Растягаев А. В. Диалог традиций в писательской практике Кантемира

УДК 808.5

Rastyagaev A. V. Dialogue of Traditions in the Literary Practice of Kantemir

Аннотация ♦ В статье выявляются модели трансформации агиографической традиции в творчестве А. Д. Кантемира. В работе обозначены основные тенденции развития отечественной исповедальной модели, которая сочетает в себе автобиографические черты и агиографическую топику.

Ключевые слова: агиографический жанр, русская литература XVIII в., А. Д. Кантемир, античная традиция, персональная модель, тип писательского поведения.

Abstract ♦ The article deals with the transformation models of the hagiographical tradition in A. D. Kantemir's creativity. The main tendencies of domestic confessionary model, which combines autobiographical traits and standard hagiographical motives, are investigated.

Keywords: hagiographical genre, Russian literature of the 18th century, A. D. Kantemir, antique tradition, personal model, type of writer’s behaviour.

Время вхождения А. Д. Кантемира в русскую литературу оказалось периодом наивысшего напряжения, подобного возникающему при встрече двух тектонических пластов. Одним из таких пластов была русская духовная литература с многообразием агиографических, гомилетических и прочих жанров, другим — импортированное западноевропейское искусство, наследовавшее традиции античности. Сконцентрированная энергия неминуемо должна была высвободиться взрывом и сменой доминирующей культуропорождающей парадигмы. Поскольку топика культуры эволюционирует, один и тот же сюжет в разных эстетических системах может обретать специфический смысл. Попробуем реконструировать этот смысл, т. е. эстетический код, включив в культурное пространство 30–40-х годов XVIII в. персональную модель и тип писательского поведения поэта-дипломата.

Роль Антиоха Кантемира в истории русской литературы и культуры XVIII в. оценивается по-разному и подчас полярно: первый сатирик, зачинатель русской литературы Нового времени, просветитель, ученый-энциклопедист, западник, горацианец, продолжатель христианской традиции. Все эти оценки верны, но, на наш взгляд, взятые порознь, излишне прямолинейны и односторонни. Сложность переходного этапа, каковым в русской истории явилось XVIII столетие, должна была отразиться и на персоналиях этого времени. Наша концепция анализа литературного наследия Кантемира предполагает тезаурусный подход, учитывающий решающее влияние на творчество Кантемира двух традиций: античной и древнерусской. Аналогичную точку зрения высказала О. Б. Лебедева, правда, применительно только к жанру сатиры: «…притом, что античная и европейская классицистическая традиция весьма актуальна для сатир Кантемира, они отличаются заметным своеобразием своей жанровой модели…эта модель складывалась на основе не только европейской, но и национальной литературной традиции»[1].

Осознавая себя работником русского Просвещения, Кантемир был достаточно суров и резок в оценке своих недавних литературных предшественников. Не только протопоп Аввакум, но и Симеон Полоцкий, Карион Истомин казались первому русскому сатирику глубокой стариной. Для Кантемира протопоп Аввакум — «самая безмозгая, буйная и упрямая голова»[2]. Негативное отношение поэта к традиционалистам распространилось и на монашество вообще. Когда сестра Кантемира намеревалась уйти в монастырь, брат однозначно высказался в письме: «Я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтобы вы вступили в такой гнусный чин»[3].

Отрицая предшествующую традицию как безнадежно устаревшую, Кантемир считал «всякое новое поколение просвещеннее ушедшего», не догадываясь, что «это всего лишь просветительский софизм: между цивилизацией и искусством (равно и нравственным совершенствованием человека) нельзя ставить знак равенства»[4]. Господствующий рационализм XVIII в. заставил Кантемира обратиться к догматике иезуитства. Для нас весьма принципиальна точка зрения Л. В. Пумпянского, увязавшего русский классицизм с католическим возрождением. Иезуиты, по словам литературоведа, пытаясь «дать Европе утерянное ею религиозное и умственное единство, реабилитировали античность»[5]. Рецепция античности в творчестве Кантемира была следствием гибкого учения иезуитов о естественном свете разума. Они первыми отменили мотив греховности и вины древних, увидев в их искусстве вечный образец. После реабилитации античности природное познание Бога становилось путем всякой разумной твари к Творцу.

