Алексеев С. В. Обретение истории: «Повесть временных лет»
Статья ФГУП НТЦ «Информрегистр»: № 0421100131\0012.
УДК 930.2
Alekseev S. V. Uncovering of History: the Tale of Bygone Years
Аннотация ◊ Статья посвящена роли «Повести временных лет» в становлении древнерусской исторической мысли и научно-христианской средневековой картины мира.
Ключевые слова: Древняя Русь, летописи, Повесть временных лет, историография.
Abstract ◊ The article focuses on the role of the Tale of Bygone Years in the formation of ancient Russian historical thought and of medieval Christian and scientific world view.
Keywords: Ancient Russia, chronicles, Tale of Bygone Years, historiography.
Важным шагом в строительстве древнерусской цивилизации стало появление исторического сознания. На смену родовым преданиям, вписанным в мифологические контуры языческого мироздания, шла писаная и научно постигаемая история христианской Вселенной. Появлялась неведомая прежде категория исторической Истины, устанавливаемой сначала на основе сопоставления собственных исторических припоминаний с иностранными и со здравым смыслом христианина. Русь была в мире отныне не «сама по себе». Её прошлое неожиданно оказалось частью давно описанного прошлого огромного мира.
Появились первые исторические теории — основанные на идее движущего миром Божественного Промысла. В отличие от большинства современных историков, историк средневековый задумывался не столько о причинах, сколько о следствиях, описываемых им событий. Важно было не столько почему произошло то или иное событие, сколько и зачем оно произошло, зачем оно изволено или попущено Богом. Так миф сменялся историей, но историей христианской, по-новому наполненной религиозно.
Собственно говоря, почти все книги, переписывавшиеся, переводившиеся или создававшиеся на Руси, были в той или иной степени историческими. Об истории повествовало Священное Писание. Исторических лиц описывали жития святых — и заграничных, и первых русских. И в житиях, и в богословских трактатах, подобных «Слову о Законе и Благодати» Киевского митрополита Илариона, первые русские писатели осмысливали события недавней истории Руси. Иларион и автор первого жития Владимира Иаков Мних, например, первыми показали Крещение Руси как событие величайшего исторического значения.
Но всё же это не были ещё исторические труды в полном смысле слова. И при княжеском дворе, и в боярских родах, и в народе история познавалась из устных родовых преданий. В них время измерялось не годами, а поколениями, и имя персонажа оказывалось подчас важнее, чем достоверность связанных с ним деталей. В них нередко царствовала мифологическая и былинная фантастика, легко смешивались эпохи и события. Целью предания, строго говоря, являлось не утверждение истины, а прославление знатного рода или родного племени. Но, вместе с тем, предание содержало и немало достоверной памяти о прошлом — требовалось только вычленить её и осмыслить. Эту задачу — соединить воспевающую славные деяния русов историческую память с «истинным христианским знанием» — и решали первые русские историки.
Образцы были перед глазами. Уже в XI в. на Руси были переведены первые византийские хроники. Хроника древнего автора Иоанна Малалы описывала историю всего известного мира с древнейших, библейских и античных времён до середины VI столетия. Георгий Амартол, известный на Руси как Георгий Мних, жил в IX в. и повествовал о событиях более близких. Его продолженная другими авторами до Х в. «Хроника» могла послужить уже источником и по истории Руси. Эти два труда, переведённые при дворе Ярослава Мудрого, послужили источниками многим русским летописцам. За ними последовали и другие — «Летописец вкратце» константинопольского патриарха IX в. Никифора, «Хроника» Симеона Логофета, античная «Иудейская война» прославленного Иосифа Флавия…
Но именно Малала и Амартол стали образцами историописания для русских авторов. Именно у них был воспринят метод подробного изложения истории по годам — летописания. Это дисциплинировало труд, заставляло автора внимательнее относиться к излагаемым параллельно русской истории фактам из истории «большой». А это, в свою очередь, неизбежно выдавливало из текста мифологические «красоты». Да и само древнее родословное предание дробилось на годовые статьи, теряло внутреннюю цельность, подчиняясь новой логике исторического сочинения. По сравнению даже с другими славянскими «историями» средневековья в русских летописях до удивительного мало фантастического и мифического.
В исторической памяти восточных славян начало русского летописания неразрывно связано с именем преподобного Нестора Печерского и с названием его главного труда — «Повесть временных лет». Впрочем, современные учёные уже знают, что Нестор не был первым в полном смысле слова русским историком. Исторические труды создавались и до него, как минимум с первой половины XI столетия.
