Буранок О. М. Первый русский перевод Сервантеса

УДК 82

Аннотация: В статье анализируется первый русский перевод Сервантеса — новеллы «Сеньора Корнелия» из «Назидательных новелл», выполненный видным просветителем Н. И. Ознобишиным в 1761 г.

Ключевые слова: Сервантес, испанская литература, русско-испанские литературные связи, искусство перевода, русская литература XVIII века, просветительство, Н. И. Ознобишин.

Мигель Сервантес де Сааведра читается на русском языке с XVIII века. Знаменитый «Дон-Кихот» впервые переведен в России в 1769 г., а название романа было известно и раньше: в 1763 г. опубликован перевод «Двух любовниц» с характерным подзаголовком: «Гиш­панская повесть Мих. Цервантеса Сааведры, авктора Дон Кишота». Именно новелла «Две любовницы» (одна из «Назидательных новелл») считалась до сих пор первым переводом произведений Сервантеса на русский язык. А. Д. Умикян, исследовавшая ранние русские переводы Сервантеса, сообщила об этом переводе[1], который не описан ни у В. С. Сопикова, ни у А. Ф. Смир­дина, ни у В. В. Сиповского. «Сводный каталог русских книг XVIII века. 1725–1800» под № 6446 уже дает описание «Двух любовниц»[2]. Ю. Д. Левин также считает «Двух любов­ниц» первым переводом Сервантеса на русский язык: «Впрочем, первым произведением Сервантеса, появившимся в рус­­ском переводе, был не роман его, а одна из “Назидательных новелл”, изданная в 1783 (опечатка; надо читать: в 1763 г. — О. Б.) при Московском университете под заглавием “Две любовницы” (оригинал — “Les dos doncellas”)»[3]. Из «Назидательных новелл» в XVIII в. перевели и напечатали «Силу родства» (перевод с французского П. И. Фонвизина, младшего брата Д. И. Фонвизина. — М., 1764); в 1794 г. в Санкт-Петербурге издали эту же новеллу под названием «Леокадия», в этом же году в журнале «Приятное и полезное препровождение време­ни» напечатан перевод с французского Павла Львова, причем перевод, изданный в Париже в 1787 г., сделан с переделки Флориана. Как видим, переводили Сервантеса не с оригинала, а большей частью с французского или немецкого переводов: в XVIII веке известны шесть отдельных переводов «Назидательных новелл». Печатались переведенные новеллы в журнале «Приятное и полезное препровождение времени», а также отдельными изданиями[4]. Первым переводом Сервантеса с испанского на русский стала опять-таки одна из «Назидательных новелл» - «Прекрасная цыганка» (вышла в Смоленске отдельным изданием в 1795 г.), как установил К. С. Корконосенко, подчеркнув, что в переводе с испанского не обошлось без использования перевода-посредника - французского[5]. Это была вполне допустимая практика в переводческой культуре того времени.

Нужно отметить, что упомянутые выше исследователи указывают на первые русские опубликованные переводы произведений Сервантеса.

Обнаруженная нами рукопись Никанора Ивановича Ознобишина[6] «Корнелия»[7] — наи­более ранний (1761), первый из известных на сегодняшний день переводов Сервантеса на русский язык.

Н. И. Ознобишин, видимо, собирался не одну «Корнелию» перевести, именно поэтому он указывает нумерацию повести, но не в том порядке, что у Сервантеса: «Корнелия, новость, первая, = на десять», т. е. в планах перевод­чика было желание «Корнелией» лишь открыть сборник переводов повестей зарубежных авторов, в том числе и Сервантеса, что доказывает обнаруженный нами ряд рукописных переводов Н. И. Ознобишина и его собственное указание в одной из рукописей, что он перевел более двадцати книг[8]. Возможно также, что указание «первая, = на десять» значит не первая из десяти, а одиннадцатая. Итак, это авторское указание остается непонятным, поскольку нет составленного Н. И. Ознобишиным или кем-то другим сборника его переводов, в котором «Корнелии» отводилось бы определенное место — первое или одиннадцатое.

Рукопись переплетена. Переплет был, видимо, комбинированный: кожаный корешок (он не сохранился, остались только незначительные фрагменты) и картонные крышки (корки). Сохранилась лишь лицевая (передняя) картонная корка, покрытая бумагой мраморной расцветки. На ней в центре — белое поле и наклейка с рамочной виньеткой, внутри которой надпись в четыре строки (границы строки отмечаем вертикальной линией: «№ 127 | Сто новых | новостей Г: | Гомец». Время переплета рукописи и указанной наклейки установить трудно.

Рукопись написана двумя разными почерками, которые перемежаются на протяжении текста.

