Попова О. В. Н. А. Бердяев и Ж.-П. Сартр: два полюса экзистенциальной философии

УДК 141.32

Popova O. V. N. A. Berdyaev and J.-P. Sartre: Two Poles of Existential Philosophy

Аннотация ◊ В статье проанализированы взгляды крупнейших философов экзистенциалистов XX века — Жан-Поля Сартра и Николая Бердяева — на актуальные проблемы свободы, бытия, одиночества и др. Предпринята попытка рассмотрения идейных принципов мыслителей в их единстве и конфронтации. Представленный материал отражает глубокий анализ, произведенный автором данной статьи.

Ключевые слова: экзистенциализм, свобода, бытие, личность, одиночество, Бог.

Abstract ◊ In the article the views of eminent philosophers-existentialists of the XX century — Jean-Paul Sartre and Nikolay Berdyaev — on topical problems of freedom, objective reality, solitude and others were analyzed. An attempt to examine the ideological principles of the thinkers in their solidarity and confrontation was made. The represented material reflects a deep analysis of existential philosophy, which was conducted by the author of this article.

Keywords: existentialism, freedom, objective reality, individual, solitude, God.

Николай Бердяев и Жан-Поль Сартр — два столь непохожих в своем творчестве философа, стали выразителями одного философского направления — экзистенциализма. Оба философа пережили увлечение марксизмом: Бердяев в юности, а Сартр в зрелом возрасте. И Бердяев, Сартр почерпнули немало идей у такого направления, как гностицизм (этот факт отмечают многие исследователи их творчества, например, П. П. Гайденко (Гайденко, 1997: 469), С. А. Титаренко (Титаренко, 2005: 64) и др.). Если, Бердяева обвиняли в нигилизме, (так, например, исследовательница С. С. Неретина писала, что Бердяев «оказывается повинным — в большей степени, чем кто-либо в современном нигилистическом экстремизме» (Неретина, 1999), то, на самом деле, даже Сартр не был нигилистом, утверждая, что «человеческой реальности не дано нигилировать (neantir) массу бытия ей предстоящую, пусть даже временно» (Сартр, 2002: 98). Сартр — приверженец негативной диалектики. Отрицая человека, он, одновременно, утверждал его существование.

Заметим, что Сартр был одним из самых критикуемых Бердяевым авторов, причем, на наш взгляд, дело было не только в атеизме первого. Бердяев достаточно веротерпим и лоялен к мировоззрениям других философов, даже больше, он стремился «найти Бога» и у отъявленных атеистов, например, у Макса Штирнера (Бердяев, 2006a: 179). Да и Сартр утверждал, что суть дела не в том, существует ли Бог. Человек должен убедиться, что ничто не сможет его спасти от себя самого, даже самое достоверное существование Бога, «экзистенциализм — не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее он заявляет следующее: даже если бог существовал, это ничего бы не изменило» (Сартр, 1989: 344).

Сартр и Бердяев коренным образом расходились в вопросах онтологии. Бердяев утверждал, что данность бытия субъекту недоказуема, ни из чего не выводима, ее можно только принять. Но с другой стороны субъект не может рассуждать об эмпирическом мире, отделив его от себя, от своего «Я», представив его внешним, отчужденным. Мир объектов не существует сам по себе, он обретает существование, становясь природным миром человека. Бытие не отражается в сознании, а самораскрывается. «То, что называют бытием, определяется не мыслью, не познанием не идеей, а целостным субъектом, т. е. и чувством, и волей, и всей направленностью» (Бердяев, 2006a: 342).

