Комлева Е. В. Ядерное человечество и Ф. М. Достоевский

УДК 801.73

Komleva E. V. Nuclear Humankind and F. M. Dostoevsky

Аннотация ◊ Осмысление социальных аспектов важного в судьбе человечества феномена ядерной энергии и формирование социоядерного будущего предложено дополнить использованием художественного, религиозного и философского наследия Ф. М. Достоевского и опыта исследователей его творчества.

Ключевые слова: ядерная энергия, социум, Достоевский, культура, философское мышление, религиозное мышление, литература, образ Сампо.

Abstract ◊ It is proposed to add the research on Dostoevsky´s literary, religious and philosophical heritage as a complementary component to the reflection of social aspects of the phenomenon of nuclear energy, being so important for the fate of humankind, as well as for the formation of socio-nuclear future.

Keywords: nuclear energy, social environment, Dostoevsky, culture, philosophical thought, religious thought, literature, image of Sampo.

Все рациональные науки имеют свою метафизику
И. Кант

Исходный тезис и его социокультурные предпосылки

Нельзя сказать, что философия, теология, литература и искусство XX века оставили феномен ядерной энергии, как важную часть бытия, без внимания. Но этого внимания явно мало. И, пожалуй, недостает примеров «высшей пробы» по таланту «исполнителей». В качестве меры человечности ядерной энергии и адекватности человека «новому состоянию» (по К. Ясперсу [46, с. 17]) социума предлагаю пытаться использовать адаптированную к проблеме позицию, объединяющую взгляды Достоевского, знатоков его наследия и людей, хотя бы изредка обращающихся к писателю-философу. Достоевский — база для понимания ядерной вселенной и ядерного человечества (как военное, так и мирное предназначение ядерной энергии) через рефлексию светских и религиозных представлений о мироздании, фундаментальных, вне времени и пространства, свойств человека и общества.

Я не являюсь достоевсковедом. Однако это обстоятельство не освобождает от добротной и убедительной для, прежде всего, знатоков Достоевского аргументации выдвинутого предложения. Да простится мне обилие цитат, но столь деликатную задачу — давать совет профессионалам о корректировке набора исследовательских тем — удобно и надежно решать, во многом, путем заимствования отдельных «уколов мысли» (термин Ю. Карякина) «на поле» самой науки о Достоевском и смежных дисциплин и систематизации отрывочной информации.

«Сейчас появилась возможность синтеза всех направлений исследования творчества великого русского писателя…, что только и дает ключ к подлинному его пониманию», — пишет в своей статье К. Степанян [41]. А. Керенский сравнивал аналитику Достоевского с таблицей Д. Менделеева, поскольку предугадывались неизвестные социальные типы [11, с. 152]. Альтернативы Н. Бердяева: «Распадение космоса» в ядерной войне и сострадание «всему способному страдать», «внутреннее преодоление хаоса, духовное возрождение, эпоха творчества», свобода человека, в том числе с учетом негативных результатов свободы по Достоевскому, как основные составляющие вариантов развития человечества [4]. Г. Марсель «от Ясперса, Хайдеггера и Достоевского» обсуждал опасность ядерной войны [27].

Преподобный Силуан Афонский — величайший русский святой ХХ века — был современником начала и бурного продолжения ядерной эры, жил в тех или почти в тех же условиях, в которых мы живем, и смог достичь величайшего духовного роста. Его книги и книги о нем, созвучные мыслям Достоевского, переведенные на многие европейские языки, стали, как считают некоторые, явлением (не по известности, но по своему духовному значению) не менее грандиозным, чем в свое время стало для Европы появление книг Федора Михайловича. Возможно, именно его Бог избрал для того, чтобы передать Свое откровение современному миру, когда открыты колоссальные ядерные источники энергии для жизни людей, но с другой стороны — положено начало приготовлению апокалиптического огня, готового пожрать всякую жизнь на Земле: «Держи ум свой во аде и не отчаивайся» [29].

