Ильин А. Н. Субъектность внутри массовой культуры

Аннотация: Статья посвящена анализу влияния массовой культуры на субъекта. Рассматривается конституирование массовой культурой субъекта как гедониста и невротика. Кроме того, затрагивается проблема редуцирования высоких нравственных идеалов до уровня материальных ценностей, что является одной из причин упадка нравов и криминализации. Влияние массовой культуры на субъектность представляется разновекторным. К первому вектору относится формирование субъектных качеств, создание препятствий, преодолевая которые субъект самореализуется; ко второму — уничтожение субъекта путем невозможности достижения предлагаемых масскультом идеалов, что уводит субъекта в невроз.

Ключевые слова: субъект, массовая культура, невроз, гедонизм, адаптация, криминализация.

Keywords: subject, mass culture, neurosis, hedonism, adaptation, criminalization.

В гуманитарных науках прослеживается широкое контекстуальное поле, внутри которого фигурирует категория субъектности. Выделяются субъект общения, познания, игры и т. д. Этот список можно продолжать долго. Таким образом, как культура вообще, так и массовая культура может выступать специфическим по своей широте контекстом (как, например, бытие или деятельность), внутрь которого можно поместить субъекта. Так, формируется понятие «субъект массовой культуры», но это понятие в своем содержательном смысле имеет мало общего с подлинным субъектом, который определяется такими характеристиками, как сознательность, целостность мировоззренческой позиции, самодетерминированность и т. д. Субъект массовой культуры — это не субъект в том значении, которое нас интересует, а просто человек, помещенный внутрь широкого контекста масскульта; такое использование категории «субъект» характеризуется скорее как предикат, а не совокупность человеческих качеств. А поскольку каждый член общества в той или иной форме подвержен воздействию массовой культуры, любого индивида можно конституировать как субъекта массовой культуры. Но проблема заключается в том, насколько этот субъект является подлинным и сохраняет свои субъектные качества, и каким образом происходит влияние массовой культуры на субъектность.

В современном глобализирующемся мире несомненно влияние продуктов массовой культуры на сознание человека, на его субъектность. Однако остается не совсем понятным это влияние. Нельзя обобщить всю массовую культуру до какого-то одного неделимого целого, которое функционирует подобно единому организму и оказывает единое в своей направленности воздействие на субъектность человека. Скорее всего, логичным будет представляться предположение, согласно которому массовая культура подлежит разукрупнению на уровни, каждый из которых по-своему влияет на субъектность, и в целом, объединяя эти уровни, нельзя обобщить их воздействия до одного целенаправленно функционирующего механизма. То есть, продукция одного уровня уничтожает субъектность, другого — ее конституирует, действие третьего нельзя свести ни к первому, ни ко второму. Но в этой статье мы, не вдаваясь в подробности отдельного рассмотрения влияния каждого из этих уровней на субъекта, обратим внимание на более широкую проблему — субъекта в массовой культуре в целом.

Л. В. Володина выделяет две основные парадигмы в теории массовой коммуникации: 1) люди сами подчиняют средства массовой коммуникации себе и приспосабливают их к своим потребностям (человеко-ориентированный подход); 2) средства массовой коммуникации подчиняют себе человека (медиа-ориентированный подход)[1]. Нетрудно заметить качественно противоположное действие этих подходов по отношению одного к другому, совершенно различные причинно-следственные механизмы, заложенные внутри каждого из них. Однако внутри собственно массовой культуры мы можем заметить такие же противоположные по своей сути детерминирующие механизмы. С одной стороны, массовая культура, детерминируя сознание человека, уничтожает его субъектные качества, с другой же — она формирует подлинную субъектность. Мнение Р. А. Ивановой в этом смысле достаточно близко к нашему: она также постулирует двусторонний характер воздействия масскульта на человека — выполнение функции адаптации человека к современному обществу, а также манипуляции массами[2]. Что касается адаптационного воздействия массовой культуры на человека, уместно вспомнить интериоризацию внешних влияний, происходящую в детском возрасте, когда ребенок для своего развития должен присваивать нормы общественного поведения, чтобы впоследствии сформировать свои собственные. Что же касается манипуляций, то здесь можно провести параллель со все той же интериоризацией, но характерной в некоторых случаях для зрелого возраста, когда у индивида не сформировалась субъектность, и он подобно губке продолжает безоценочно «впитывать» в себя навязываемые извне идеологические и поведенческие паттерны. О подобном же феномене говорит А. А. Луговой, выделяя социально-регулятивную функцию массовой культуры, благодаря которой происходит стандартизация социокультурных установок, интересов и потребностей человека; автор связывает масскульт с редуцированием (упрощением), культурных смыслов, что, по его мнению, формирует у человека дуальные оппозиции (хорошее-плохое, свое-чужое) и лишает его собственного выбора. И далее Луговой отмечает, что такое положение необходимо на первичных этапах социализации, а в дальнейшем оно только мешает развитию человеческой индивидуальности[3]. Таким образом, воздействия, формирующие максимально упрощенные представления о мире и о самом себе, могут быть полезны лишь в детском возрасте, и на их основе в дальнейшем складываются более сложные представления и формы мировоззрения. Если же таковые воздействия направлены на людей зрелого возраста, то они, наоборот, элиминируют высшие субъектные качества и стандартизируют человека. Однако Луговой не усматривает в массовой культуре никакого созидательного эффекта, если не считать возрастного критерия.