В отличие от Бердяева, Сартр отделяет «бытие-само-по-себе» от вещественного материального начала окружающего мира. Есть бытие, как протяженная реальность и бытие-в-себе, которое существует, но, оно согласно воззрениям Сартра, ни есть ни реальность, ни потенция реальности, ни возможность, ни невозможность, оно просто Наличествует и превосходит всякое понимание, для разума оно непроницаемо, а значит бессмысленно. Сартр отрицал природу вещей (в существовании которой не сомневался Бердяев) — «нет и той истинной природы, как сокровенной реальности вещи, существование которой можно предчувствовать или предполагать, но до которой никогда не добраться» (Сартр, 2002: 20). Видимость, согласно Сартру, отсылает нас не к скрытой реальности, а всего лишь к ряду своих проявлений: «явления, которые обнаруживают сущее, ни внутренние и не внешние. Все они стоят друг друга, все они отсылают к другим явлениям… ни одно из них не указывает на что–либо позади себя; оно обозначает само себя (Сартр, 2002: 20).

Бердяев не принимал рассуждений Сартра и писал — «Сартр… в сущности есть раб объектности, мира вещей, мира феноменов, который не имеет реальности в себе… Сартр хочет думать, что за являющимся не ничего, нет тайны» (Бердяев, 2006a: 345).

Как и Сартр, Бердяев замечал, что свобода не легкая, а трудная вещь, это долг человека и человек не может позволить себе такой легкости, как отказ от свободы. У Бердяева свобода выступала как сила, стихия; хаос, не выводимый из бытия. Русский экзистенциалист абсолютизировал свободу, дистанцируя ее как от Бога, так и от человека. Свобода Сартра, не имеет ничего общего с «бездонностью», Ungrund, «меоном». Свобода — важнейшая характеристика человека, безусловный принцип существования. Свобода Сартра — ситуационна. Она проявляется в конкретной ситуации, когда человек должен самостоятельно принять решение и возложить на себя ответственность за него. Так свобода превращается в бремя, человек обречен на свободу, и, это значит, бремя свободы — несжимаемо.

Фактором осознания свободы выступает страх. Страх, по Сартру, это не синоним боязни. Боязнь всегда направлена на что-то отличное от человеческой сущности, так, человек, идущий по тропе над пропастью, может бояться камнепада. Но если он опасается, что оступится и упадет или, даже, сам бросится в пропасть — это страх, а не боязнь. Человек, испытывающий страх, инстинктивно чувствует, как между прошлым и будущим вторгается ничто или свобода. В нерефлективных актах человек не сознает это «ничто», отделяющее «сущность от выбора» и поэтому не испытывает страха. Сартр в этом примере сравнивает страх с головокружением, которое охватывает человека на краю пропасти. Человек может попытаться «спрятать» от себя свою свободу, попробовать переложить свою ответственность на общество, на других индивидов, наконец, на божественное предопределение, но это будет самообман. Индивид не может избежать полной ответственности за выбор, она все равно, останется на его плечах. Все, что один человек может сделать для другого — осветить возможные действия и значение свободы для обеспечения подлинного выбора.

Так как в концепции Сартра не находится места Богу, человек выступает и действует в абсолютном одиночестве, «мы одиноки и нам нет извинений» (Сартр, 1989: 327). У Бердяева, как и у других религиозных экзистенциалистов, проблема одиночества остро не стоит, Бердяев даже утверждал, что, именно, через момент одиночества рождается личность. Как заметил наш современник Сергий архиепископ Самарский и Сызранский (и Бердяев вполне мог подписаться под этими словами): «Одиночество существует для того, кто замкнут на себе… сама жизнь с Богом в душе — это уже не одиночество» (Сергий, архиепископ Самарский и Сызранский, 2007: 253).

В работе «Экзистенциализм — это гуманизм» Сартр цитирует столь уважаемого Бердяевым Достоевского, но делает из цитаты «если бога нет, то все дозволено» прямо противоположный вывод: «все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправданий» (Сартр, 1989: 327). Выдвинув принцип «существование предшествует сущности», Сартр имел в виду, что человек рождается, «индивидом», а в жизненном процессе, под воздействием различных факторов становится личностью. Человеческая сущность возникает в экзистенциальных ситуациях. Человек становится человеком в опыте жизни и в перипетиях судьбы.