С. Фудель сопоставил религиозные прозрения Достоевского и действия (Р. Бредбери, «451 градус по Фаренгейту») как бы последних людей христианской цивилизации, существовавших в условиях атомного одичания. Идею заучивания наизусть глав Евангелия, чтобы пронести их в темноте, как золотые звенья человечества. По мнению С. Фуделя, это необходимо нам как духовная компенсация грядущей пустоты [45].

А. Солженицын сопрягает Достоевского, «забывание Бога» и «край ядерной и неядерной смерти» [40]. В. Розанов, сравнивая мнения Толстого и Достоевского о науке и искусстве, отмечал большую глубину суждений Федора Михайловича по этому вопросу. В частности, что, по Достоевскому, рациональная наука в целом — благо, но она не является самодостаточной («не слишком хитра» в противовес толстовскому «слишком хитра»). И. Золотусский, в сопоставлении изучавший творчество Гоголя и Достоевского, не обошел стороной проблему «физиков» и «лириков» — важный атрибут ядерного человечества (книга «Фауст и физики»). Зададимся также вслед за В. Кантором [18] вопросом: «Что может дать Достоевский XXI веку?» К Достоевскому обратился и представитель РФ при НАТО Д. Рогозин [32].

«Мне Достоевский дал больше, чем все физики/мыслители мира» — по многочисленным свидетельствам говорил А. Эйнштейн. Эсхатология XIX века (Достоевский) и века ядерного, XX (Л. Леонов), анализируется А. Татариновым [42]. «У России всего два принципиальных отличия от Гондураса — ядерные боеголовки и Достоевский. И «Братья Карамазовы» не меньше, чем красная кнопка, мешают Западу перевести нас на положение колонии для трудновоспитуемых» [28]. Достоевский — потенциал глубинной энергии, «парадоксальности глубинного смысла». Достоевский, как и рефлексия ядерного феномена, требует полной отдачи ума и души. «Энергия самоутверждения распадающейся души, цепная реакция скандалов, предвестье атомной энергии. На этой энергии и держатся романы Достоевского… Только включившись в роман целиком (условия возникновения цепной реакции), мы проникнемся силой его адской энергии» [16]. Делаются попытки применить один из принципов микромира (принцип дополнительности) к литературоведческому анализу творчества Достоевского, в том числе, сопрягая научные результаты Эйнштейна и образы Достоевского[1; 9].

Достоевский является наиболее известным за рубежом русским писателем и философом. Епископ Венский и Австрийский Иларион — представитель Русской Православной Церкви при европейских международных организациях [13], В. Гусейнов [10, с. 5] и М. Мельников [28] вспоминают о неоднократно обозначавшемся публично интересе представителей администрации США к русскому классику как главному эксперту по современной России. Х. Клинтон, например, усвоила из «Братьев Карамазовых», «насколько опасно быть уверенным в своей абсолютной правоте, и насколько важно уметь ценить точку зрения других» [28; 34]. «Международное сообщество исследователей Достоевского убеждено, что…писатель давно превратился из объекта…литературоведческого…в повод поговорить о вопросах более глобальных...» [33].

И еще важные обстоятельства, связующие Достоевского и время после него. А. Салуцкий и Л. Аннинский усомнились в том, была бы неизменной позиция Достоевского в контексте нашей современности. «Как повлияло бы создание атомной бомбы на философию Достоевского, доживи он до наших дней? Есть вопрос? Есть» [35]. «Чернобыль — для того, чтобы дать философов», «только на почве русской культуры и можно будет осмыслить катастрофу... Только она к этому готова», «Чернобыль — тема Достоевского». Такие связи в масштабе вечности, сопоставляя социальные процессы, атомную бомбу и Чернобыль, воспроизводит В. Липневич, рецензируя «Чернобыльскую молитву» С. Алексиевич [26]. С другой стороны, по В. Кантору [17], тщательно анализирующему в историческом плане и позицию Достоевского, альтернатива культурной самоизоляции русских как в Европе от России, так и в России от Европы, «единственная альтернатива мировому катаклизму — идеология русского европеизма. Та идеология, что позволяет критически смотреть и на Россию, и на Запад… Это — внутренняя самокритика европейской культуры, способствующая тому, чтобы во всём европейском мире можно было существовать нормально». Иначе «одичавшая, раздираемая на части националистическими и региональными амбициями Россия настигнет своих блудных сынов распадом АЭС или ядерным ударом в любой точке земного шара…» [17].

