984 (есть раздел «Рене, Оберман, Адольф»). В дальнейшем метод не избежал постмодернистской деконструкции. Но его достижения широко представлены в историко-теоретическом и тезаурусном подходах.

[10] Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. Л. : Наука, 1981; Алексеев М. П. Виктор Гюго и его русские знакомства // Литературное наследство. М. : Журнально-газетное объединение, 1937. Т. 31–32. С. 777–915; Михальская Н. П. Диккенс в России // Диккенс Ч. Собр. соч. : В 10 т. М. : Худож. лит., 1987. Т. 10. С. 713–729; Шекспир и русская культура / Под ред. М. П. Алексеева. М. ; Л. : Наука, 1965; Левин Ю. Д. Шекспир и русская литература XIX века. Л. : Наука, 1988; и др. Из работ последнего времени одна из наиболее значимых работ: Захаров Н. В. Шекспиризм русской классической литературы : тезаурусный анализ. М. : Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2008.

[11] Ахматова А. А. «Адольф» Констана в творчестве Пушкина // Временник пушкинской комиссии: [Т.] 1. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1936. С. 91–114.

[12] Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л. : Советский писатель, 1960; и др.

[13] Вольперт Л. И. Пушкин и психологическая традиция во французской литературе (К проблеме русско-французских литературных связей конца XVIII — начала XIX вв.). Таллин : Ээсти раамат, 1980; Вольперт Л. И. Пушкин и психологическая традиция во французской литературе конца XVIII — первой трети XIX в. : Дис. ... д-ра филол. наук. Л., 1989; Вольперт Л. И. Пушкин в роли Пушкина. Творческая игра по моделям французской литературы : Пушкин и Стендаль. М. : Языки русской культуры, 1998; Вольперт Л. И. Пушкинская Франция / 2-е изд., испр. и доп. Тарту, 2010.

[18] Шатобриан. Атала или любовь диких в пустыне. М., 1802.

[19] Шатобриан. Рене или действие страстей. СПб., 1806.

[20] Шатобриан. Мученики или торжество христианства. СПб., 1816.

[21] Констан. Адольф и Елеонора или опасности любовных связей, истинное происшествие. [Орел], 1818.

Алексеев М. П. Виктор Гюго и его русские знакомства // Литературное наследство. М. : Журнально-газетное объединение, 1937. Т. 31–32. С. 777–915.

Ахматова А. А. «Адольф» Констана в творчестве Пушкина // Временник пушкинской комиссии: [Т.] 1. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1936. С. 91–114.

Вольперт Л. И. Пушкин в роли Пушкина. Творческая игра по моделям французской литературы : Пушкин и Стендаль. М. : Языки русской культуры, 1998.

Вольперт Л. И. Пушкин и психологическая традиция во французской литературе (К проблеме русско-французских литературных связей конца XVIII — начала XIX вв.). Таллин : Ээсти раамат, 1980.

Вольперт Л. И. Пушкин и психологическая традиция во французской литературе конца XVIII — первой трети XIX в.: Дис. ... д-ра филол. наук. Л., 1989.

Вольперт Л. И. Пушкинская Франция / 2-е изд., испр. и доп. Тарту, 2010.

Вопросы функционального изучения литературы : сб. научн. трудов / Под ред. Н. С. Травушкина. Волгоград : ВГПИ, 1982.

Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. Л. : Наука, 1981.

Захаров Н. В. Шекспиризм русской классической литературы: тезаурусный анализ. М. : Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2008.

Калинникова Н. Г. Констан де Ребек // Зарубежные писатели : В 2 ч. / Под ред. Н. П. Михальской. М. : Дрофа, 2003. Ч. 1. С. 566–570.

Констан Б. Адольф: Повесть / Пер. с фр. Е. Андреевой. М., 1915.

Констан. Адольф и Елеонора или опасности любовных связей, истинное происшествие. [Орел], 1818.

Левин Ю. Д. Шекспир и русская литература XIX века. Л. : Наука, 1988.

Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусы : Субъектная организация гуманитарного знания. М. : Изд-во Национального института бизнеса, 2008.

Луков Вл. А. Бенжамен Констан де Ребек // Михальская Н. П., Луков Вл. А., Завьялова А. А. и др. История зарубежной литературы XIX века: В 2 ч. / Под ред. Н. П. Михальской. М. : Просвещение, 1991. Ч. 1. С. 148–149.

Михальская Н. П. Диккенс в России // Диккенс Ч. Собр. соч. : В 10 т. М. : Худож. лит., 1987. Т. 10. С. 713–729.

Науман М. Литературное произведение и история литературы. М. : Радуга,1984.

Нечкина М. В. Функция художественного образа в историческом процессе. М. : Наука, 1982.

Пушкин А. С. Евгений Онегин // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. : В 10 т. М. : Изд-во АН СССР, 1957. Т. 5.

Русская литература в историко-функциональном освещении : сб. статей / Отв. ред. Н. В. Осьмаков. М. : Наука, 1979.

Томашевский Б. В. Пушкин и Франция. Л. : Советский писатель, 1960.