Но феномен интериоризации отличается большой долей абстрактности. Как можно точно определить, разделить друг от друга «свои» ценности и нормы и результаты внешнего влияния? Г. Маркузе отмечает условность различия между ними, в чем видит успех трансплантации общественных потребностей в индивидуальные[4]. Естественно, если индивид не различает «свое» и «чужое», можно констатировать успешность внешнего влияния на него.

В исследовании, посвященном анализу взаимовлияний массовой культуры и человеческой субъектности, нельзя не учесть многочисленные мнения ученых, убежденных в негативном воздействии масскульта на субъектные качества индивида. Так, Л. Ф. Чертов говорит о подчинении сознания отдельного человека стереотипам массовой культуры, что влияет на степень серьезности понимания им искусства: обессмысливаются и редуцируются произведения высокого искусства[5]. Н. Б. Маньковская связывает влияние массовой культуры на субъекта с явлением постмодернизма: именно в эпоху этого философского течения субъект утратил иммунитет перед внешними воздействиями и превратился в распыленного субъекта постмодернизма[6]. Г. Ашин упрекает массовую культуру в навязывании индивиду системы ценностей и государственных норм, в элиминации революционного заряда, и называет ее способом интегрирования дезинтегрированного общества, средством искусственной социализации; конечный продукт масскульта — стандартизированный человек-конформист[7]. Автор описывает именно капиталистическую массовую культуру, подвергая ее жесткой критике. Целесообразно выразить несогласие с его взглядами, поскольку он (как и многие другие) редуцирует массовую культуру, обвиняет ее в разрушительном воздействии на субъекта, хотя эта критика уместна лишь к культуре китча, являющейся частью массовой культуры; кроме того, сегодня уже не представляется уместным производить анализ советской и буржуазной культуры, отдавая высокие оценки первой и принижая вторую. Э. Тоффлер выделяет стандартизацию как один из основных принципов индустриального общества, но последнее рассматривается им как коммунистическое, так и капиталистическое[8]. И действительно, трудно поспорить с тем, что стандартизация не была присуща нашему недавнему прошлому, равно как и сегодня мы ее наблюдаем. Только, наличествуя в разных общественно-политических моделях, она представлена в разных обличьях и несет в себе различные идеи.

Л. Е. Климова убеждена в амбивалентном воздействии массовой культуры на личность. Так, благодаря масскульту в обществе происходит распространение социокультурных инноваций и обеспечивается дополнительный комфорт в повседневной жизни. Но одновременно с этим массовая культура, ориентированная в основном на технические способы производства, способствует эмансипации общества от природной среды, игнорирует и разрушает культурные традиции. А использование средств массовой коммуникации влечет за собой снижение планки любой идеи до уровня массового потребителя, «тем самым лишая и человека, и действительность их истинного уровня и значения»[9]. А главной особенностью массового человека исследовательница называет представленность им действительности через отражение ее в СМИ. Массовая культура, по мнению Климовой, фрагментирует личность, лишает ее целостности и ограничивает набором стереотипных проявлений; характерные черты массифицированной личности — социальная дезориентированность в отношении ценностных ориентаций, пониженная способность к рассуждению, поверхностное восприятие культурных ценностей, модификация сознания (управляющий личностью каркас внедренных путем СМК утверждений и норм). Мы можем провести здесь параллель с выделенными нами субъектными качествами и констатировать негативное влияние массовой культуры как на целостность субъекта, так на его автономность (по отношению к ценностным ориентациям), так и на осознанность. По Климовой, внутри культуры личность выступает как объектом культуры в процессе усвоения культурных ценностей, так носителем и выразителем культуры; но личность также и создает культуру, превращая последнюю в объект. По мнению Климовой, человек, привыкая потреблять продукты масскульта, перестает замечать их тривиальность (это потребительство отчуждает его от творчества), массовая культура не стимулирует человека к внутреннему развитию. Массовый человек, по замечанию исследовательницы, не является автором массовой культуры, а становится объектом управления.