Именно в античность уходит корнями топос золотого века. В качестве точки его отсчета предлагался мифический период времени — доюпитеровское царство Сатурна. Это эпоха первобытной невинности человека, когда люди питались желудями, не зная излишеств, не пользовались механическими орудиями, соблюдая патриархальные нравы первых веков Рима.

Золотому веку античные авторы противопоставили сатирическую ипостась века текущего. Сатира ставила неутешительный диагноз: сегодняшний мир безнадежно болен и близок к мрачному финалу. Поэтому важным мотивом сатирического направления в античной литературе становится представление об искаженном потомками наследии отцов-основателей.

В картине мира античная традиция отводила центральное место не богам и абстракциям, а историческим персонажам. Поэтому для Кантемира по аналогии с античностью нормативная точка отсчета — Петровская эпоха и личность царя-реформатора. Соответственно в Сатирах II и V находим:

Мудры не спускает с рук указы Петровы,
Коими стали мы вдруг народ уже новый.

И знал то высшим умом монарх одаренный,

Петр, отец наш, никаким трудом утомленный,

Когда труды его нам в пользу были нужны.

Училища основал, где промысл услужный

В пути добродетелей имел бы наставить

Младенцев, осмелился и престол оставить

И покой, сам странствовал, чтоб подать собою

Пример в чужих брать краях то, что над Москвою

Сыскать нельзя: сличные человеку нравы

И искусства. Был тот труд корень нашей славы:

Мужи вышли, годные к мирным и военным

Делам, внукам памятны нашим отдаленным.

Но скоро полезные презренны бывают

Дела, кои лакомым чувствам не ласкают[6].

А также в «Петриде»:

Печаль неутешную России рыдаю:

Смеху дав прежде вину, к слезам побуждаю;

Плачу гибель чрезмерну в роксолян народе

Юже введе смерть Петра перва в царском роде[7].

В творчестве Кантемира идея золотого века трансформировалась в принцип умеренности и далее — в идею гармонии. Гармонический принцип имел для Кантемира прецедент, явленный античным поэтом Горацием. Философия Горация провозглашала наслаждение радостями жизни, мудрость и умеренность. Горацианство можно считать кодом к пониманию типа писательского поведения Кантемира. Человек должен принимать жизнь и не бояться смерти, так как смерть — это осознанная неизбежность.

В мировосприятии Кантемира античная теория гармоничного приближения к жизненному финалу удивительным образом сочеталась с древнерусской житийной традицией. Идея прекрасной, созданной Богом природы и пагубного разрушительного человеческого начала через протопопа Аввакума связала средневековую традицию с эпохой Просвещения. Светская культура, певцом которой стал Кантемир, в качестве высшего авторитета выдвинула государство и царя, полномочных судить об истине и заблуждениях, благе и пороке, добре и зле. Но и от государства, и от монарха «требовались, как прежде от церкви и святого, особые качества. Царь должен царствовать ради пользы своих подданных и быть тружеником на престоле»[8] И. Либана, тоже «был работником этой жизни»[9]. Аналогична позиция И. Клейна: «…игривость и легкомыслие чужды его поэтическому облику», Кантемир «всегда относился к своей поэзии весьма серьезно, его литературное творчество дышит пафосом просвещения»[10]. Слова «просветитель» и «просвещение» совпадают с церковно-славянскими омонимами с традиционным христианским значением апостольской деятельности по просвещению (крещению) язычников. Поэт как автор поэтического слова, дарованного свыше и наделенного особой авторитетностью, должен личным примером заслужить высокую общественную миссию. В сатирических аспектах творчества Кантемир, выполняя просветительскую функцию, выступал как хранитель истины, обличитель всего неправедного.. Поведение активного и трудолюбивого царя, воспринимаемое современниками как образцовое, задавало для его подданных персональную модель, которая реализовывалась на практике через принцип подобия. Так и Кантемир, с точки зрения Н.