Функциональные аспекты изучения и преподавания литературы : сб. науч. трудов / Под ред. Н. С. Травушкина. Волгоград : ВГПИ,1983.

Храпченко М. Б. Время и жизнь литературных произведений // Храпченко М. Б. Собр. соч. : В 4 т. М. : Худож. лит., 1982. Т. 3.

Шатобриан. Атала или любовь диких в пустыне. М., 1802.

Шатобриан. Мученики или торжество христианства. СПб., 1816.

Шатобриан. Рене или действие страстей. СПб., 1806.

Шекспир и русская культура / Под ред. М. П. Алексеева. М. ; Л. : Наука, 1965.

Bastid P. Benjamin Constant et sa doctrine : Vol. 1–2. P. : Armand Colin, 1966.

Delbouille P. Genèse, structure et destin d’Adolphe. P. : Les Belles Lettres, 1971.

Hofmann É. Les «Principes de politique» de Benjamin Constant: la genèse d'une œuvre et l'évolution de la pensée de leur auteur, 1789–1806 : V. 1–2. Genève : Droz, 1980.

Kloocke K. Benjamin Constant : une biographie intellectuelle. Genève : Droz, 1984.

Todorov Tz. Benjamin Constant: la passion démocratique. P. : Hachette littératures, 1997.

Travers E. Benjamin Constant, les principes et l'histoire. P. : Honoré Champion, 2005.

Verrey D., Hofmann É. Chronologie de la vie et de l'œuvre de Benjamin Constant: T. I: 1767–1805. Genève : Slatkine, 1992.

Weingarten R. Germaine de Staël and Benjamin Constant : A Dual Biography. New Haven ; L. : Yale University Press, 2008.

Alekseev M. P. Viktor Giugo i ego russkie znakomstva // Literaturnoe nasledstvo. M. : Zhurnal'no-gazetnoe ob"edinenie, 1937. T. 31–32. S. 777–915.

Akhmatova A. A. «Adol'f» Konstana v tvorchestve Pushkina // Vremennik pushkinskoi komissii: [T.] 1. M. ; L. : Izd-vo AN SSSR, 1936. S. 91–114.

Vestnik Evropy. 1816. Ch. 88. № 15.

Vestnik Evropy. 1818. № 21.

Vol'pert L. I. Pushkin v roli Pushkina. Tvorcheskaia igra po modeliam frantsuzskoi literatury : Pushkin i Stendal'. M. : Iazyki russkoi kul'tury, 1998.

Vol'pert L. I. Pushkin i psikhologicheskaia traditsiia vo frantsuzskoi literature (K probleme russko-frantsuzskikh literaturnykh sviazei kontsa XVIII — nachala XIX vv.). Tallin : Eesti raamat, 1980.

Vol'pert L. I. Pushkin i psikhologicheskaia traditsiia vo frantsuzskoi literature kontsa XVIII — pervoi treti XIX v.: Dis. ... d-ra filol. nauk. L., 1989.

Vol'pert L. I. Pushkinskaia Frantsiia / 2-e izd., ispr. i dop. Tartu, 2010.

Voprosy funktsional'nogo izucheniia literatury : sb. nauchn. trudov / Pod red. N. S. Travushkina. Volgograd : VGPI, 1982.

Gaidin B. N. Vechnye obrazy kak konstanty kul'tury // Znanie. Ponimanie. Umenie. 2008. № 3. S. 241–245.

Dukh zhurnalov. 1815. Kn. 20. Ch. III.

Zhirmunskii V. M. Gete v russkoi literature. L. : Nauka, 1981.

Zakharov N. V. Shekspirizm russkoi klassicheskoi literatury: tezaurusnyi analiz. M. : Izd-vo Mosk. gumanit. un-ta, 2008.

Kalinnikova N. G. Konstan de Rebek // Zarubezhnye pisateli : V 2 ch. / Pod red. N. P. Mikhal'skoi. M. : Drofa, 2003. Ch. 1. S. 566–570.

Konstan B. Adol'f. M. : GIKhL, 1959.

Konstan B. Adol'f. SPb., 1831.

Konstan B. Adol'f: Povest' / Per. s fr. E. Andreevoi. M., 1915.

Konstan. Adol'f i Eleonora ili opasnosti liubovnykh sviazei, istinnoe proisshestvie. [Orel], 1818.

Levin Iu. D. Shekspir i russkaia literatura XIX veka. L. : Nauka, 1988.

Lukov Val. A., Lukov Vl. A. Tezaurusnyi podkhod v gumanitarnykh naukakh // Znanie. Ponimanie. Umenie. 2004. № 1. S. 93–100.

Lukov Val. A., Lukov Vl. A. Tezaurusy : Sub"ektnaia organizatsiia gumanitarnogo znaniia. M. : Izd-vo Natsional'nogo instituta biznesa, 2008.

Lukov Vl. A. [Teoriia geniia] // Russkii intellektual'nyi klub. Stenogrammy zasedanii i drugie materialy. Kn. 5 / Pod red. I. M. Il'inskogo. M. : Sotsium, 2007. S. 209–216.