То, что Бердяев в своей концепции называл творчеством, Сартр определял, как «деятельность». Оба философа были уверены, что предметы эмпирического мира предстают перед человеком не для того, чтобы их пассивно созерцать, а чтобы ими активно пользоваться. Да, человек заброшен в мир, прикован к нему, но он не является заложником или рабом природы, ведь своими свободными творческими актами, он изменяет, «перекраивает» бытие под себя. «Действовать — это значит изменять облик мира, иметь в распоряжении средство для достижения цели, создавать организационный и инструментальный комплекс» (Сартр, 2002: 445).

Человеческие желания Сартр толковал в том же ключе, что и Шопенгауэр. Пока человек живет, реализация одного его желания, влечет за собой появление новых желаний. Если все желания человека осуществлены, то он «метафизически умер», и это ничем не лучше реальной «физической» смерти. Человек в своих желаниях стремится ни ко всякому иному, а лишь к такому, которое может им усваиваться. Но Иное, как предмет желания человека всегда понимается, как Чуждое ему. Возникает парадокс, Иное как предмет желания, одновременно, и чуждо человеку, поскольку находится вовне его, и близко ему, так как должно быть обращено человеком в его собственную реальность.

Для Сартра ценности не существуют вне человека и не признаются им, а субъект сам определяет свои собственные ценности. Есть только одно бытие, посредством которого определяются ценности — это человек, никакого «набора абсолютных и универсальных ценностей» не существует. Для Бердяева «всякая ценность есть лишь культурное выражение божественного в исторической действительности» (Бердяев, 2006b: 64). Но мир ценностей не есть неподвижное, идеальное бытие, возвышающееся над человеком, это мир, доступный человеку, усвояемый и изменяемый последним. Ценность не может быть только психологическим переживанием человека, она имеет под собой «глубинные основания».

Для Бердяева любовь — интуиция личности, интуитивное проникновение в единственный и неповторимый лик другого человека. Любовь человека к человеку «одухотворена», проникнута высшим началом, но не исключительно духовна, она духовно-телесна. При этом любовь, согласно воззрениям философа, не имеет ничего общего с инстинктом продолжения рода.

Сартр противостоит взглядам Бердяева и в экзистенциальном анализе феномена любви. Когда два человека любят друг друга, каждый желает обладать свободой другого, обладать другим не просто как объектом, а как бытием-для-себя, так как именно свобода другого отделяет его или ее от любимого. Однако в конце оказывается, что все, чем обладают, — это тело другого, другой как объект. А физическое обладание другим как объектом вовсе не равнозначно обладанию другим как свободой, как субъективностью, то есть цель, которая остается вне досягаемости. Процесс, которым любящий стремился достичь своей цели, по сути, ничего ему не дает. Поэтому любовь предстает, как противоречивое усилие преодолеть внешнее отрицание, сохраняя отрицание внутреннее.

Сартра нельзя назвать солипсистом, т. к. для него мир не порождение сознания и сознание не является миром, Сартр говорит, даже больше, «сознание-в-себе» не связано с миром. Возникновение сознания есть исключительное “событие” к которому неприменимы никакие причинные объяснения. Сознание — пустота, но эта пустота наполнена красками бытия, впечатлениями мира поступающими извне. Проблему дуализма бытия и сознания, Сартр решает феноменологическим способом: “сознание есть бытие, существование которого предполагает сущность и наоборот, оно есть сознание бытия, сущность которого подразумевает существование, т. е. видимость которого требует бытия” (Сартр, 2002: 35).

Этика Сартра парадоксальна, но Сартр никогда не был проповедником аморализма. Для французского экзистенциалиста мораль всегда связана с выбором. Человек творит себя, выбирая мораль, а давление обстоятельств таково, что он не может не выбрать себе какой-нибудь определенной морали. В работе «Экзистенциализм — это гуманизм», Сартр смягчает свои воззрения. Если в «Бытии и ничто» он провозглашал, что абсолютной истины не существует, у каждого своя истина и она глубоко субъективна, то позднее, признавал, «чтобы получить какую либо истину о себе, я должен пройти через другого. Другой необходим для моего существования, так же, впрочем, как и для моего самопознания» (Сартр, 1989: 336).