Российским литераторам-первопроходцам приходилось быть тружениками, совмещая роли поэтов и теоретиков литературы, историков и философов, критиков, переводчиков и лингвистов. Как теоретик литературы Кантемир размышлял об основах русского стихосложения, анализируя предшествующий античный, западноевропейский и древнерусский стихотворческий опыт. В 1744 г. вышел итоговый труд писателя, объединивший под одной обложкой перевод с латинского писем Квинта Горация Флакка и «Письмо Харитона Макентина своему приятелю о сложении стихов русских». Зная о педантичной требовательности Кантемира, обычно сопровождавшего подготовленные к публикации сочинения специальными «известиями наборщику», можно утверждать о программном характере такого сборника. Предприняв теоретическую попытку обосновать преимущества силлабического стихосложения, поэт проиллюстрировал ее собственным литературным творчеством: приобщил к «Письму Харитона Макентина» десять писем первой книги Горация. Переводу писем предшествовало жизнеописание Горация, составленное Кантемиром.

Несмотря на глубокое знание античной и европейской традиций жизнеописаний, Кантемир тем не менее для повествования о жизни Горация предпочел традиционный жанр древнерусской книжности — житие. При этом в выборе Кантемиром типа и композиции «Жития Квинта Горация Флакка» решающую роль все-таки сыграла ориентация на античный образец. А. С. Курилов вслед за Н. И. Серебрянским отмечал, что эволюционировавшее житие пережило ряд преобразований: родившись жанром реально-исторических произведений, оно постепенно утратило характер историко-повествовательного сочинения и примкнуло к назидательно-риторическим типам книжности. А описание чудес в жизни подвижника постепенно вытеснило на периферию биографическую основу жизнеописания[11]. Возвращение же к житийному первообразцу в литературной практике Нового времени произошло именно в творчестве Кантемира.

Безусловно, Кантемир в «Житии Квинта Горация Флакка» подражает Гаю Светонию Транквиллу. Центральным произведением древнеримского писателя по праву считается монументальный сборник «О жизни цезарей». В нем помещены жизнеописания двенадцати римских императоров от Юлия Цезаря до Домициана. Светонием был основан новый тип античной биографии, построенный не на хронологическом, а тематическом принципе (по рубрикам) изложения материала.

Древнеримский биограф в подаче фактов стремился к краткости и точности, зачастую вовсе пренебрегая какими-либо тропами и стилистическими фигурами. В жизнеописаниях Светония фактологическая часть преобладала над риторической. Сжатое жизнеописание исторического лица по тематическим рубрикам стало основой римской литературной традиции, которая продолжилась в средние века. В XVIII столетии эта традиции была воспринята русской секуляризованной писательской практикой, в частности, кантемировской.

Самое известное жизнеописание Горация принадлежит именно Светонию. Композиционно оно состоит из восьми рубрик, соответствующих семи абзацам текстового членения. Так, в рубрике I указывается на социальное происхождение Горация: он сын вольноотпущенного сборщика денег на аукционах или торговца соленой рыбой. Для Светония не важна точность, поскольку указание на низкое происхождение — всего лишь доказательство принципа внесословной ценности человека. Сын вчерашнего раба, Гораций сначала становится трибуном в войсках Марка Брута, а затем — другом Мецената и Августа.

Во второй рубрике Светоний в качестве доказательства искренности любви Мецената к Горацию цитирует эпиграмму и завет патрона: «Если пуще я собственного брюха / Не люблю тебя, друг Гораций, — пусть я / Окажусь худощавее, чем Нинний…» Ср. последний его завет, обращенный к Августу: «О Горации Флакке помни, как обо мне»[12].

В рубриках III, IV и V развивается тема искреннего расположения Августа к Горацию. Светоний упоминает известный факт лестного предложения поэту места секретаря императора, от которого Гораций отказался. Также для доказательства искренней дружбы между Горацием и Августом Светоний цитирует письма императора к поэту. Кроме того, высокая оценка сочинений Горация подтверждается императорским заказом столетнего гимна и торжественного слова в честь победы пасынков Августа — Тиберия и Друза.

В VI и VII рубриках описывается наружность поэта, его привычки и пристрастия. Так, «Гораций был невысок и тучен… В делах любовных, судя по рассказам, был он неумерен… Жил он, главным образом, в уединении, в своей сабинской или тибуртинской деревне».

И только в VIII рубрике Светоний обращается к датам рождения и смерти поэта: «Родился он в шестой день до декабрьских ид, в консульство Луция Котты и Луция Торквата; умер в пятый день до декабрьских календ, в консульство Гая Марция Цензорина и Гая Азиния Галла, в Риме, через пятьдесят девять дней после смерти Мецената, на пятьдесят седьмом году жизни. Наследником своим он вслух объявил Августа, так как, мучимый приступом болезни, был не в силах подписать таблички завещания. Погребен и зарыт на окраине Эсквилина, подле гробницы Мецената».

