Луков Вал. А., Луков Вл. А., Захаров Н. В. Ценностные ориентации российской молодежи

УДК 316.4

Аннотация ♦ Авторами данной статьи рассматриваются тенденции изменений в ценностных ориентациях студенческой молодежи. Под ценностными ориентациями понимается существенная сторона тезауруса, а именно: направленность субъекта (личности, группы, сообщества) на цели, осознаваемые им позитивно значимыми (благими, правильными, высокими и т. п.) в соответствии с принятыми в обществе (сообществе) образцами и имеющимся жизненным опытом и индивидуальными предпочтениями.

Ключевые слова: ценностные ориентации, студенческая молодежь, ценностно-нормативный кризис, жизненные планы.

В данной статье под ценностными ориентациями понимается существенная сторона тезауруса, а именно: направленность субъекта (личности, группы, сообщества) на цели, осознаваемые им позитивно значимыми (благими, правильными, высокими и т. п.) в соответствии с принятыми в обществе (сообществе) образцами и имеющимся жизненным опытом и индивидуальными предпочтениями. Такая направленность представляет собой совокупность устойчивых мотивов, лежащих в основе ориентации субъекта в социальной среде и его оценок ситуаций. Она может осознаваться в разной степени, выражаться в фактах поведения, веры, знания и иметь форму стереотипа, суждения, проекта (программы), идеала, мировоззрения. При этом из направленности на признаваемые позитивными жизненные цели не следует автоматически активных действий субъекта по их достижению в реальной действительности.

Исследование ценностных ориентаций в России велось с середины 1960-х годов, когда появились теоретические работы психолога Б. Г. Ананьева, социологов А. Г. Здравомыслова, В. А. Ядова и др., а также эмпирические исследования, крупнейшим из которых стало социологическое и социально-психологическое исследование ценностных ориентаций рабочих (в том числе и молодых), выполненное ленинградскими учеными под руководством В. А. Ядова в начале 1970-х годов[1]. В советское время изучение ценностных ориентаций молодежи в значительной мере было направлено на выявление их соответствия коммунистическому идеалу, социалистическому образу жизни[2]. В период перестройки (1985–1991 гг.) поле проблем заметно расширилось за счет исследований неформальных молодежных объединений (фактически это был путь к переходу к изучению молодежных субкультур). Наконец в последние 15 лет ценностные ориентации российской молодежи стали исследоваться немалым числом отдельных ученых и научных коллективов. Ситуация смены общественного строя и «переоценки ценностей» в масштабе целой страны подтолкнула ученых к осмыслению трансформаций ценностных ориентаций россиян. Большое научное значение имеет крупное исследование динамики ценностных ориентаций россиян, проведенное под руководством Н. И. Лапина[3]. В последние 15 лет в России проведены десятки эмпирических исследований, защищены несколько сотен диссертаций по проблемам ценностных ориентаций молодежи[4]. Правда, нередко масштабы таких исследований, их методическая корректность и возможности сопоставления данных остаются предметом критики.

Мы рассмотрим тенденции изменений в ценностных ориентациях студенческой молодежи, которые зафиксированы на эмпирическом уровне. Однако для начала установим, в чем теоретический смысл исследования ценностных ориентаций, в чем суть ценностного аспекта молодежных исследований.

Ценности: проблемы теории

Напомним, что в понятийный словарь гуманитарных наук термин «ценность» был введен Рудольфом Лотце, для которого ценность существует лишь в ее значимости для субъекта и в то же время объективна, обладая общезначимостью для индивидов. Как указывал Г. Риккерт, «Лотце хотел не только “исчислять” мир, но также и “понимать” его»[5], иначе говоря, новая категория увязывалась в философии с проблемой понимания. Уже Лотце отметил двойственность ценности, ее субъективно-объективную природу. В последующих трактовках этой категории подчеркивалась то субъективность ценности, то ее объективность. Объективистская трактовка ценности воплотилась в диспозициональной концепции личности Гордона Олпорта, в 1930–1960-е годы разработавшего «тест изучения ценностей». В российской социологии диспозиционную концепцию личности предложил В. А. Ядов, и она принята многими исследователями.

На современных российских исследователей ценностей и ценностных ориентаций немалую роль оказали работы О. Г Дробницкого[6], в последнее время заметны следы подходов, принятых в свое время классиками Чикагской социологической школы[7]. В ходе исследования ценностей как теоретической проблемы ученые разных стран, представители различных научных школ высказали немало оригинальных идей, позволяющих говорить о достаточно высоком уровне ее разработки. Развитие теории ценностей ожидается в направлении уточнений, которые вносит в нее сама жизнь, а именно ситуация переходного периода и рождения нового типа цивилизации — информационной, и в направлении применения к исследованию новых научных методов, формирующихся в последнее время. В ряде случаев необходимо заново пройти путь самых общих рассуждений, чтобы определиться с исходными позициями эмпирического исследования.