Перевод Н. И. Ознобишина почти не имеет абзацев, отличается крайней неупорядоченностью в орфографии и пунктуации, прямая речь графически не выделяется и не отделяется от прочего текста; текст идет без членения на предложения. В «Корнелии» прямая речь графически не выделена, сливается с остальным текстом. Это не является особенностью именно ознобишинского текста, это вообще характерная черта в переводах XVIII века. Диалоги, прямая речь, не собственно прямая речь и другие виды речи только-только еще осознавались переводчиками, поэтому очень часто оригинальный (особенно рукописный) текст не содержит графического оформления диалогов и прямой речи. Переводчики просто не умели еще этого делать. Давно усвоенные в русской оригинальной литературе риторические приемы (такие, как риторические вопросы, восклицания, обращения, анафоры, повторы, синтаксический параллелизм) сложно «шли» в переводах середины века. Переводчик, прежде всего, стремился к точному переводу лексики, не особенно заботясь о красотах стиля. Стилистический рисунок оригинального текста не всегда диктовал стиль перевода: конструкции оригинальной разговорной речи подменялись или книжной фразеологией, или, наоборот, переводчик впадал в другую крайность: разговорная интонация определяла основные речевые краски перевода.

«Сеньора Корнелия» Сервантеса в XVIII веке на русском языке вообще не печаталась. О рукописном переводе Н. И. Ознобишина ни библиографы, ни литературоведы, изучавшие жизнь и творчество Сервантеса, не знают[9].

Между тем, значение рукописного перевода Н. И. Ознобишина (1761) велико хотя бы и потому, что это — первый из известных нам опытов перевода на русский язык Сервантеса. Начало 60-х гг. XVIII века ознаменовалось интересом в русской публике к великому испанцу, прежде всего как к автору «Дон Кишота», о чем не преминули указать последователи Н. И. Ознобишина, более счастливые, нежели он (в том смысле, что их труды увенчались успехом — публикацией их переводов). Никанор Иванович угадал тенденцию читательского спроса, что свидетельствует о его развитом эстетическом вкусе.

Почему из всего многообразия новелл Сервантеса привлекла Ознобишина-переводчика именно «Корнелия»? Ско­рее всего, молодого гвардейского офицера подкупили внут­ренняя красота героев, простодушный, наивный тон повест­вования, энтузиазм любви, преданность, великодушие. Фабулой произведения управляет господин случай, а тип сказки, по верному наблюдению Н. Я. Берковского, определил сюжет новеллы, поэтому в ней оптимистична развязка[10].

Французский перевод новеллы Сервантеса, с которого Н. И. Ознобишин переводил «Корнелию», нам пока установить не удалось.

Полезность, добродетельность, нравоучительность — основные побудительные мотивы французских, а затем и русских переводчиков XVIII века.

Перевод Н. И. Ознобишиным «Сеньоры Корнелии» Мигеля Сервантеса, несомненно, органично вписывается в литературный контекст эпохи и отвечает перевод­ческим задачам и потребностям читающей публики середины XVIII века. В центре многих «Назидательных новелл» Сервантеса — различные перипетии любовных отношений, причем любовь в духе идей эпохи Возрождения воспевается автором «Дон-Кихота» как чувство большое, значимое для человека любого социального слоя. Недаром почти параллельно с французским и уж точно синхронно с русским переводом сервантовских новелл во Франции появились «Нравоучительные сказки» Мармонтеля (1761, 1763), тотчас переведенные на русский язык П. И. Фонвизиным и напечатанные в московском журнале М. М. Херас­кова «Свободные часы» в 1763 г. (отдельным изданием вышли в 1764 г. в Москве)[11]. Секретные истории сильных мира сего, «разоблачения», некие «правдивые истории», повествование от первого лица или лица некоего исторического деятеля — все это быстро усвоено русскими авторами, переводчиками, читателями. Таким образом, западноевропейское романное мышление через переводы вполне осваивалось на русской почве. Нельзя исключить возможность непосредственного или опо­средованного знакомства Н. И. Ознобишина с П. И. Фонвизиным, М. М. Херасковым, возможность его общения в среде московского про­свещенного дворянства, в окололитературных кругах. Поэтому он в духе времени и в соответствии со своими увлечениями, о которых сам заявил в предисловии к одному из переводов, обращается к «Корнелии» Сервантеса. «Назидательные новеллы» М. Сервантеса отличались кри­тическим или идиллическим пафосом; «Сеньора Корнелия» принадлежит ко второму виду, и Н. И. Ознобишин прекрасно сумел этот идиллический пафос передать в своем переводе.

Перевод Ознобишина, сделанный в 1761 г., максимально близок к переводческой культуре еще Петровской эпохи. Переводчик использует русизмы («свивал[ь]ник», «червонцы», «деревня», «мужичка»); в сокращениях текста и заменах каких-то деталей идет за французским переводом. Вместе с тем, текст Ознобишина, отразивший культуру перевода «осьмнадцатого» столетия, в чем-то точнее, нежели переводчики ХIХ и ХХ веков, передает дух оригинала, язык, стиль далекой эпохи Возрождения[12]. Можно только пожалеть, что ознобишинский перевод новеллы Сервантеса так и не был опубликован и остался неизвестным широкому кругу читателей второй половины XVIII века.