Первое письменное сочинение по истории Руси было, вероятнее всего, составлено по приказу Ярослава Мудрого вскоре после его закрепления в Киеве, около 1019–1020 гг. Это, однако, ещё не была летопись. Скорее — житийное сказание об Ольге и Владимире, созданное на основе дружинных преданий и припоминаний о крещении Руси. Завершало его описание мученической гибели князей Борис и Глеба, за которой последовало восшествие на престол мстителя за невинную кровь — Ярослава. Придворные историки, конечно, обосновывали права своего князя. Но не следует и переоценивать «пропагандистскую» составляющую. Такая «пропаганда» просто не достигла бы цели — большая часть населения Руси оставалась неграмотна, а списки литературных трудов исчислялись единицами. Скорее, это было отражением искренней убежденности автора и желания вынести свою оценку на Божий суд. Средневековый историк писал в первую очередь не дл людей. Он создавал частицу «Книги Жизни», которая будет раскрыта перед лицом Господнем на Страшном Суде. Могла ли идти здесь речь о сознательном искажении былого?
Начало собственно летописания на Руси многие учёные связывают с именем Никона Великого. Он был знатоком многих языков, переводчиком и писателем. Один из основателей Киево-Печерской обители, он затем долго прожил в Тмутаракани, занимаясь здесь, неподалеку от греческого Херсонеса, своими литературными трудами. В 1074 г. Никон вернулся в Киево-Печерский монастырь и оставался его игуменом до самой смерти — 23 марта 1088 г. Никону, вероятно, принадлежит первый опыт целостной истории Руси «по годам» — начиная с Кия и Рюрика до кончины святого Феодосия Печерского в 1074 г. Этот т. н. «Начальный» свод сохранился в составе позднейших трудов новгородских летописцев. О том, каков именно был его первоначальный вид, и какое участие принял в его создании Никон, учёные спорят. Вероятнее всего, летопись создали под руководством Никона в начале 80-х гг. XI в., когда он был игуменом в «Пещерах»[1].
«Древнейшее сказание» времён Ярослава целиком вошло в состав летописи, правда, разбитое на отдельные годовые статьи. Автор летописи предпослал ему предания о древнейших славянских и русских князьях — Кие, Аскольде и Дире, Рюрике и Олеге. С последних же лет княжения Ярослава начинаются собственные записи Никона или его безвестных соавторов. По мере приближения к современным событиям они становятся всё подробнее. Летописец использует как собственные впечатления, так и рассказы очевидцев — например, княжеского боярина Яня Вышатича.
Уже в Начальной летописи присутствуют те ключевые идеи русского летописания, которые получили развитие в «Повести временных лет». Прославление героического прошлого Руси, в том числе и языческой эпохи, сочетается с воспеванием торжества христианской веры. Русь предстает как избранная для «последних времен» Богом страна, равновеликая древним христианским и тем паче языческим царствам. В то же время ни история, ни настоящее автором летописи не идеализируется. Он резко осуждает современников за усобицы, корысть и безразличие к вере. Он даже противопоставляет князей-христиан и их подданных языческим предкам. Современники, по мысли летописца, не обладают достоинствами древних доблестных воителей, но в то же время разделяют их суеверия. Кару за это он видит в нашествии кочевников-половцев. Но при этом в великую будущность своей страны он хочет верить. Завершает летопись поминальная запись о Феодосии Печерском, и недаром. Летописец показывает, на что он надеется, — на благочестие святых, просвещение ими современников, заступничество их перед Богом.
Труды Никона Великого продолжил другой печерский летописец — Нестор. О его жизни известно сравнительно немного, и в основном из мимоходом брошенных проговорок и намеков в его же трудах. Нестор в возрасте семнадцати лет стал послушником у Феодосия Печерского. Преемник Феодосия, Стефан, управлявший монастырем в 1074 г., постриг молодого послушника в монахи. В том же году Нестор был посвящён в дьяконы и уже в этом качестве участвовал в перезахоронении мощей Феодосия. После этого со страниц летописей и житий известия о нем исчезают. Он жил в монастыре незаметно, занимаясь нешумным литературным трудом. После себя он оставил два житийных сочинения — «Чтение о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского». Оба были написаны Нестором несколько лет спустя после пострижения — в 80-х гг. XI в. Сочинения Нестора показывают его нам как одного из самых одаренных (если не самого одаренного) писателя Древней Руси. Для благодарной памяти о нем достаточно и неоспоримо связанных с его именем житий. Но уже в XII–XIII вв. Нестор почитался прежде всего как Летописец.
Именем Нестора подписана южнорусская редакция обширного летописного труда — «Повести временных лет». Основанная на Начальной летописи, «Повесть» продолжала её до первых десятилетий XII в. и, помимо этого, ставила историю Руси в широкий контекст мировой. Начиналась она уже не с героя славянских преданий Кия, а со всемирного потопа и разделения мира между сыновьями спасшегося от него библейского патриарха Ноя. Автор «Повести» гораздо активнее предшественника использовал византийские хроники.