Лейтмотив анализа творчества М. Булгакова у В. Сахарова — в контексте амбивалентности научного знания сопоставительное обращение во времени от очерка «Киев-город» и повестей «Роковые яйца» и «Собачье сердце» назад (к Достоевскому) и вперед (в том числе — к атомной бомбе, Хиросиме и Чернобылю) [38]. А. Куросава, находившийся под сильным влиянием Достоевского, в своем творчестве не обошел Хиросиму. И в каламбуре В. Пелевина из модного романа «Generation П» соединены разные, в том числе «от Достоевского», культурные реминисценции, «связывая, — по А. Генису, — узлом пласты разных реальностей»: «Скоро, скоро со стапелей в городе Мурманске сойдет ракетно-ядерный крейсер «Идиот», заложенный по случаю 150-летия со дня рождения Достоевского... Все громче раздаются голоса, предлагающие заложить другой крейсер такого типа, «Богоносец Потемкин», который так огромен, что моряки называют его плавучей деревней» [8].

Л. Сараскина исследует библейские истоки, рефлексию Достоевским и активизацию в США после сентябрьской 2001 года террористической атаки лозунга «Кто не с нами…», а также альтернативы ему [36]. А. Глюксман, представляя в Мадриде свою книгу «Достоевский на Манхеттене», уже в названии которой сопоставлены явления разных веков, говорил о «спасении через литературу» от «стремления к разрушению», «помешательства насилия». «Лишь литература может вам помочь проанализировать это стремление и иссушить его истоки» [15]. Достоевский является одним из зачинателей самых начальных отечественных вариантов размышлений о возникающей долговременной угрозе, о разломах в сознании и общественных отношениях. О факторах, приведших в конечном счете накануне XXI века к пороговой ситуации на планете по комплексу глобальных проблем [2]. Особенности войны как явления в истории человечества, современная глобализация в варианте американизации, российское ядерное оружие как последнее средство отстоять национальную идентичность — вот темы Достоевского по В. Сердюченко [39]. Метафизику Достоевского и Сталина, оперируя образами ядерной сферы, рассматривает С. Телегин в контексте диалектики и совмещения социальной организации, социальной справедливости и духовной страсти, иррациональной природы, свободы человека, в поисках примеров «философии становления и изменения» [43].

Идеологи современной Meta-прозы считают Достоевского предтечей этого литературного направления. А творчество лидера «метафизического реализма» Ю. Мамлеева в России и за рубежом сопоставляют в параллелях с произведениями классика.

Одной из предпосылок выхода за рамки привычной «колеи» применительно к Достоевскому являются внутренние проблемы современного научного «мира Достоевского». «Приходится сильно постараться, чтобы отыскать неисследованный участок, сформулировать свежую гипотезу…наука «достоевсковедение» уходит в мелкие темы. …Впрочем, не ко всем гипотезам Игорь Волгин относится столь сурово. Он с симпатией говорит о физике-ядерщике Владимире Шкунденкове, который пытается находить в поэтике Федора Михайловича связи с… физикой» [31]. Как подчеркивает В. Борисова, «… некая скрепляющая идея ушла…не зря… В. Захаров поднимает проблему кризиса в достоевсковедении» [5, с. 51].