Анализируя проблему адаптации личности в условиях распространения массовой культуры, Климова выделяет адаптационные механизмы, основанные, по нашему мнению, не на приобщении к массовой культуре, а на ее избегании (возврат к национальной культуре, обращение к религии, замыкание личности на себе, стремление оказаться в другом культурном пространстве, возврат к корням путем обращения к земле и природе). Нам кажется выделение таких механизмов парадоксальным предприятием, поскольку непонятно, как личность может адаптироваться к массовой культуре, проявляя эскапизм по отношению к ней (если, конечно, вопрос поставлен об адаптации именно к масскульту). Если же разговор идет о самореализации личности в условиях массовой культуры, то данные механизмы также не имеют значения (конечно, если не постулируется идея о тотальной невозможности самореализации внутри масскульта и единственном выходе — побеге из данного культурного пространства). Эти механизмы напоминают нам защитные реакции избегания или вытеснения, не отличающиеся особой эффективностью. В общем, взгляд Климовой на возможность полноценного существования личности внутри массовой культуры кажется нам слишком пессимистичным, о чем свидетельствует недостаточность позитивного разрешение автором данной проблемы.

В работе «Неудовлетворенность культурой» З. Фрейд предположил, что именно культура несет основную вину за человеческие несчастья; человек становится невротиком потому, что не может вынести ограничений, налагаемых на него культурой[10]. Выходит, культура виновна в неврозах, и если бы ее не было вообще, то и человек был бы защищен от невротических заболеваний. Похожее мнение — мнение о конфликте между обществом и индивидом — высказывают Ж. Делез и Ф. Гваттари. «Причина расстройства — невроза или психоза — всегда в желающем производстве, в его отношении с общественным производством, в его отличии по режиму или конфликте с этим производством, в тех модусах инвестирования общественного производства, которые реализуются желающим производством»[11].

Если распространить мнение отца психоанализа на современную действительность, для которой характерна гегемония массовой культуры потребительского характера, то можно прийти к весьма интересным заключениям. Как известно, культура потребления создает устойчивый идеал гедонистической направленности, согласно которому человек должен стремиться к роскоши, — иметь высокооплачиваемую работу, обладать дорогим автомобилем модной марки, и при этом не утруждать себя интеллектуальным трудом. В чем-то данный идеал похож на знаменитую американскую мечту; возможно, воздействие Голливуда создало и у нас определенную ценность. По крайней мере героем выступают персонажи массового искусства — тиражируемых фильмов, книг и т. д. Снижение интеллектуального уровня, по замечанию А. В. Аврамова, вызывает редукцию высоких духовных идеалов в материальные ценности[12], что и наблюдается в современном обществе. Но также имеет значение снижение не только интеллектуального уровня, но и нравственного. Так, по замечанию О. А. Богдановой, всегда можно пожертвовать высокими ценностями — такими, как дружба и любовь, — если они угрожают высшей ценности — материальному процветанию[13]. Ж. Гранье называет ницшеанского «последнего человека» представителем современного общества потребления — явления пассивного нигилизма, в котором человеческое существование уменьшено до радостного дрема и развлекательной безответственности[14]. Именно так характеризуют современную ситуацию исследователи; как на частном уровне (единичного субъекта), так и на более масштабном (общества в целом).

Как отмечается, миф о герое-идеале придает смысл жизни «массовому человеку», давая ему некие образцы поведения и адаптируя к существующему социальному порядку, а также приводит массы в движение; миф о герое именуется формой мягкого насилия над разумом субъекта[15]. Стоит предположить, что культивирование такого идеала, согласно которому жить надо богато, а само это материальное благосостояние должно приобретаться легко, без излишней напряженности и трудоголизма, является одной из причин преступности: человек стремится к воплощению данного идеала в соответствии с усвоенным сценарием — получить максимум, а сделать минимум. К тому же, как утверждается, содержание текстов массовой культуры, а также молодежной субкультуры зачастую совпадает с текстами криминальной субкультуры, что говорит о кризисном состоянии культуры вообще, социальной и духовной деградации населения страны, а вместе с тем и росте преступности[16]. Естественно, на уровне китча мы можем проследить такое совпадение, но если происходит (а это действительно происходит) криминализация культуры, когда преступное искусство (так называемый шансон, детективные романы и кинофильмы, романтизирующие преступность) и образ жизни в целом «входят» в массовую культуру безо всякого сопротивления последней этой интервенции, стоит задуматься о неутешительном прогнозе относительно дальнейшего развития масскульта и представленности субъекта в нем.

