Тарасова Е. К. Восприятие Гоголя в Германии: статьи Г. Лангер

УДК 82

Аннотация: В статье рассматривается рецепция художественного творчества Н. В. Гоголя в Германии на примере литературоведческих работ Г. Лангер.

Ключевые слова: Н. В. Гоголь, Г. Лангер, русско-немецкие литературные связи, интертекстуальность.

Некоторые немецкие исследователи Гоголя успешно соче­тают академические приемы литературоведческого анализа с со­временной методологией, не ставя последнюю во главу угла. Так, статьи немецкой исследовательницы Гудрун Лангер, опублико­ванные в журналах «Die Welt der Slaven» и «Zeitschrift für slavi­sche Philologie», весьма характерны и показательны для такого восприятия Гоголя в Германии. Здесь есть и черты семиотиче­ского анализа, и обращение к теме Германии, и поиск интертек­стуальных связей с немецким романтизмом и идеализмом, и во­просы философской эстетики, и, не в последнюю очередь, инте­рес к авторской системе ценностей.

В статье «Красивый синтез или дьявольская смесь? К про­блеме прекрасного в раннем творчестве Гоголя» (1991) Г. Лан­гер, основываясь на проделанном анализе ряда ранних произве­дений Гоголя, приходит к выводу, что в них присутствует явное проти­вопоставление двух образных систем, одна из которых свя­зана прежде всего с образом красоты, а в основе другой — образ ду­шевного сообщества людей (например, казацкое братство). Го­голю присуще изображение красоты в духе эстетики класси­цизма, и в то же время основным свойством прекрасного для раннего Го­голя (как и для Шиллера) является блеск, свет, види­мость (Schein). Однако если для Шиллера красота есть добро, то в по­нимании Гоголя она связана, скорее, с противоположным полю­сом бытия. Г. Лангер подчеркивает в связи с этим, что за­дача ху­дожника, по Гоголю, — «создание неэстетического, анти­эстети­ческого искусства»[1], что означает анализ и разрушение «прекрас­ного синтеза видимости», проявляющего себя, с точки зрения Го­голя, как дьявольская смесь. Рассмотрение ряда ранних произве­дений писателя позволяет исследовательнице подтвер­дить данные выводы.

Уже в ранних публицистических произведениях Гоголя Г. Лангер замечает расхождение между идеалом писателя и его представлением о красоте. Это же расхождение присутствует и в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Женская красота и синтез мужского и женского (характерный, по мнению Г. Лангер, для от­дельных фигур повестей цикла), по Гоголю, губительны. Иссле­довательница подчеркивает постоянную мысль Гоголя о разнице материально-чувственного и душевно-духовного миров, которая не позволяла писателю следовать идеалу классической эстетики в духе Шиллера, идеалу «прекрасной души», объеди­няющему в себе чувственное с душевным. Г. Лангер считает, что синтез оз­начает для Гоголя некую опасную смесь, а совершен­ство чувст­венного явления, материальная красота, по мысли пи­сателя, не возвышают душу, но оказывают на нее губительное воздействие.

К сожалению, исследование Г. Лангер не указывает, изме­нилось ли отношение к проблеме красоты и само понятие кра­соты для писателя в дальнейшем. По-видимому, исследователь­ница считает, что основные принципы гоголевской эстетики сформи­ровались как раз в ранний период творчества писателя.

В 1992 году выходит в свет еще одна статья Г. Лангер, по­священная вопросам искусства и эстетики у Гоголя — на этот раз на примере самого первого гоголевского произведения, непосред­ственно связанного по своей тематике с Германией: «Идиллия как эвфемизм. Размышления по поводу первого произ­ведения Гоголя “Ганц Кюхельгартен”.В неудавшемся литера­турном дебюте Го­голя Г. Лангер видит своего рода «прелюдию» тем и техник более поздних его сочинений, которая заслуживает внимания уже как «художественное самоопределе­ние в начале литературной карь­еры…»[2]. Место действия — Герма­ния — показана Гоголем, по мне­нию Лангер, как двойст­венная родина искусств, «страна вы­соких помышлений», обеща­ния которой ведут к спрятанным под маской идиллии страда­ниям. По мнению исследовательницы, в этой идиллической кар­тине можно разглядеть весьма характер­ный для зрелого Гоголя мотив стирания границ между миром че­ловека и природой, ми­ром растительным, миром внешним. При­меры из более позднего творчества Гоголя («Мертвые души») яв­ляют собой, по словам Лангер, последнюю стадию процесса пре­вращения, начало кото­рого — в идиллическом растительном су­ществовании семейств Баух или Товстогубов.

Другой облик Германии связан, как пишет автор статьи, с образом главного героя — Ганца. Ему свойственна тоска по ши­рокому миру и славе, он характеризует мир идиллии как пустын­ный, бедный, «расквадраченный». В то же время Ганц стано­вится «медиумом» для разоблачения сентиментальных стремле­ний к высокому искусству греческого, античного образца. По словам Г. Лангер, между реальной «идиллически-фламандской» картиной и вожделенным греческим образцом нет никакой суще­ственной разницы, так как фокус обоих миров — чувственное, природное начало. Окончание «Ганца Кюхельгартена» представ­ляется не­мецкой исследовательнице «сатирой на утопическую концепцию идиллии Шиллера»: Ганц обречен на банальное сча­стье и на ги­бель своих прежних мечтаний; женившись, он входит в среду се­мьи Баух. Таким образом, как показывает Г. Лангер, Гоголь пере­ворачивает, разоблачает идиллию как жанр. «Худо­жественная альтернатива, к которой стремится Гоголь, состоит не в идеали­стическом бегстве от действительности и не во «фла­мандской» манере наслаждения низменной реальностью, но в от­резвлении, разоблачении мнимости бытия»[3].

Обращение к философской эстетике, аналогии с мотивами и образами Гофмана, а также выявление дополнительных, конно­та­тивных значений ряда текстовых элементов мы встречаем в ста­тье Г. Лангер «Глупые философы Гоголя. Диалог с философ­ской эстетикой в “Вие” и “Записках сумасшедшего”» (1996). В связи с «Вием» и «Записками сумасшедшего» Г. Лангер пред­ставляется уместным говорить о «комплексе Гофмана», который определя­ется исследовательницей как общий субтекст, обра­зующий ин­тертекстуальные связи. Он состоит прежде всего из образов жи­вотных (испанская собака Берганца, Кот Мурр, пу­дель Понто), а также аналогий с гофмановской повествователь­ной структурой (перемены и катаклизмы в сюжете связаны с «очаровательным» в прямом смысле этого слова женским обра­зом, который у Гоголя является, как правило, фигуральной реа­лизацией эстетического, чувственной красоты).

Таковы основные идеи публикаций Г. Лангер о Гоголе. Для них характерно внимательное и в то же время творческое отно­шение к толкованию гоголевского текста. Этот частный слу­чай немецкой рецепции Гоголя высвечивает диалог двух нацио­нальных культурных тезаурусов.