По мнению Бердяева, Сартр «очень низменно думает о человеке, считает его за ничто…» (Бердяев, 2003: 230). Стоит заметить, что согласно Сартру — бытие и ничто — две неразрывно связанные между собой стороны человеческой реальности. Французский философ использует понятие «ничто», не для определения пустоты, а для того, чтобы охарактеризовать, наличествующее, но неопределенное бытие. В таком же значении определение «ничто» присутствует и у Бердяева (Бердяев, 2006b: 20). Но лучше обоих мыслителей о данной проблеме высказался Макс Штирнер: «я ничто не в смысле пустоты, но творческое ничто, из которого я сам, как творец, творю все» (Штирнер, 2001: 29).

Сходны взгляды Бердяева и Сартра на социализацию. Социализация оказывается символом объективации, «овещвления», отчуждения человеческой реальности. У Бердяева социализация не созидает, а напротив, ограничивает личность. Социализация всегда частична, поверхностна, она никогда не распространяется на глубину личности. Социальное по Сартру — сфера, где угасает субъективность, а свободная проективность разворачивается в тисках внешней обусловленности, т. е. лишь, по-видимости остается свободной проективностью, а, по сути, оказывается механической деятельностью в заданном режиме.

Мечта Бердяева — объединение людей в свободном общении, «коммюнотарном» персонализме. У Сартра объединение людей, в принципе неосуществимо, во-первых, оттого что, конфликт составляет исходный смысл «бытия-для-другого», а во-вторых, объединение предполагает высший синтез «для-себя-бытия» и «бытия-для-другого», что невозможно, т. к. равносильно тождеству субъекта и объекта (в качестве «для-себя-бытия» — я субъект, а как «бытие-для-другого» — объект, — разъяснял Сартр).

Резюмируя воззрения Сартра и Бердяева можно сказать, что для них, человек, существующий в мире, не такой, каким себя представляет, но такой, каким хочет стать. Человек не завершен и не совершенен, он творит себя в повседневном опыте, в жизненном испытаниях. А самым главным сходством в их воззрениях является то, что оба философа утверждают «гуманизм и творчество, как единственный выход из тошнотворности бытия» (Бердяев, 2003: 230).

Список литературы

Бердяев, Н. А. (1996) Социальный переворот и духовное пробуждение // Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения. СПб. : РГХИ. С. 220–235.

Бердяев, Н. А. (2006a) Экзистенциальная диалектика Божественного и человеческого // Царство Духа и царство Кесаря. М. : АСТ. С. 143–342.

Бердяев, Н. А. (2006b) Философия неравенства. М. : АСТ.

Гайденко, П. П. (1997) Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М. : Республика. С. 448–480.

Неретина, С. С. (1999) Тропы и концепты. URL: http://www.kiev.philosophy.ru/iphras/library/neretina/index.html (дата обращения: 11.06.2010).

Сартр, Ж.-П. (2002) Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М. : Республика.

Сартр, Ж.-П. (1989) Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. М. : Политиздат. С. 319–344.

Сергий, архиепископ Самарский и Сызранский. (2007) Путь к Богу. Краткие заметки. // Наш современник. № 11. С. 249–253.

Титаренко, С. А. (2005) Николай Бердяев. Ростов н/Д. : МарТ. С. 64.

Штирнер, М. (2001) Единственный и его собственность. СПб. : Азбука-классика.

Попова Ольга Владимировна — преподаватель Кубанского государственного университета, аспирант кафедры философии.

Popova Olga Vladimirovna — a lecturer of Kuban State University, postgraduate of the Philosophy department.

E-mail: vestnic (at) rambler.ru