Специфика гума­нитарного знания[8], предполагает, что ис­пользуемая в нем терминология подчиняется по ряду параметров дру­гим правилам в сравнении с терминологией так называемых точных наук. Здесь воз­мож­на многозначность терминов и, более того, историческая изменчи­вость их содержания, поэтому оказывается существенной история их возникновения и понимания разными научными школами. В сущности, в большинстве случаев в гуманитарном знании уче­ный имеет дело вовсе не с терминами, а с концептами, то есть со сло­вами, в которых помимо некоего содержания присутствует еще и возни­кающий в сознании образ, который, в свою очередь, вызывает ту или иную эмоциональную реакцию. Концепты, в отличие от терминов, трудно перевести на другой язык, они несут отпечатки истории языка и культуры, что приводит к сложностям в понимании гуманитарных концепций, созданных в разных странах: одни и те же концепты в них редко бывают абсолютно идентичными.

Именно таким концептом оказывается понятие «ценность». Оно в русском языке восходит к прилагательному «ценный», которое образо­вано от существительного «цена». Этимология этого общеславянского слова раскрывается в сравнении с авестийским kaēnā — «месть», перво­начально оно значило «возмездие, воздаяние» (ср. глагол «каяться»), за­тем «штраф», наконец — «стоимость чего-либо»[9]. Если обратиться к сло­варю В. И. Даля, фиксирующему употребление слова «цена» и про­изводных от него в XIX веке, становится ясно, что слово «ценность» в то время еще не занимает заметного места в русском языке, определяется «как свойство по при­лагательному»[10].

В новых европейских языках два значения ценности – как стоимости и как значимости – обычно разведены. Так, во французском языке есть слово prix – цена, ценность (в значении стоимости) и есть слово valeur, впервые зафиксированное в текстах 1080 г.[11], очевидно, от лат. valeo – быть здоровым, сильным, могущественным, которое и используется в научных текстах в значении «ценность». В английском — сходно: price и value (valuables), в немецком – Kostbarkeit (предмет) и Wert (понятие). Хотя английское value и немецкое Wert могут сопрягаться со значением «стоимость», но обычно не в прямом, а в переносном смысле. И все же вряд ли тезис Фридриха Ницше о «переоценке ценностей» означает то же самое, что такой же лозунг означал у Диогена. А тот же лозунг, произнесенный на русском языке и воспринятый русским культурным тезаурусом (упорядоченной совокупностью социокультурных ориентаций), означает нечто третье. Подчеркнем, что даже самые подробные разъяснения их значений в первоисточниках не могут отменить того факта, что «ценность» — не термин, а концепт, так что на эмоциональном, почти не осознаваемом уровне представитель русской культуры вкладывает в это слово некий дополнительный смысл, определяемый историей его бытования в российской среде.

И сегодня оно по-прежнему тесно связано с понятием цены, платы. Насыщение его инородным, пришедшим из западной философии содержанием происходит без опоры на собственную научную традицию его истолкования, которая начала складываться совсем недавно, поэтому в концепциях отечественных ученых-гуманитариев оно легко воспринимает смыслы, которые предлагают различные западные научные школы.

Тем не менее, можно выделить некий общий смысл, который соединяет исходное понимание ценности в русской культуре, насчитывающее много веков, и в какой-то мере его научные интерпретации, появившиеся в последние десятилетия: ценность — это все то, что дороже денег. Если это вещь, то за нее не жалко отдать запрашиваемые деньги. Если это люди (родители, родственники, друзья, любимые, герои, кумиры и т. д.) или понятия (Родина, свобода, дружба, любовь, молодость, здоровье, искусство, наука и т. д.), то и в этом случае они относятся к ценностям, если воспринимаются как бесценные, то есть более значимые, чем любые деньги. Наконец, если сами деньги воспринимаются как ценность, они тоже становятся бесценными — утрачивают количественную сторону.

Эти аспекты мы учтем при обобщении данных, полученных в эмпирических исследованиях.

