Тищенко П. Д. От предметоцентризма к проблемоцентризму: переосмысление антропологической идеи образования

УДК 009

Tishchenko P. D. From Subject-centrism to Problem-centrism: the Rethinking of Anthropological Idea of Education

Аннотация: В статье рассматривается идея новой философии образования: переход от предметоцентризма к проблемоцентризму.

Ключевые слова: высшее образование, философия образования, предметоцентризм, проблемоцентризм.

Abstract: In the article, the idea of a new philosophy of education is being considered: the conversion from subject-centrism to problem-centrism.

Keywords: higher education, philosophy of education, subject-centrism, problem-centrism.

1. Обсуждаемая возможность перехода от предметоцентризма («знания что»), господствующего в российском образовании, к проблемоцентризму («знанию как») требует философского осмысления. Речь идет о радикальном преобразовании антропологической идеи, лежащей в основании теории и практики образования. Хайдеггер в свое время отмечал, что изменения в характере научной деятельности создают «новую породу людей» (1, С. 47). Предметоцентристское знание расщепляет идею человека. Связать это расщепленное бытие в виде конкретного уникального единства может лишь знание, ориентированное на решение конкретных практических проблем.

2. Для современного человека наука, по точной формулировке Мартина Хайдеггера, — «это способ, притом решающий, каким для нас предстает все, что есть. Поэтому мы должны сказать: действительность, внутри которой движется и пытается держаться сегодняшний человек, все больше определяется тем, что называют западноевропейской наукой» (2, С. 239)В этой же самой действительности человек обнаруживает и себя в своей раскрываемой наукой антропологией сущности. Именно акт научного представления в современную эпоху предъявляет человека самому себе в свете научно понимаемого достоверного знания. Данное утверждение звучит общепонятно. Но важно не упустить из виду — нас окружают самые разные знания и научные, и иные. Однако, пока мы остаемся в границах новоевропейской культуры, научные знания обладают приоритетом. Сфера образования не случайно строится как постепенное приобщение ученика и студента к своду научных знаний. И если вокруг необходимости преподавания «Закона Божьего» в обществе идет дискуссия, то необходимость преподавания физики или истории считается сама собой разумеющейся. Эпоха Просвещения, несмотря на серьезную критику, еще не завершилась. Хотя на новом витке своего развития она стала более открытой иным антропологическим (и как следствие — педагогическим) идеям и практикам.

3. Наука представляет человеку самого себя так, как он есть. Однако с самого начала это представление начинает стремительно дробить само это есть. Можно выделить три основные плоскости дробления.

4. Во-первых, любое представление по своему существу расчленяет бытие на реальность представляющего (субъекта) и представляемого (предмета). Причем само расчленение является не побочным следствием научного представления, а его априорным условием. В акте представления человек (как ученый) ставит перед собой сущее в качестве предмета познания, вписывает его в научную картину мира. В тех случаях, когда этим сущим оказывается сам человек, человеческое существо удваивает себя, расчленяясь на две ипостаси: субъекта (того, кто ставит перед собой сущее) и предмета научного познания (сущее поставленное перед неким субъектом). В качестве субъекта он как наблюдатель находится вне самого себя представленного в мире научного представления («изображенного» на картине или, точнее, — картинах антропологических знаний и идей). Методологическое расчленение человеческого существа фундаментализируется за счет конкурирующих проектов философского обоснования достоверности научного опыта. Эмпиризм ищет основание и достоверность опыта в самом научном представлении. Рационализм — в представляющем субъекте. Трансцендентализм — в самой способности представлять. Но при всех различиях основание и достоверность знания человек пытается найти именно в себе. Последнее обстоятельство позволяет Хайдеггеру рассматривать всю новоевропейскую науку как антропологию по своей сути. Подобного рода антропология «характеризует то философское истолкование человека, которое объясняет и оценивает сущее в целом из человека и по человеку» (1, 51). В соответствие с взаимонередуцируемыми философскими проектами обоснования знания (как форм представления того, что есть) формируются и антропологические проекты. Рационалистические версии антропологии восходят так или иначе к практикам само-сознания картезианского типа, т. е. к опыту рефлексии гносеологического субъекта на «себя». Человек как предмет представления формирует необозримое поле эмпирически ориентированных исследований, основные интенции которых в свое время выразили Юм в «Трактате о человеческой природе» и Кант в «Антропологии с прагматической точки зрения». Наиболее известная трансцендентальная версия антропологии сформулирована тремя знаменитыми кантовскими вопросами: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?» и «На что я могу надеяться?». Ответы на них выступают как формы прояснения априорных условий возможного опыта гносеологического субъекта, субъекта морального опыта и субъекта религиозного опыта. В своей целостности они отвечают на основной вопрос — «Что такое человек?»