Таким образом, биографическое время «Жизнеописания Горация» Светония не является сюжетообразующим. В одной рубрике представлены разновременные отрезки жизни. Сюжетообразующим является «целое характера, с точки зрения которого безразличны время и порядок проявления той или иной части этого целого»[13].

Принципиально иным образом выстраивает «Житие Квинта Горация Флакка» Кантемир. В отличие от Светония русский поэт начинает повествование с самого факта рождения: «Квинтус Гораций Флакк родился … в городе Апулийскаго уезду, который ныне называется La Pullia и составляет часть Неаполитанскаго королевства»[14].

С одной стороны, Кантемир следует античной парадигме и повторяет рубрику VIII светониевского жизнеописания. На это указывает прямое текстуальное совпадение — в качестве года рождения оба биографа называют консульство Котты и Торквата.

Родился он в шестой день до декабрьских ид, в консульство Луция Котты и Луция Торквата…

Квинтус Гораций Флакк родился два года прежде Катилинска бунту, во втором консульстве Л. Аврелия Котты и Манлия Торквата…

Другим совпадением является указание на социальное происхождение Горация.

Квинт Гораций Флакк из Венузии был сыном вольноотпущенника, собиравшего деньги на аукционах, как сообщает сам Гораций; впрочем, многие считают его торговцем соленою рыбою…

Отец его был свобожденник и сборщик государственных поборов. Некоторые сказывают, что кормился продажею соли…

С другой стороны, не совпадения, а композиционные и текстуальные различия придают повествованию Кантемира авторскую уникальность. Как и произведение Светония, «Житие Квинта Горация Флакка» состоит из семи абзацев. Однако каждый из них является не систематической рубрикой, носящей разновременной характер, а этапом раскрытия характера героя. Поэтому внимание к биографическому времени обусловливается его неотделимостью от исторических событий и стремлением к его завершению. Данный тип античной биографии в терминологии М. М. Бахтина является энергетическим и соотносится с образцами жизнеописаний Плутарха.

На наш взгляд, Кантемир, создавая житие Горация, отдает предпочтение именно энергетическому типу биографии. Заимствуя исторические детали у Светония, он принципиальным образом изменяет сюжетообразующий принцип и воссоздает временной биографический ряд, оказавшийся разбитым у античного автора.

Принципиальным отличием произведения Кантемира становится временная перспектива, не свойственная ни античности, ни Средневековью. Так, время и место рождения Горация парадоксальным образом увязываются с современным Кантемиру XVIII столетием. Город, в котором родился Гораций, называется двояко: и в топонимике античности, и в топонимике Нового времени.

Темпоральное наречие «ныне» создает особый ассоциативный фон восприятия дальнейшего повествования. Во-первых, авторская интенция следовать биографическому времени приобретает принципиально иную, нежели в античности, точку отсчета — ныне, т. е. сейчас, сегодня, одновременно со временем создания жития. Во-вторых, эта временная перспектива задает важный для агиографического жанра модус подражания, причем принцип подражания Христу замещается мотивом подражания Горацию. Так, Кантемир приводит известный по иным источникам факт переезда отца Горация из римской колонии на границе Лукании и Апулии в Рим. Современный биограф античного поэта указывает на единственную цель данного переезда: «Когда будущий поэт был еще ребенком, его отец оставил экономную и спокойную жизнь в провинции и переехал в Рим, чтобы дать там сыну хорошее образование. В столице он ради заработка исполнял должность сборщика налогов на аукционах. С гордостью и сердечной признательностью говорит всегда Гораций об этом человеке старого закала, целиком посвятившем себя воспитанию сына»[15].

У Кантемира читаем: «В десятое лето возраста своего привезен отцом в Рим и там честно воспитан и свободным наукам обучен в обществе с многими благородными младенцами. Но отец сам примером и наставлениями своими утвердил в нем добронравие, как сам засвидетельствует с благодарностию в сатире 6, книге I».