Российская молодежь в зеркале ее ценностных ориентаций

В этот период резко падает в молодежной среде значение интегральных ценностей, дававших ориентиры в советское время. Приведем пример. Согласно данным исследования по политической культуре молодежи, проведенного в 1984 г. под руководством Е. Е. Леванова и А. И. Шендрика, от 60 до 84% молодых людей (по различным категориям молодежи) считали, что марксизм-ленинизм является единственным учением, в котором верно отражаются закономерности развития природы, общества и человека. Наибольшая доля так считающих отмечалась в группах опрошенных студентов вузов, творческой интеллигенции и молодых инженеров. Спустя пять лет в исследовании, данные которого приводит А. И. Шендрик, лишь 29% опрошенных молодых людей считали так же, 36% были с этим отчасти согласны, а 26% были убеждены, что это ошибочное утверждение[13]. Такие резкие и быстрые перемены в ориентировочных комплексах лишь частично отражают перемену в структуре ценностей (которая имела место в масштабах всего российского общества). В действительности исследования начала 1990-х годов отражают главным образом смену ценностных маркеров, другими словами — концептов, соотносимых с социальной нормой. В то же время базовые ценности передавались из поколения в поколение в достаточно устойчивых конфигурациях.

Исследования, в том числе и наши, показали, что при крайне малой доле тех молодых людей, которые позитивно оценивают коммунизм (эта доля отмечалась на уровне 2–5%), доля тех, кто согласен в позициями, атрибутивными для коммунизма (равенство в сфере распределения и потребления, следование принципу «от каждого по способностям — каждому по потребностям» и т. п.), гораздо больше, в некоторых случаях в десятки раз. Приведем в качестве примера данные общероссийского опроса Всероссийского центра исследований общественного мнения (ноябрь 1997 г.). Среди идей, которые, по мнению респондентов, смогли бы объединить российское общество, только 1,3% опрошенных назвали коммунизм (среди респондентов в возрасте до 29 лет — 0,9%). В то же время такой идеей 14,0% опрошенных (12,7% в молодежной группе) признали «равенство и справедливость», что в действительности следовало бы трактовать как прокоммунистическую ориентацию (Информация: результаты опросов, 1998). Из этого следует, что реакция на дискредитированный к тому времени в российском обществе маркер, выраженный словом «коммунизм», может не отражать ожиданий молодежи от общества и, следовательно, реальных ценностных ориентаций.

В исследованиях ценностных ориентаций молодежи важны те косвенные обстоятельства, которые отмечаются в прожективных вопросах. Значимый результат дают ответы на вопрос об ожиданиях от будущего. Эмпирические исследования показали, что большинство опрошенных надеются на избранную ими профессию, но считают, что в основном при выборе работы будут руководствоваться прагматическим подходом. Таковы, в частности, данные исследований, проведенных под руководством Б. А. Ручкина: 59,9% из числа 17-летних, 65,3% из числа 24-летних и 64,4% –– 31-летних молодых россиян признали, что «большая зарплата» была решающим мотивом при выборе места работы. Тем не менее, найти работу самостоятельно надеялась только половина опрошенных (50,5%). Для большей уверенности в успешном трудоустройстве 51,4% –– молодых людей стремились получить высшее образование, 30,4% –– овладеть иностранным языком, 29,5% — компьютером, 27,7% –– приобрести навыки работы в условиях рыночной экономики, 14,6% — получить правовую подготовку. Каждый четвертый из опрошенных молодых людей планировал после получения специальности организовать свое дело. Самыми престижными профессиями молодежь уверенно называла специализации менеджера и предпринимателя (16,6% и 27,7% соответственно), тем не менее, это не помешало 4,3% молодых людей включить в этот список бандитизм и рэкет[14].

Косвенные данные о ценностных ориентациях молодежи в конечном итоге точнее показывают действительные предпочтения молодых людей, чем прямые вопросы о ценностях. Это, в частности, связано со свойствами изучаемой социальной группы, какую составляет молодежь. Если мы говорим о «переоценке ценностей», то это скорее позиция зрелых людей, имеющих определенный жизненный опыт, достаточно долго подвергавшихся социализационным воздействиям. Для молодежи характерно становление ценностно-нормативной системы, что означает действие иных механизмов, нежели в ситуации переоценки ценностей. В этом случае применяемые в российской социологии сопоставления ценностных шкал разных возрастных групп (включая молодежь) дают информацию о разнообразии ценностей, разделяемых в российском обществе, но не вполне адекватно фиксируют ценностный мир и стратегические предпочтения молодежи как таковой.