Можно сказать, что массовая культура формирует гедониста, основная направленность которого — фрейдовский принцип наслаждения (а не реальности). Представляется, что современный масскульт скорее не ограничивает человека, а направляет его жизнедеятельность на реализацию этого идеала, скорее говорит не о том, что делать нельзя, а о том, что делать надо. В этом смысле заметно отличие от фрейдовской теории, согласно которой культура несет в себе сумму ограничений, хотя это отличие незначительно.

Стоит также отметить, что этот идеал, «райская жизнь», скорее представлен в виде статичного состояния, в то время как подлинный субъект должен постоянно развиваться в процессе жизни и не останавливаться на достигнутым. То есть, идеал должен быть всегда недостижим, и это нормально; своим существованием в сознании субъекта он мотивирует последнего на саморазвитие. Если же предположить, что субъект достиг этого идеала как конечной цели, его субъектные интенции также остановятся, атрофируются, поскольку они способны проявляться только при наличии препятствий, требующих преодоления.

Естественно, в современных условиях далеко не каждый молодой человек способен достичь этого пресловутого идеала, поскольку общее материальное благосостояние масс не соответствует его реализации. В таком случае — в чем и заключена аналогия с теорией Фрейда — формируется невротик, который стремится стать богатым и уважаемым в обществе, стремится соответствовать данному идеалу, но у него это не получается, что связано преимущественно с недостатком финансовых ресурсов: ну не может он позволить себе тратить в ресторанах больше, чем получает. И возникает классическое фрейдовское противоречие между принципом наслаждения и принципом реальности: первый требует одного, а второй ограничивает в достижении идеалов первого. Также этот феномен, принимаемый форму внутриличностного конфликта, можно объяснить с позиции диспропорционального соотношения «Я-реального» и «Я-идеального», где первое не может приблизиться ко второму, и сохраняемая между ними дистанция рождает фрустрацию и отчуждение. Тем не менее, какую бы модель объяснения данного феномена мы ни взяли, суть остается одна — массовая культура со своими ценностями и нормами конституирует невротика. Развитие современной цивилизации, по утверждению Г. Лебона, создало у человека массу потребностей, но не дало ему средств для их удовлетворения; таким образом в душах появилось всеобщее недовольство[17]. О похожем явлении пишет Генон. Современная цивилизация нацелена на создание искусственных потребностей, и создает она их больше, чем способна удовлетворить; а чем больше потребностей, тем больше вероятность их неудовлетворения[18].

Однако наши рассуждения могут показаться весьма однобокими и вследствие этого вызвать следующего рода упрек: если культура создает для человека идеал, которого он не может достичь в актуальном бытии, то это еще не повод обвинять культуру в создании невротика, — ведь идеал должен наличествовать в сознании каждого человека, а иначе ему незачем и некуда будет развиваться. Да, одной из отличительных особенностей человека от животного является стремление к развитию (ставить цели и достигать их), и только зрелый человек способен переходить в свою новую, более высокую ипостась путем преодоления трудностей и препятствий на своем пути. Человек без идеала — не субъект, не полноценная личность. Но закономерным образом встают две проблемы.

Первая заключается в разумном соотношении Я-настоящего и Я-идеального, посредством которого перед субъектом стоит действительная возможность путем приложения усилий, активности и самодетерминированности сократить эту дистанцию. Если высота требований культуры не соотносима с настоящими возможностями субъекта, то движение к данному идеалу становится бессмысленным, и возникает целесообразность понизить планку, изменить Я-идеальное (стратегия зрелой личности). В другом случае, при нежелании или невозможности такого изменения человек зацикливается на недостижимом и уходит в невроз (стратегия незрелой личности). С одной стороны, культура создает возможность субъекту для самореализации путем преодоления трудностей, а с другой — превращает субъекта в невротика (если трудности слишком высоки). Здесь мы видим двойственную природу воздействия культуры на субъекта — как его создание, так и его уничтожение.