5. Во второй плоскости дробления представляемое с необходимостью распадается на предметы естественно-научного знания и гуманитарного. Возникает физическая антропология и отдельный блок гуманитарных антропологий. Последний вновь раздваивается, обнаруживая внутри реальности, раскрываемой гуманитарным знанием, изолированные домены. В одном из них события причинно объясняются («вторая природа человека»), в другом они понимаются путем истолкования смысла. Основанием этого расчленения антропологии является разложение идеи времени по способу детерминации событий. Апорийная связанность и различенность моментов времени прошлое — настоящее — будущее расщепляется, раскрывая возможность для использования удвоенной идеи детерминации — природной и свободной. В первом случае, настоящее объясняется, а будущее предсказывается указанием на прошлое как детерминирующую их судьбу по закону причинности силу. Во втором, детерминирующей силой является будущее, которое в идеях цели и смысла раскрывает возможность для тех или иных событий быть представленными в качестве человеческих свободных поступков (основу реальности истории). Возможность определять смысл прошлого и настоящего через реализующееся или реализовавшееся представление о будущем. Тем самым мир (а вместе с ним и антропология) по способу рассечения времени распадается почти по Шопенгауэру на «волю» и «представление». В воле судьба человека представлена его будущим. Интересно, что в английском языке слово “will” имеется два совпадающих (друг друга поясняющих) значения — значение будущей формы глагола «быть» (“to be”) и значение «воля». Смысл есть схватывается в идее будущего. В физически представленном (как пространственно-временные конструкции) представлении судьба человека раскрывается его прошлым как детерминирующей причиной. Смысл бытия (есть) переворачивается и локализуется в прошлом. Понять, что есть на самом деле означает найти причину (детерминирующее событие прошлого).

6. В третьей плоскости дробления возникают отдельные самостоятельные дисциплинарные области, которые в свою очередь, подчиняясь стихии становления, вновь с необходимостью дробятся на направления, подходы и т. д. и т. п. Дробление исследования связано с главным обстоятельством — становящееся сущее представляется в научном представлении как ставшее (опредмеченное) — остановленное в законе, правиле или смысле движение (событие). Опредмечивание входит в саму суть научного исследования. Но становление с необходимостью выскальзывает из своей остановленной формы. И для того, чтоб его уловить, науке приходится набрасывать новую сеть законов, правил и смыслов, которые пытаются схватить в знании именно то, что выскользнуло из захвата предшествующих попыток. Поэтому множатся не только «антропологии», но и «физики», «химии», «биологии», «истории», «филологии», и даже «философские науки». Научный разум оказывается в положении зеноновского Ахилла не способного догнать черепаху жизни. Каждый новый шаг (новая дисциплинарная область), обнаружив нечто новое и существенное, не приближает познание к сути дела, а разверзает между ним и этой сутью еще один, теряющийся в бесконечности путь. Каждая новая антропологическая идея — это лишь новый бесконечный мир проблем. Переживание этой ситуации с необходимостью порождает вопрос о единстве антропологии. Однако любая попытка научно или философски представить единство оборачивается лишь еще одним шагом дробления предметной области в силу отмеченных выше обстоятельств. Поэтому возникает качественно новая проблема — как возможно рационально мыслить не единство многообразного, а многообразие возможных единств?