Кроме того, рецепция Достоевского обществом не сводится лишь к науке и другим традиционным видам деятельности и демонстрации интеллекта элиты. Ныне и в этом ракурсе огромные запасы дополнительной информации содержит Интернет. И сетевой интеллект может быть полезным для «синтеза, — по К. Степаняну [41], — всех направлений исследования творчества великого русского писателя». Легко ощутить такой потенциал «остального человечества» — общества «достоевсковедов-неформалов». Достаточно, например, поработать в интернетовских поисковых системах с различными комбинациями на основе признаков «Достоевский» и «ядерная/атомная энергия». Этот потенциал нужно применять. После его духовно-гуманитарной трансформации. Не опускаясь по языку и мыслям до уровня некоторых сайтов, но и не пренебрегая присущим сетевой культуре позитивом, не теряя имеющиеся там зерна смысла. Весомое подспорье будет пока гипотетическому антропосоциоядерному сектору достоевсковедения, который мог бы питаться не только от академических печатных, но и от электронных источников знания.

Некоторые обобщения к вопросу о «ядерной миссии» Достоевского

Общественное мнение, долг, разум, который не имеет нравственных критериев в самом себе, приоритет коллективной жизни и морали. Умение осознать, что грешен и неправ, встать на позицию «вне себя» и «не для себя». Духовная эпидемия, которая грозит человечеству самоистреблением. Религиозно-мифологические символы. Размышления о власти и представителях власти. Сомнение в человеке и вера в него. Преображение человека и человечества. Человек, общество и взаимоотношение между ними. Экологические мотивы. Предчувствия и пророчества. Прогресс и издержки цивилизации. Вера и цивилизация, ответственность. Национальные особенности, в том числе и когда «забвение всякой мерки во всем». Скрытная, но часто присутствующая тема Ильи-пророка, связанная с русской традицией, народными верованиями, небесными явлениями, человеческими страстями, символизмом «щита и меча». Россия, славяне и Запад. Полифонизм и диалог между «сознаниями». Связь всех со всеми. Страстное стремление к истине, критичность в отношении действительности и сиюминутных интересов. Момент принятия решений. Открытость важной для общества информации. Всечеловечность и терпимость. Многонациональное «сожительство». Футурология. Петербург и Семипалатинск. Эти и другие аспекты сопрягают наследие Достоевского и его последователей с философскими гранями ядерного феномена.

Достоевский и сообщество достоевсковедов характеризуются сочетанием естественнонаучного, технического, гуманитарного образования и образа мыслей с наблюдательностью и интуицией, совестью и религиозностью. «Было стыдно писать», — говорит один из персонажей Достоевского. Дай Бог, чтобы нам не было стыдно за решения в ядерной сфере. Нравственный императив, о котором стали много говорить в XX веке, волновал и Достоевского. Но во многом сейчас нравственный императив — это лишь декларация. Нынешние его авторы пришли к выводу, что в обозримом будущем он невыполним. Где, как ни у Достоевского искать ответы на вопросы и конкретику по существу? Достоевский корректировал не совсем точное восприятие своей позиции: «… я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой».

Тема XIV Симпозиума Международного Общества Достоевского (2010 г.): «Достоевский — Философское мышление, взгляд писателя». С. Алексиевич, для которой Достоевский является ориентиром, изучает глубину человеческой души через призму трагических ситуаций войны и Чернобыля.

Может показаться, что Достоевский и ядерный феномен несовместимы. Но, «глубинный реализм» при рассмотрении человека и общества в таком контексте не вреден. И не мы, как уже отмечено ранее, первые. Кроме того, обозначено несколько вариантов сопряжения Достоевского с современностью. Один их них — найти «магистральный сюжет» для разных времен. Если феномен ядерной энергии во вселенском масштабе и не «магистральный сюжет» (не всегда и не все люди понимали его природное значение для биологической жизни на Земле), то социальные ядерные проблемы с некоторых пор совершенно точно — «магистральная общечеловеческая головная боль». В программе Старорусских чтений «Достоевский и современность» (2009) были темы «Достоевский о глобализации» и «Достоевский в блокадном Ленинграде». Глобализация и Достоевский сопоставлены и А. Юозайтис (2009) на конгрессе «Русская словесность в мировом культурном контексте» (см. также А. Иванов, URL: http://www.fondaltai21.ru/projects/filosofy/discuss и И. Камэяма, URL: http://echo.msk.ru/programs/beseda/548763-echo/).