У Горация находим:

…Но если ушел от упрека

В скупости, в подлости или же в низком, постыдном разврате,

Если я чист и невинен душой и друзьям драгоценен

(Можно же в правде себя похвалить), я отцу тем обязан.[16]

(Пер. М. Дмитриева)

Важным для Кантемира становится точное указание возраста Горация: «В десятое лето возраста своего привезен отцом в Рим…». Никакие иные источники не дают подобного временного указания. Можно предположить, что Кантемир находит аналогии с собственной биографией, придавая ряду биографических соответствий символическое значение. Ведь десятилетний Кантемир был привезен отцом 26 октября 1719 г. в Заиконоспасский монастырь для чтения в присутствии Петра I «Слова похвального» в память о святом великомученике Димитрии Солунском. Кантемир, как и Гораций, отзывался об отце как о лучшем своем наставнике, сам составил его биографию, заботился об издании его сочинений.

Отметим принципиальную значимость указания Кантемира в «Житии…» на двадцатитрехлетний возраст Горация, когда он принимает ответственное решение и коренным образом меняет свою жизнь. Известный из биографии Кантемира факт — начало его дипломатической карьеры в 23 года — служит ключом к пониманию явленного им типа писательского поведения. Среди ученых существуют различные мнения о неожиданном назначении на ответственный дипломатический пост совсем молодого человека: «Одни исследователи видели в нем своеобразную награду со стороны императрицы за участие в заговоре против верховников; другие — почетную ссылку неугодного писателя-сатирика; третьи, наконец, объясняли удаление Кантемира из России интригами, которые плели его родственники, чтобы избавиться от конкурента в борьбе за отцовское наследство»[17].

На наш взгляд, разобраться в запутанном деле могут помочь не только опубликованные документы, но и осмысление Кантемиром собственной жизни, облеченной в форму жития Горация.

Еще в 1724 г. Кантемир подает на имя государя прошение с просьбой отправить его на учебу в окрестные государства. Обращение к Петру I было мотивировано отсутствием денежных средств на задуманную поездку. Указывая на то, что монарх в курсе имущественных споров его семьи, Кантемир надеется хотя бы на малое иждивение со стороны государства. Однако Петр не ответил на прошение, а в тяжбе по поводу наследования имущества Дмитрия Кантемира он не смог принять участия по причине смерти.

Одно время дети Димитрия Кантемира совместно владели всем наследством отца. В 1724 г. вдова (вторая жена) Анастасия Ивановна потребовала у пасынков четвертую часть недвижимости, но получила отказ, который обжаловала в Сенате в 1725 г. Однако решение Сената в пользу вдовы не было исполнено, и через три года Сенат повторно рассмотрел дело о наследстве, вновь вынеся постановление, подтверждающее первое. Но и второе решение Сената не было исполнено. Истинная причина столь долгого безрезультатного разбирательства имела простое объяснение: один из сыновей Д. Кантемира (Константин) в 1727 г. женился на дочери князя Д. М. Голицына, члена Верховного Тайного Совета. По данным А. В. Западова, именно князь Голицын утвердил Константина Кантемира единственным наследником отца. Брат «вступил во владение всем движимым и недвижимым наследием Кантемиров, принял власть над десятью тысячами крепостных крестьян и не только отказался выполнять решение Сената, но и возбудил в Юстиц-коллегии иск против мачехи за ее неправильные претензии»[18]. Князь Голицын, наряду с Бироном и Остерманом, оказался тем человеком, который во многом и решил судьбу Антиоха Кантемира, оставив его без наследства.

Высокий дипломатический пост резидента в Англии Кантемир получает в возрасте 22 (23) лет. Этот случай был для XVIII в. беспрецедентным. З. И. Гершкович приводит документальное свидетельство подлога, связанного с искажением возраста кандидата. В одном из писем английского резидента Рондо своему двору британский дипломат излагает содержание беседы между ним и И. А. Остерманом по поводу назначения Кантемира в Англию: «…на мое замечание по поводу его молодых лет граф Остерман отвечал, что ему 28 лет, что он человек весьма достойный»[19]. Вопрос о назначении Кантемира решался с 25 октября по 4 ноября 1731 г., а официальное назначении было подписано 26 декабря 1731 г. Уже 1 января 1732 г. Кантемир выехал из Москвы. Молодой поэт знал о темной стороне своего назначения, однако первоначально отнесся к нему с радостью, поскольку наконец-то получил возможность расширить свой научный кругозор. Но уже в 1733 г. неоднократно выражает желание отказаться от дипломатической службы и возвратиться домой[20].