Мы в своих исследованиях студенческой молодежи фиксируем ценностные ориентации по ряду косвенных показателей, исходя из того, что студенчество находится в активной стадии вторичной социализации. Социализация представляет собой, по определению А. И. Ковалевой, «процесс становления и развития личности, состоящий в освоении индивидом в течение всей его жизни социальных норм, культурных ценностей и образцов поведения, позволяющий индивиду функционировать в данном обществе»[15] (Kovaleva 2003. Р. 445). Это двусторонний процесс. Одна сторона его состоит в том, что общество постоянно в разных формах, разными способами и с разным эффектом задает личности ориентиры социально приемлемого поведения и мышления. Другая сторона процесса социализации — освоение индивидом этих организующих и ориентирующих его импульсов, идущих от общества. Итог социализации — это результирующая многих разнонаправленных воздействий. Но в период студенчества можно говорить лишь о некотором уровне социализации, достигнутом к этому времени, который подвергается изменению уже в силу того, что любая образовательная система непосредственно выступает в качестве института социализации. Кроме этого, в студенческие годы на личность начинает оказывать все большее влияние макросоциальная среда: она начинает осознаваться как существенная, как источник ориентаций и регулятор выбора жизненных позиций. Следовательно, и ценностные ориентации, во-первых, во многом будут отражать принятые в обществе жизненные ориентиры, и, во-вторых, зависеть от актуальной ситуации и меняться, иногда значительно. В то же время ценностные ориентации достаточно автономны и могут передаваться от поколения к поколению не только и даже не столько в порядке прямого наследования (через семью), но и через сетевую коммуникацию в многообразных социальных общностях[16].

Это, в частности, подтверждает мониторинговое исследование «Российский вуз глазами студентов» (научный руководитель проекта проф. И. М. Ильинский, руководитель IV–VI этапов проф. Вал. А. Луков), которое ведется Московским гуманитарным университетом с 2000 г. и ставит своей целью выявить важные характеристики нового для России типа образовательных учреждений — негосударственных вузов. В ходе исследования важно было установить, каковы проблемы этой новой подсистемы высшего образования, чего ей удается добиться, где ее нереализованные ресурсы и в чем состоят перспективы ее развития. В рамках мониторинга сопоставляются две группы вузов — государственных и негосударственных, причем в обеих группах были представлены лучшие вузы Москвы, а на последних этапах — и более десяти других городов России.

В итоге удалось показать, что при всем различии состава студентов государственных и негосударственных вузов их отношение к учебе, удовлетворенность студенческой жизнью, включенность в жизнь вуза, уровень материальной обеспеченности, представление о перспективах и жизненных планах и главное: базовые ценности — имеют сходную конфигурацию. Эта конфигурация определяется особенностями социально-экономического положения, социокультурными процессами, общественными настроениями в стране.

Из исследования, которое не было специально посвящено анализу ценностных ориентаций студенчества, мы получили важный материал. Наиболее существенны индикаторы, сформулированные в виде шкалы ответов на вопрос «Что для Вас означает хорошо жить?». В исследовании, проведенном в 2006 г. (N=3262), ответы студентов распределились следующим образом (см. табл. 1; сумма процентных показателей превышает 100%, поскольку была возможность выбирать несколько ответов).

Таблица 1

Распределение ответов студентов на вопрос:
«Что для Вас означает хорошо жить?» (в %)

Достижение материальной обеспеченности – наиболее распространенная в студенческой среде ценностная ориентация. Тем не менее, она не исчерпывает представления о «хорошей жизни», в отношении которой высока значимость ценностей «хорошей семьи» (73% по всей выборке), «хорошей работы» (71%), здоровья (71%), любви (65%). Эти компоненты, по сути, и формируют сегодняшнее понимание счастья у молодежи, рисуют картину ожидаемого качества жизни в будущем.

У студентов региональных вузов больший уклон в ответах отмечается в духовную сторону их жизнедеятельности (семья, здоровье, любовь). При этом обе группы оценивают как менее значимый фактор наличие власти, хотя, казалось бы, образ богатого начальника, особенно в региональном понимании, все еще идентифицируется в массовом сознании со стабильностью и достатком. Обе группы стремятся к свободе и независимости, к безопасности и защищенности. Что касается альтруистических убеждений – жить не для себя, а для людей – то они хоть и присутствуют, но у совсем незначительной части студентов.

В отношении ценностей труда и образования некоторую картину рисуют данные, представленные в таблицах 2 и 3.

Таблица 2

Распределение ответов студентов на вопрос:
«Как Вы считаете, можно ли сегодня достичь высокого
положения в обществе благодаря честному, добросовестному труду?» (в %)

Таблица 3