Вот названия некоторых крупных публикаций, говорящие о связи Достоевского с современностью и будущим. И ко многому обязывающие. «XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества» (2000), двухтомник «Достоевский и XX век» (2007), альманах «Достоевский и мировая культура» издается с 1993 года, ежегодник «Достоевский и современность» (с 1987). Современная рецепция Достоевского в мире является весомым доказательством сопряженности его творчества и мировых проблем. Ф. Каутман, например, критически рассмотрел взгляды Достоевского применительно к интегрированному периоду XIX, XX и XXI веков [23]. Такой подход чётче оттеняет достижения и ошибки Достоевского.

Некоторые профессионалы-ядерщики, как и гуманитарии, чувствуют необходимость формировать по Достоевскому нравственную опору развития отрасли в XXI веке [14]. «Темная энергия» человека, рефлексия которой занимает важное место в творчестве Достоевского, вызывает ассоциации с «темной энергией» («соседкой» ядерной энергии в физической картине мира) вселенной. Соратник А. Сахарова по теоретической физике Д. Киржниц сравнивает его и с Эйнштейном, и с Достоевским [24]. Работа [3] подводит к мысли, что обобщенные при необходимой для классификации высших уровней творчества полноте образы стиля — «методологической системы» Достоевского и ядерной физики могут быть адекватными друг другу.

Наука о Достоевском: на подступах к ядерной реальности

Полезен вопрос: «Сопрягают ли творчество писателя и ядерное бытие профессионалы науки о Достоевском?» Прямой постановки такой задачи достоевсковедами мне не известно. Однако некоторые из них отразили социоядерные проблемы в своих публикациях. Кроме того, о соприкосновении достоевсковедов с этой сферой жизни можно узнать из публикаций их друзей и знакомых, а также социоядерных аналитиков.

А. Лосев, философия и проза которого испытали влияние Достоевского, был (как и Н. Бердяев) близок к пониманию соразмерности атомного оружия и возможной гибели цивилизации. Изучавшие Достоевского в пору начальных этапов глобальной гонки ядерных вооружений М. Бахтин, В. Кожинов и Ю. Селезнев одновременно анализировали условия и тенденции «первого ядерного века», гипотетической третьей мировой войны.

Г. Фридлендер: «И сегодня, в эпоху, когда нашей планете грозит опасность ядерной катастрофы, способной разрушить нашу цивилизацию, мысль Достоевского о том, что в истории последнее слово зависит не от внешней необходимости, но от самих людей, — и притом от каждого из них, — от сознательного отношения к силам общественного добра и зла, от нашей способности сделать свободный нравственный выбор между ними, с тем чтобы сохранить себя, свое будущее и будущее своих детей для счастливой и достойной человека жизни на земле, заслуживает, думается, нашего особого внимания. В этой мысли автора Карамазовых содержится предостережение великого романиста, обращенное в его последнем романе-эпопее не только к его современникам, но и к нам, будущим поколениям» [44].