В связи с этим можно констатировать, что особое значение в «Житии Квинта Горация Флакка» приобретает мотивация античного поэта заняться поэтическим искусством: «…нищетою побужден, дался стихотворству»[21].

Светоний не упоминает о факте возвращения Горацию потерянного им имущества. В. Дуров приводит следующую хронологию: в 42 г. до н. э. Гораций участвует в военной авантюре Брута, возвращается в Италию в 41 г., а после амнистии сторонников Брута оказывается в Риме, где в 38 г. знакомится с Гаем Цильнием Меценатом и только в 33 г. в возрасте 32 лет «поэт получает от Мецената вознаграждение в виде небольшого поместья в Сабинских горах, которое обеспечило ему достаток до конца жизни»[22].

Конечно, Кантемир мог не знать точных дат биографии Горация. Скорее всего в качестве источника и образца русский поэт берет «Жизнеописание Горация» Светония и пишет свое «Житие Квинта Горация Флакка», вступая в поэтическое состязание в модусе подражания. Однако однозначное указание на скорое возвращение («не долго спустя») и даже преумножение утраченного имущества наводит на мысль о возможной обиде Кантемира на незаслуженную немилость со стороны российского правительства. Известно, что до конца своих дней Кантемир оставался хоть и знатным, но далеко не богатым человеком». Даже будучи тяжело больным, Кантемир не получал официального разрешения на возвращение в Россию. Материальный аспект постоянно присутствовал в переписке с начальством. В последние месяцы жизни писателю отказывали даже в отпуске, с трудом согласились дать отпуск «за свой счет».

Неблагодарность государства по отношению к Кантемиру продолжилась и после смерти поэта. Правительство Елизаветы Петровны не выделило денег на исполнение последней воли Кантемира похоронить его «в Греческом монастыре в Москве без всякой церемонии ночью»[23]. Кантемир скончался за границей. После длительных проволочек стараниями родных и за их счет останки поэта были доставлены в сентябре 1745 г. в Петербург, а затем в Москву. Даже библиотека покойного князя Кантемира была выкуплена русским правительством не полностью, без архива и рукописей Кантемира.

Судьба Горация была полной противоположностью жизни русского поэта-дипломата. Кантемир в «Житии Квинта Горация Флакка» подчеркивает не только дружеские отношения между поэтом и императором, но и по-своему интерпретирует известное разногласие между Горацием и Августом: «Приятные нравы, острота ума и усладительный разговор Горациев столь стали любезны императору и его временщику, что оба ко всем своим забавам его приобщали и искренним другом своим имели, а наипаче Меценат. Август его и чином секретаря своего почтить желал, который принять не похотел, понеже с природы Гораций был ленив и покойное житие всякой славе предпочитал».

Спокойное житие — излюбленная мечта самого Кантемира: «душа его постоянно рвалась к тишине и малому дому, где бы он спокойно мог предаваться научной и литературной работе…», в Париже он «вел жизнь очень уединенную, выезжая лишь тогда, когда этого требовали его официальные обязанности»[24].

Заканчивает Кантемир «Житие Квинта Горация Флакка» собственной высокой оценкой не только поэтического наследия поэта, но и умением «особливое искуство соглашать делу слова свои». Подобное согласие между бытовым поведением поэта и поэтическим словом станет вскоре отличительной чертой литературной полемики всего XVIII столетия.

Исторически сложилось так, что Кантемиру не удалось сделать настоящую литературную карьеру в духе новоевропейской традиции. Долгое время в России его творчество воспринималось лишь как «литературные упражнения» дипломата. Несмотря на недостаточное материальное состояние, высокий социальный статус был обеспечен Кантемиру знатностью рода. Именно поэтому особой борьбы за утверждение нового социального статуса писателя первый русский сатирик не вел. Вместе с тем литературная практика Кантемира, которая на первый взгляд кажется результатом лишь индивидуального жизненного опыта поэта, во многом определила топику писательского поведения большинства русских литераторов XVIII столетия.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000. С. 61.

[2] Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л., 1956. С. 188.

[3] Крашенинникова О. А. «Пишу по должности гражданина…» (Проблемы национального самопознания в творчестве А. Д. Кантемира) // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005. С. 229.

[4] Панченко А. М. Топика и культурная дистанция // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 239.