Многие учёные нового времени пытались так или иначе пересмотреть вопрос об авторстве Нестора. Указывали на расхождения между «Повестью временных лет» и Несторовыми житиями, на разницу в стиле. Но, во-первых, летописцы средневековья пользовались трудами предшественников, буквально воспроизводя их в своем труде. Это считалось не «плагиатом», а данью уважения. Так поступил и Нестор с Начальной летописью, включая повествование о Борисе и Глебе, несмотря на проделанное им прежде самостоятельное исследование их истории. Во-вторых, «Повесть» писал уже зрелый и опытный автор — завершают ее события 1110 г. Было бы странно, если бы за тридцать лет стиль Нестора никак не изменился. Он мог к тому времени уточнить и какие-то детали в истории своего монастыря — ведь далеко не всем событиям он сам был свидетелем. Так что расхождения смущать не должны. Решающих обстоятельства два — «Повесть» действительно содержит имя автора, а на летопись Нестора не раз ссылаются уже создатели Киево-Печерского патерика в начале XIII в. Потому разумнее не отнимать честь создания наиболее выдающегося памятника раннего русского летописания у Нестора Летописца.
Летописи предпослан следующий заголовок: «Се повести временных лет Нестора черноризца Феодосиева монастыря Печерского — откуда есть пошла Русская земля, кто в ней почал первее княжити, и откуда Русская земля стала есть»[2]. Уже здесь Нестор обозначил разницу в подходах между собой и своим предшественником, автором Начальной летописи. Того интересовала только история князей и христианизация Руси. Конечно, и для Нестора история — прежде всего, история «княжеская». Но его занимает также и предыстория Руси («откуда есть пошла»), и история ее возникновения на карте мира («откуда… стала есть»). Ранняя история не является для нового летописца лишь прелюдией к описанию блестящей эпохи Святослава, Владимира Святого и Ярослава Мудрого, — эта ранняя история самоценна. И именно этой седой старине, которую Начальный летописец едва ли не игнорирует, Нестор посвятил обширное введение своего труда. Он подробно перечисляет славянские племена, приводит, пусть вкратце, предания об их происхождении и древнейшей истории. Особое же внимание он уделяет столичному городу Киеву и его основателям — киевским полянам.
Интересно, что один из переписчиков XIV в. несколько изменил заголовок труда, вписав: «кто в Киеве почал первее княжити»[3]. Тем самым он отметил, что «Повесть временных лет» — в первую очередь киевская летопись. Это действительно так. Начальный летописец пытался, как минимум, приравнять к Киеву Новгород, родину правящей династии Рюриковичей. У Нестора, киевлянина и патриота своей земли, это вызывало явный протест. Он подчеркивает древнее величие Киева, воспевает его легендарного основателя Кия, использует многочисленные местные предания. Новгородские же притязания на первородство вызывают у него зачастую насмешку. Нестор вовсе не отрицает прихода первых Рюриковичей с севера. Но Олег, по его мнению, избрав Киев своей столицей, сделал его «матерью городов русских»[4]. Потому «ныне» на имя руси, русов право имеют уже не новгородцы и не заморские варяги, а прежде всего поляне, жители Киева.
Но все местные проблемы и гордость за свою малую землю не заслоняют для Нестора главного. Он певец единства Руси. Это для него наивысшая ценность, и он сурово осуждает княжеские междоусобицы, из-за которых Русь подвергается набегам кочевников. Здесь Нестор всецело солидарен с Начальным летописцем: он осуждает современников за отступничество от Божьих заповедей, за забвение веры и взаимной любви. «Это Бог на нас напустил поганых, — пишет он, — не милуя их, но нас наказывая, дабы воздерживались от злых дел. Сим казнит нас нашествием поганых. Это бич его, дабы, воздерживаясь, опомнились от злого пути своего»[5].
Важнейшей чертой «Повести временных лет» является то, что в ней русская история, наконец, окончательно становится частью мировой. Открывается «Повесть», как всемирная история — описанием разделения земли между сыновьями Ноя и перечислением произошедших от них народов известного мира. Только затем переходит Нестор к описанию славянской истории. И славяне оказываются у него потомками библейского Иафета, сына Ноя. Летописец впервые, пусть пока путано, пытается отождествить их с народами, известными из античных исторических сочинений — с дунайскими нориками, со скифами. И не раз еще на протяжении своего труда он обращается к мировой истории. В ней он находит поучительные параллели к истории русской. Но она же служит фоном для развертывающегося повествования о русских князьях. Нестор отмечает события, происходившие в Византии и Болгарии, описывает русско-византийские отношения уже не только на основе преданий, но и на основе известий греческих историков.