Как отметил Г. Померанц, Достоевский в романе «Преступление и наказание» создал притчу о глубоких негативных следствиях «голого» рационализма. «Дело не в отдельной ложной идее, не в ошибке Раскольникова, а в ограниченности любой идейности. «Еще хорошо, что вы старушонку только убили, — говорил Порфирий Петрович. — А выдумай вы другую теорию, так, пожалуй, еще и в сто миллионов раз безобразнее дело бы сделали». Порфирий Петрович оказался прав. Опыт последних веков показал, как опасно доверять логике, не поверяя ее сердцем и духовным опытом. Ум, ставший практической силой, опасен. Опасен научный ум со своими открытиями и изобретениями. Опасен политический ум со своими реформами. Нужны системы защиты от разрушительных сил ума, как на АЭС — от атомного взрыва» [30].

Ю. Карякин, описывая свой путь к постижению Достоевского, анализируя его тексты, обращается к своей жизни и мира, в том числе современной и ядерной. «Есть великие открытия в науке…Но есть и великие открытия абсолютно самоубийственной и (или) самоспасительной…духовно-ядерной энергии человека в искусстве — НЕСРАВНЕННО «фундаментальнее» всех…научных открытий. Почему…Эйнштейн, Малер, Бехтерев…почти абсолютно одинаково именно так относились к Достоевскому? Да потому, что в человеке, в душе его сходятся, пересекаются все, абсолютно все линии, волны, влияния всех законов мира…все остальные космические, физические, химические и прочие силы. Миллиарды лет ушли на то, чтобы все эти силы сконцентрировались только в одной этой точке…» [22]. «Второе прочтение…было ошеломляющим: я сопоставлял его пророчества с реальностью. «Спутник-топор». Помните? Иван Карамазов спрашивает чёрта: а что будет с топором, если его запустить в космос? — Как что? Превратится в спутник и будет висеть над Землей... А рассуждения в «Идиоте» об угрозе «звезды Полынь»? Кто теперь не знает, что Чернобыль прямо так и переводится: полынь?» [20].

Он находит современное прочтение мыслей Достоевского: ««Мы на Земле недолго...» Раньше это относилось к каждому человеку, …теперь — ко всему роду людскому. Раньше счет для человечества шел на неисчислимые века и тысячелетия, теперь — на десятилетия, а может быть, и годы. А если или когда счет пойдет тоже на дни? Никто не может гарантировать, что роковая черта еще не перейдена. Никто…не умеет опровергнуть страшную догадку: а может быть, всемирный «Чернобыль», всечеловеческий «Челленджер» уже запущены, а мы — внутри, летим себе, работаем... А если еще и боимся нажать на ядерную кнопку, то на экологическую жмем все…бездумнее... Произошла встреча…человечества со своей смертью. Произойдет ли…спасительный взрыв его духовных жизненных сил?» [20]. Или «моделирует» хронику ядерной войны: «…люди могут увидеть…на…экране…взрыв ядерный (прямой репортаж) и не догадаются, что это они сами именно и взрываются сию минуту... Да что там «могут» — все время слышат, видят, читают…о конце света, о том, насколько тщательно, деловито, буднично идет подготовка к нему, и нетерпеливо поджидают, что после него будет репортаж со стадиона». Или поясняет суть стиля: «Нельзя же…»красиво» писать о Хиросиме. Точно так же и для Достоевского нельзя было…»красиво» модулировать голосом, когда кричал он о смертельной опасности человеку и роду человеческому» [21].

Из симбиоза мыслей о Достоевском и современности — осознание Ю. Карякиным смертности человечества и перемена мировоззрения. «XX век превратил «абстрактную» возможность…самоубийства человечества…в предельно реальную…в условиях ядерной и экологической угрозы…и сейчас в полной мере большинство людей еще не осознали грозящую опасность — не только ядерную...» И осознание того, что культура есть единственный способ одоления этой смерти: «Культура утверждает и спасает бытие путем его одухотворения. Благодаря культуре человек не был истреблен животными-соперниками на первой стадии своего существования и благодаря этому же не самоистребился (пока). И весь прогресс человечества — не в цивилизационном смысле конечно,— это беспрерывное его самоспасение от нарастающей смертельной угрозы путем самовозвышения, одухотворения» [19].