[5] Пумпянский Л. В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000. С. 35.

[6] Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л., 1956. С. 75, 158–159.

[7] Там же. С. 241.

[8] Лотман Ю. М. Собрание сочинений. М., 2000. Т. 1: Русская литература и культура Просвещения. С. 246.

[9] Либан Н. И. Становление личности в русской литературе XVIII века. М., 2005. С. 143.

[10] Клейн И. Пути культурного импорта: Труды по русской литературе XVIII в. М., 2005. С. 462.

[11] См.: Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915. С. 285; Курилов А. С. Жанр жития и русская филология XVIII в. // Литературный сборник XVII века. Пролог. М., 1978. С. 153.

[12] Здесь и далее текст «Жизнеописания Горация» цит. по изданию: Светоний Гай Транквилл. Жизнеописание Горация // Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб., 1993. С. 357.

[13] Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 292.

[14] Здесь и далее текст «Жития Квинта Горация Флакка» цитируется по изданию: Кантемир А. Д. Житие Квинта Горация Флакка // Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1867. С. 387–388.

[15] Дуров В. Поэт золотой середины. Жизнь и творчество Горация // Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб., 1993. С. 5.

[16] Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб., 1993. С. 234.

[17] Крашенинникова О. А. «Пишу по должности гражданина…» (Проблемы национального самопознания в творчестве А. Д. Кантемира) // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005. С. 245.

[18] Западов А. В. Поэты XVIII века (А. Кантемир, А. Сумароков, В. Майков, М. Херасков). М., 1984. С. 36.

[19] Цит. по: Гершкович З. И. К биографии А. Д. Кантемира // XVIII век. М. ; Л., 1958. Сб. 3. С. 457.

[20] См.: Гершкович З. И. К биографии А. Д. Кантемира // XVIII век. М. ; Л., 1958. Сб. 3. С. 458–459.

[21] Кантемир А. Д. Житие Квинта Горация Флакка // Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1867. С. 387.

[22] Дуров В. Поэт золотой середины. Жизнь и творчество Горация // Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб., 1993. С. 6.

[23] См.: Прийма Ф. Я. Антиох Дмитриевич Кантемир // Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л., 1956. С. 34.

[24] Сементковский Р. И. Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность // Кантемир. Белинский. Добролюбов. Писарев. Гончаров. Биографические повествования. Челябинск, 1997. С. 31, 92.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

Гершкович З. И. К биографии А. Д. Кантемира // XVIII век. М. ; Л., 1958. Сб. 3.

Дуров В. Поэт золотой середины. Жизнь и творчество Горация // Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб., 1993.

Западов А. В. Поэты XVIII века (А. Кантемир, А. Сумароков, В. Майков, М. Херасков). М., 1984.

Кантемир А. Д. Житие Квинта Горация Флакка // Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1867.

Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л., 1956.

Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб., 1993.

Клейн И. Пути культурного импорта: Труды по русской литературе XVIII в. М., 2005.

Крашенинникова О. А. «Пишу по должности гражданина…» (Проблемы национального самопознания в творчестве А. Д. Кантемира) // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. М., 2005.

Курилов А. С. Жанр жития и русская филология XVIII в. // Литературный сборник XVII века. Пролог. М., 1978.

Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000.

Либан Н. И. Становление личности в русской литературе XVIII века. М., 2005.

Лотман Ю. М. Собрание сочинений. М., 2000. Т. 1: Русская литература и культура Просвещения.

Панченко А. М. Топика и культурная дистанция // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986.

Прийма Ф. Я. Антиох Дмитриевич Кантемир // Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л., 1956.

Пумпянский Л. В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000.

Светоний Гай Транквилл. Жизнеописание Горация // Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений. СПб., 1993.

Сементковский Р. И. Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность // Кантемир. Белинский. Добролюбов. Писарев. Гончаров. Биографические повествования. Челябинск, 1997.

Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915.

Растягаев Андрей Викторович — доктор филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы и методики преподавания литературы Самарского государственного педагогического университета. Раб. тел.: +7 (846) 224-69-94.

Rastiagaev Andrei Viktorovich, Doctor of Philology, Associate Professor, Department of Russian and Foreign Literature and Literature Teaching Methodology, Samara State Pedagogical University. Office phone: +7 (846) 224-69-94.

E-mail: goldword@mail.ru