Lukov Vl. A. Benzhamen Konstan de Rebek // Mikhal'skaia N. P., Lukov Vl. A., Zav'ialova A. A. i dr. Istoriia zarubezhnoi literatury XIX veka: V 2 ch. / Pod red. N. P. Mikhal'skoi. M. : Prosveshchenie, 1991. Ch. 1. S. 148–149.

Lukov Vl. A. Literaturnye kontsentry Evropy v predpochteniiakh russkogo kul'turnogo tezaurusa // Znanie. Ponimanie. Umenie. 2008. № 3. S. 18–23.

Lukov Vl. A. Russkaia literatura : genezis dialoga s evropeiskoi kul'turoi. M. : Izd-vo Mosk. gumanit. un-ta, 2006.

Mikhal'skaia N. P. Dikkens v Rossii // Dikkens Ch. Sobr. soch. : V 10 t. M. : Khudozh. lit., 1987. T. 10. S. 713–729.

Nauman M. Literaturnoe proizvedenie i istoriia literatury. M. : Raduga,1984.

Nechkina M. V. Funktsiia khudozhestvennogo obraza v istoricheskom protsesse. M. : Nauka, 1982.

Pushkin A. S. Evgenii Onegin // Pushkin A. S. Poln. sobr. soch. : V 10 t. M. : Izd-vo AN SSSR, 1957. T. 5.

Russkaia literatura v istoriko-funktsional'nom osveshchenii : sb. statei / Otv. red. N. V. Os'makov. M. : Nauka, 1979.

Syn Otechestva. 1821. № 1.

Tomashevskii B. V. Pushkin i Frantsiia. L. : Sovetskii pisatel', 1960.

Funktsional'nye aspekty izucheniia i prepodavaniia literatury : sb. nauch. trudov / Pod red. N. S. Travushkina. Volgograd : VGPI,1983.

Khrapchenko M. B. Vremia i zhizn' literaturnykh proizvedenii // Khrapchenko M. B. Sobr. soch. : V 4 t. M. : Khudozh. lit., 1982. T. 3.

Shatobrian. Atala ili liubov' dikikh v pustyne. M., 1802.

Shatobrian. Mucheniki ili torzhestvo khristianstva. SPb., 1816.

Shatobrian. Rene ili deistvie strastei. SPb., 1806.

Shekspir i russkaia kul'tura / Pod red. M. P. Alekseeva. M. ; L. : Nauka, 1965.

Bastid P. Benjamin Constant et sa doctrine : Vol. 1–2. P. : Armand Colin, 1966.

Constant B. Adolphe. P. : Flammarion, 1989.

Constant B. Adolphe. P. : Gallimard, 2007.

Delbouille P. Genèse, structure et destin d’Adolphe. P. : Les Belles Lettres, 1971.

Hofmann É. Les «Principes de politique» de Benjamin Constant: la genèse d'une œuvre et l'évolution de la pensée de leur auteur, 1789–1806 : V. 1–2. Genève : Droz, 1980.

Kloocke K. Benjamin Constant : une biographie intellectuelle. Genève : Droz, 1984.

Todorov Tz. Benjamin Constant: la passion démocratique. P. : Hachette littératures, 1997.

Travers E. Benjamin Constant, les principes et l'histoire. P. : Honoré Champion, 2005.

Verrey D., Hofmann É. Chronologie de la vie et de l'œuvre de Benjamin Constant: T. I: 1767–1805. Genève : Slatkine, 1992.

Weingarten R. Germaine de Staël and Benjamin Constant : A Dual Biography. New Haven ; L. : Yale University Press, 2008.

Wood D. Benjamin Constant: A Biography. L. ; N. Y. : Routledge, 1993.

Калинникова Наталия Геннадьевна — кандидат филологических наук, доцент, директор Института повышения квалификации и переподготовки педагогических кадров Московского педагогического государственного университета. Тел.: +7 (495) 438-17-25, +7 (499) 246-18-70.

Kalinnikova Natalia Gennadievna, Candidate of Science (philology), associate professor, director of Institute for the Advanced Education and Re-training of Pedagogues at Moscow Pedagogical State University. Tel.: +7 (495) 438-17-25, +7 (499) 246-18-70.

Луков Владимир Андреевич — доктор филологических наук, профессор, директор Центра теории и истории культуры Института фундаментальных и прикладных исследований Московского гуманитарного университета, заслуженный деятель искусств РФ, академик Международной академии наук (IAS, Инсбрук) и Международной академии наук педагогического образования. Тел.: +7 (499) 374-75-95.

Lukov Vladimir Andreevich, Doctor of Science (philology), professor, director of the Theory and History of Culture Center of the Institute of Fundamental and Applied Studies at Moscow University for the Humanities, honoured scientist of the Russian Federation, member of the International Academy of Science (Innsbruck) and the International Teacher’s Training Academy of Science. Tel.: +7 (499) 374-75-95.

Библиограф. описание: Калинникова Н. Г., Луков Вл. А. Ранний этап формирования французского концентра литературного влияния в русском культурном тезаурусе: пример Бенжамена Констана [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2012. № 1 (январь — февраль). URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2012/1/Kalinnikova~Lukov_Benjamin-Constant/ (дата обращения: дд.мм.гггг).