И. Волгин видит необходимость Достоевского как явления в ментальности ядерного мира и сопоставляет в связи с этим в публицистике социальные процессы. «Конечно,… можно… противостоять мировому злу исключительно с помощью авианосцев, ядерных бомб, танков, спецслужб. Но если мы хотим понять, что с нами происходит, если мы желаем лечить не больного, а болезнь, нам не обойтись без участия тех, кто принял на себя миссию «найти в человеке человека»» [7]. Он в своем творчестве не обошел стороной и ядерные образы. Например, так представлен в его интерпретации вечный вопрос в ядерном контексте: «… Твой выход, человек! Бог что-то медлит. Дьявол что-то мямлит. Последний акт. Идет двадцатый век — быть иль не быть, решай скорее, Гамлет! Будь мужественным, Гамлет, до конца: ждут матери — в Америке, в России. И ждет ответа, словно тень отца, тень мальчика на камне в Хиросиме». Или: «Я подражаю взрывам ядерным в неподражаемых мирах» [6].

Л. Сараскина в полемике с современными представителями радикал-либерализма и на базе Достоевского не может обойти феномен Хиросимы, обращаясь и к прошлому, и к гипотетическому будущему [37]. В. Дудкин напрямую связывает глобальные и современные опасности для человека, избавление от них, с антропологией Достоевского. В том числе и в связи с угрозами ядерной сферы [12].

Заключение

Подведем итог обоснованию предложения о сопряжении социоядерной тематики и духовного наследия Достоевского. Есть влияние ядерного феномена на мышление последователей и исследователей Достоевского, литераторов, гуманитариев разного профиля. И это влияние мы видим на приведенных ранее примерах. Хотя, надо признать, это довольно редкие примеры. Еще раз возвращаюсь к мысли: уместно и обратное. Можно не соглашаться с Достоевским. Можно его не любить. Однако мы в связи с ядерной энергией обязаны, по мнению многих философов и теологов, пройти через опасные откровения о человеке и обществе, через максимально полное познание их. Значит, игнорировать Достоевского и исследования его творчества нельзя. Это художественно-философское и литературоведческое явление органично и с пользой дополнит другие внешние системы координат для «ядерного человека» и «ядерного человечества». «Вселенная Достоевского», как и другие выверенные временем духовно-гуманитарные достижения человечества, может и должна быть сопричастной познанию ядерного феномена, активно формировать общую социоядерную ментальность и принципы безопасного, долговечного и комфортного будущего, а также само это будущее. В том числе, — в рамках гипотезы SAMPO [25] и в сравнении с самой большой «грязной бомбой» в мире, по выражению Ю. Латыниной (URL: http://www.novayagazeta.ru/data/2010/094/08.html), под открытым небом рядом с Челябинском.

Сопричастность и формирование желательно видеть международными. И реализованными, прежде всего, объединенными силами светских и религиозных интеллектуалов России, Японии, Германии (эти страны имеют самые крупные национальные сообщества достоевсковедов) и Казахстана, учитывая разные и весомые в каждом отдельном случае факторы: результативные традиции этих стран в науке о Достоевском, их исторический путь в XX веке и национальный социоядерный опыт. Возможно, — на интегрированной базе азиатских центров изучения творчества Достоевского и социоядерной тематики (Семипалатинска, Омска, Томска и Барнаула). При этом методологически можно приблизиться к необходимой полноте подхода к проблеме.

При некой шутливой интерпретации, возможно, видимо, как оценку Достоевским ядерного феномена трактовать известные слова Дмитрия Карамазова о том, что он радуется солнцу, когда его видит, и даже тогда, когда его не видит, но знает, что оно есть. И без всяких шуток, ровно по Достоевскому, культурно-исторические мотивы однажды уже защитили один из городов (Киото) от ядерного удара. Спасет «красота» нравственности и нынешний мир.

Благодарю за поддержку исследований профессора BrigitteFalkenburg.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