7. Тип научного рационализма, который открывает возможности связанно мыслить многообразие целостных форм представления реальности, был назван В. С. Степиным «неклассическим». Неклассическая научная рациональность признает зависимость (относительность) объективного описания от средств наблюдения и языка представления реальности. Экспликация (описание) этих средств и операций выступает условием получения истинного знания об объекте. Таким образом, имея многообразие способов научного представления и теоретических языков описания феноменов человеческого бытия, мы с необходимостью будем иметь многообразие вариантов его истинного представления. Многообразие в равной степени претендующих на истинность антропологических идей.

8. Признание этого многообразия в качестве необходимого принуждает переосмыслить онтологию человеческого бытия, прежде всего, как «бытия в возможности» различных форм своего целостного представления, как своеобразного хаоса, порождающего в зависимости от средств наблюдения и языка описания, различные формы теоретически представленного порядка. Различные формы антропо­логии. Тем самым снимается как неадекватный вопрос о «единственно истинной теории». И, одномоментно, устанавливается связь с практическим действием на фундаментальном уровне онтологической идеи. Истина в неклассической научной рациональности оказывается в прямой зависимости от конкретных вариантов исследовательской практики наблюдений и описаний. Особенная всеобщность предметоцентричного «знаю что», оказывается фундирована спецификой практического — «знаю как». Почти по Аристотелю, знания в форме законов природы, общества, психологии или иных форм антропологического опыта определяют в данном отношении не форму того, что есть, а лишь материю (бытие в возможности) — область возможных производящих актуализаций. Аналогичную ситуацию мы имеем и в образовательных практиках, готовых при необходимости использовать различные антропологические идеи, предоставлять им возможность реализоваться в своей необходимости так, что при этом решались бы конкретные образовательные задачи.

9. Таким образом, именно на уровне онтологических предположений неклассическая наука оказывается однородной с производством. Наука поставляет сущее (в том числе и самого человека) в форме представления как ресурс (постав в терминологии Хайдеггера) для самых разнообразных форм его технологического (производственного) овладения (физического, психологического, педагогического, политического, духовного). Для науки нечто есть не только как представленное, но и как через это представление подготовленное к располаганию — использованию, контролю, преобразованию. Напомню, что в ситуации удвоенной детерминации событий человеческого мира (детерминации прошлым и детерминации будущим) располагание оказывается так же удвоенным. Овладевая причинами событий, человек манипулятивно контролирует их. Овладевая целями и смыслами, — коммуникативно их координирует.

10. Тем самым наука о человеке деконструирует человека не в смысле его переделки в некую новую форму, а в смысле превращения в чистую материю, некий конструктор, из которого различные формы социальной практики могут воссоздать свои особые формообразования. Человек-поставленный в качестве социальной реальности был обнаружен в конце XIX — начале ХХ века и обозначен как «масса». В традиционном сознании эта встреча вызвала испуг, в революционном — энтузиазм строителей нового общества (пролетарские массы). Из массы как потенции вылепливались новые социальные формы. В современном сознании человек-поставленный приобретает более цивилизованные черты и новое имя — человека-компетентного (идея Болонского процесса в образовании). Человека сформированного не как готового субъекта для определенного рода деятельности, но как высококвалифицированной потенции выполнения различных форм деятельности, в том числе и тех, которые еще только должны возникнуть в будущем.

ЛИТЕРАТУРА

1. Хайдеггер М. Время картины мира // Время и бытие : пер. В. В. Бибихина. М. : Республика, 1993.

2. Хайдеггер М. Наука и осмысление // Время и бытие : пер. В. В. Бибихина. М. : Республика, 1993.

Тищенко Павел Дмитриевич — заведующий сектором гуманитарных экспертиз и биоэтики Института философии РАН, доктор философских наук, профессор.

Tishchenko Pavel Dmitrovich — the chief of the sector of humanitarian expertise and bioethics of the Institute of Philosophy of the RAS, Ph.D., professor.