Другая проблема заключена в осознании себя подлинным субъектом своей жизни, который сам ставит перед собой цели, смыслы и идеалы, а не ориентируется только на массовую культуру как на большинство. Навряд ли можно назвать субъектом с большой буквы человека, интериоризировавшего культурные представления о самом себе и принимающем их за свои, когда внешняя по отношению к человеку культура становится его внутренним цензором — инстанцией «Сверх-Я»; подлинный субъект имеет свои смыслы и ценности, которые могут отличаться от смыслов и ценностей масскульта. То есть, подлинный субъект в данном случае характеризуется не только умением достигать идеалы, но и умением самостоятельно их ставить перед собой, не растворяясь в требованиях моды и не растрачивая свои усилия на погоню только за материальными ценностями, забывая при этом о духовности.

Конечно, трудно провести ясную грань между «своими» и навязанными извне ценностями. Постмодернизм, например, не приемлет существование такой границы, а знаменитый принцип «внешнее через внутреннее» хоть и принимает существование «своих» ценностных ориентаций, но предполагает, что изначально они возникли на основе культурных норм и традиций, которые интериоризировались и модифицировались индивидом. Данный принцип представляется нам более оптимистичным, чем воззрения постмодерна, и все-таки не прослеживается возможности четко разделить «свои» и культурные ценностные ориентации, поскольку массовая культура в любом случае оказывает на каждого из нас свое влияние. Индивидуальное и общественное, личное и культурное — враги, постоянно сталкивающиеся между собой в противостоянии, завершение которого пока невозможно увидеть.

С точки зрения ортодоксального психоанализа, культура накладывает запреты, а искусство обладает терапевтической функцией (в том числе и китч-искусство). Человек, фантазируя, создавая мысленную репрезентацию реализации своих влечений, боится ответственности перед самим собой (точнее, перед инстанцией Сверх-Я). Далеко не каждый берет отвественность за собственные фантазии, содержание которых расходится с общественными требованиями и нравственными предписаниями, то есть не признает некоторые желания своими. Искусство же ставит человека в позицию "зрителя" и дает ему возможность избавиться от комплексов, избегая мук за авторство своих желаний. Согласно психоанализу, ядро любого искусства — нечто асоциальное и запретное в культурном смысле, а каждый человек — противник культуры, лишающей его своей природы. Имеет место следующая причинно-следственная зависимость: чем выше уровень культуры, тем больше степень невротизации, так как каждая ступень культурного развития «сопряжена с установлением новых ограничений внутреннего (морального) или внешнего (правового) порядка, новых запретов, сужающих сферу дозволенного, новых препятствий на пути к удовлетворению инстинктов»[19]. Эти инстинкты представляют опасность для культуры, и, по замечанию Ю. Бородая, без искусства здание культуры рухнуло бы. Смысл искусства сводится к производству иллюзий, смягчающих боль от возрастающей массы лишений.

С одной стороны, искусство, будучи «сточной канавой асоциальных нечистот», стоит в противоречии с культурой. С другой же, оно сохраняет последнюю и не дает ей разрушиться. Однако Бородай разделяет между собой настоящее искусство и эрзац-искусство и говорит, что первое содержит элементы трагедии, и его цель — принудить человека к осознанию правды о самом себе, которое является наивысшей ценностью, не дающейся даром, а покупающейся ценой трагедии. Второе же иллюзорно и дает возможность лишь тайком от самого себя изжить "запретные" страстишки, не глядя напрямую в лицо истины. Настоящее искусство побуждает субъекта к серьезным раздумьям о чем-то насущном, рождает в нем глубокие переживания; оно тяжело для восприятия и понимания. Эрзац-искусство освобождает человека от напряженных переживаний и размышлений (потребитель не хочет проявлять мыслительной активности, поэтому ему проще обратиться к эрзац-искусству); оно легко для восприятия и понимания[20]. Если здесь автор говорит именно об искусстве, мы можем экстраполировать его слова на более широкую область человеческой жизнедеятельности — культуру. Такое разделение искусства очень близко по смыслу разделению культуры: подлинная (мид, арт) и эрзац (китч). Кроме того, не совсем уместно разделять культуру и искусство, так как они соотносятся между собой как общее и частное и не могут находиться в противостоянии как две равнозначные силы.