Он, кстати, обратился к русско-византийским договорам, хранившимся при дворе киевских князей. Это помогло ему и уточнить даты правления первых князей, и выстроить их в последовательности. Например, Нестор «вернул» княжеское достоинство древнему князю Олегу Вещему, которого Начальный летописец считал всего лишь воеводой. Конечно, далеко не со всеми выводами Нестора согласится современный ученый, вооруженный всей мощью нынешних научных методик. Но факт остается фактом. Если Никон Великий со своими сотрудниками создали первую летопись, то Нестор явился создателем первого полноценного научного труда по истории. В нем на многообразных источниках создавалась наиболее полная для своей эпохи картина истории родной страны.
Источники Нестора были поистине многообразны. Он использовал имеющуюся печерскую летопись, новгородские летописные записи, византийские хроники и народные предания. Современные события описывал по рассказам очевидцев. Немало поведал ему упомянутый уже Ян Вышатич, доживший до 90 лет и скончавшийся в 1106 г. С помощью этого хранителя родовой памяти Нестор с высокой точностью восстановил историю княжения Ярослава Мудрого и расширил повествование о первых князьях.
Труд Нестора был по достоинству оценен современниками. Он стал основой всего позднейшего княжеского летописания. В Киеве, при дворе великих князей, «Повесть временных лет» дописывали и продолжали несколько раз на протяжении XII века. В 1198 г. она стала начальной частью обширного летописного свода. Этот же Киевский свод, до нас не дошедший, в конце следующего столетия вошел в галицкую Ипатьевскую летопись — основной источник наших знаний о событиях в Южной Руси той эпохи. Именно некоторые ее списки сохранили до нас имя Нестора как летописца.
В 1116 г. «Повесть временных лет» переписал и отчасти переработал игумен Выдубицкого монастыря под Киевом Сильвестр. Работал он по указанию нового киевского князя Владимира Мономаха, стремясь подчеркнуть его права на киевский престол. Кроме того, местами он смягчил отношение к Новгороду и новгородцам — у них княжил сын Мономаха, Мстислав. Однако в целом Сильвестр достаточно бережно обошелся с Несторовым текстом. Редакция Сильвестра затем была продолжена в Северо-Восточной Руси, в Суздале и Владимире. Именно в этой версии «Повесть временных лет» вошла в труды первых московских летописцев.
Итак, «Повесть временных лет» стала основой для большинства позднейших русских летописей. Значение ее трудно переоценить. Здесь впервые русская история была поставлена в контекст всемирной. Здесь впервые Русь предстала на деле равновеликой другим великой державой. Здесь впервые получило и ученое, и христианское осмысление уходящее вглубь веков легендарное прошлое восточных славян. И писавшаяся в годы распада единого государства историческая эпопея стала подлинным гимном единству страны — единству, кое должно основываться на христианской любви и искренней вере.
[2] Так восстанавливается по Ипатьевской (Полное собрание русских летописей. М., 1998. Т. 2. Стб. 2) и Радзивиловской (ПСРЛ. Л., 1989. Т. 38. С. 11) летописям, с учетом Лаврентьевской (ПСРЛ. М., 1998. Т. 1. С. 1). Подробнее о текстуальной ситуации см.: Алексеев С. В. Предания о дописьменной эпохе в истории славянской культуры XI–XV вв. М., 2006. С. 245–246.
[3] ПСРЛ. Т. 1. С. 1. Нет никаких оснований считать это уникальное чтение Лаврентьевского списка первичным, особенно с учётом Троицкой летописи (ПСРЛ. М., 2007. Т. 18. С. 1. Прим. 2).
[4] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 23; Т. 2. Стб. 17; Т. 38. С. 17.
[5] ПСРЛ. Т. 1. Стб. 222; Т. 2. Стб. 213; Т. 38. С. 89.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Алексеев С. В. Предания о дописьменной эпохе в истории славянской культуры XI–XV вв. М., 2006.
Начальная летопись. М., 1998.
Полное собрание русских летописей. М., 1998. Т. 1.
Полное собрание русских летописей. М., 2007. Т. 18.
Полное собрание русских летописей. М., 1998. Т. 2.
Полное собрание русских летописей. Л., 1989. Т. 38.
BIBLIOGRAPHY (TRANSLITERATION)
Alekseev S. V. Predaniia o dopis'mennoi epokhe v istorii slavianskoi kul'tury XI–XV vv. M., 2006.
Nachal'naia letopis'. M., 1998.
Polnoe sobranie russkikh letopisei. M., 1998. T. 1.
Polnoe sobranie russkikh letopisei. M., 2007. T. 18.
Polnoe sobranie russkikh letopisei. M., 1998. T. 2.
Polnoe sobranie russkikh letopisei. L., 1989. T. 38.
Alekseev Sergey Viktorovich — a Doctor of Science (history), the head of the History Department at Moscow University for the Humanities. Tel.: +7 (499) 374-55-81.