В общем, культурная теория психоанализа отличается пессимизмом, абсолютизируя животное начало в человеке как его первооснову, самость, субъектность, и вместе с тем глядя на культуру как нечто инородное и чуждое. Постмодернистская трактовка зависимости субъекта от бессознательного и от оков цивилизации очень близка фрейдовской. В обоих концепциях субъект отличается неподлинностью, а подлинный субъект остается закованным в цепи.

Влияние современной массовой культуры на субъектность намного сложнее поддается изучению, чем, например, влияние культуры советского периода на субъектные качества личности. Современный масскульт отличается от советского не только степенью авторитарности по отношению к индивидуальному субъекту (советская культурная модель, можно сказать, вообще не давала возможности для субъектной реализации), но и степенью целостности. Если предшественница современной массовой культуры была внутренне целостна, о чем свидетельствует единая система требований и норм, предъявляемых любому члену общества независимо от его возраста, рода деятельности и т. д., то нынешний масскульт предельно разношерстный. Конечно, гедонизм, о котором мы говорили выше, можно рассматривать как общекультурную ценность, но и она прослеживается не в каждой части тела современной массовой культуры: скорее всего, это более молодежная ценность, к тому же соответствующая в основном китч-культуре. В общем, сейчас масскульт отличается предельной разношерстностью и в некотором роде противоречивостью, что затрудняет его изучение как целостного явления и не позволяет нам констатировать его однонаправленное влияние на субъектность.

В общем, влияние массовой культуры на субъектность представляется разновекторным. С одной стороны, она посредством адаптации и социализации формирует субъектные качества, создает препятствия, преодолевая которые, субъект самореализуется. С другой же — она уничтожает субъекта, а невозможность достижения предлагаемых ею идеалов уводит субъекта в невроз.

Ильин Алексей Николаевич — аспирант третьего курса очной формы обучения кафедры философии Омского государственного педагогического университета, ассистент кафедры философии ОмГПУ.

E-mail: ilin1983(at)yandex.ru

[1] Володина Л. В. Конструирование реальности средствами массовой коммуникации // Российская массовая культура конца ХХ века. Материалы круглого стола. 4 декабря 2001 г. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001 С. 27–29.

[2] Иванова Р. А. Культура масс или культура для масс? // Там же. С. 71–72.

[3] Луговой А. А. Массовая Культура: Россия–Запад // Там же. С. 114.

[4] Маркузе Г. Одномерный человек. М.: Ермак, 2003.

[5] Чертов Л. Ф. О диалоге массовой и элитарной художественной культуры в пространстве города // Российская массовая культура конца ХХ века. Материалы круглого стола. 4 декабря 2001 г. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С. 199–205.

[6] Маньковская Н. Б. «Париж со змеями» (введение в эстетику постмодернизма). М., 1994.

[7] Ашин Г. Эволюция понятия «масса» в концепциях «массового общества» // «Массовая культура» — иллюзии и действительность. Сборник статей. М.: «Искусство», 1975. С. 28–51.

[8] Тоффлер Э. Третья волна. М.: ООО «Фирма "Издатетьство ACT"», 1999.

[9] Климова Л. Е. Массовая культура и личность : Автореф. дисс. канд. филос. наук. Ставрополь, 2005. С. 10.

[10] Фрейд З. По ту сторону принципа наслаждения. Я и Оно. Неудовлетворенность культурой. СПб, 1998.

[11] Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 204.

[12] Аврамов А. В. Смена научных парадигм в концептуализации феномена «массовая культура» : Автореф. дисс. канд. филос. наук. Великий Новгород, 2007.

[13] Богданова О. А. Процесс секуляризации и кризис личности в западной культуре XX века: Монография/ Рост. гос. экон. унив. Ростов-н/Д., 2001.

[14] Гранье Ж. Ницше. М.: АСТ, Астрель, 2005. — 158, [2] с.

[15] Туркина В. Г. Мифологема героя и массовое сознание : Автореф. дисс. канд. филос. наук. Саратов, 2001.

[16] Катин В. И. Криминальный романтизм как явление культуры современной России : Автореф. дисс. канд. культурологии. Саратов, 2007.

[17] Лебон Г. Психология народов и масс. СПб.: Макет, 1995.

[18] Guénon R. La Crise du Monde Moderne. P., 1927.

[19] Бородай Ю. Психоанализ и «массовое искусство» // «Массовая культура» — иллюзии и действительность. Сб. статей. М.: «Искусство», 1975. С. 139–183, 146.

[20] Там же. С. 139–183.