Агранат Д. Л., Истомин Ю. В. Феномен униформы (проблемы социологии моды)

УДК 316.7

Аннотация ♦ Авторы статьи рассматривают особенности моды на одежду, характерные для закрытого общества. В тотальном институте мода на одежду представляет собой вид моды, когда в условиях жесткой регламентации внешнего облика человека люди обозначают свою приверженность к более привлекательным направлениям в одежде путем незаметного для «чужих» и значимого для «своих» изменения деталей при соблюдении в целом всех стандартных требований сообщества.

Ключевые слова: закрытое общество, тотальный институт, мода на одежду, военная организация.

Тема моды осмысливалась представителями различных направлений и школ в социологии. В работах, которые касались данной проблематики, мода обычно рассматривается как атрибут общества открытого, свободного, демократического, а в обобщенном толковании — гражданского общества. Непременными условиями для существования моды как социального явления признаются чаще всего такие характеристики общества, как: динамичность социальных изменений; открытость к нововведениям; избыточность материальных и духовных ценностей; гибкость социальной структуры.

Следует отметить, что в социологии, несмотря на многочисленные публикации, касающиеся тематики моды и тех условий, в которых она функционирует, вопрос о месте моды в закрытых, жестко регулируемых социальных общностях остается открытым. Более того, некоторые исследователи полагают, что нельзя говорить о моде в условиях тотального института. Весьма показательна в этом отношении позиция А. Б. Гофмана. Он полагает, что в статичных, закрытых обществах, обществах со строго ограниченным набором благ и культурных образцов, с социально однородной или, наоборот, жестко фиксированной иерархией социальных групп (касты, сословия), между которыми не может производиться свободный обмен индивидами и культурными образцами, моды нет[1].

Безусловно, в обществах такого рода значимость моды как регулятора общественных отношений невелика. Однако не справедливо говорить и о том, что здесь мода полностью отсутствует. Следует отметить, что мода в тотальных институтах функционирует в довольно специфических условиях, которые придают ей нетрадиционные формы. В первую очередь, характеризуя такие условия, необходимо сказать как о нормативности в использовании материальных ресурсов, так и в ограниченности и специфичности социальных практик на территории тотальных институтов. Американский социолог И. Гофман, описывая основные черты тотальных организаций и особенности их внутреннего устройства, подробно остановился на этом.

Первым важным показателем специфических условий для существования моды в тотальном институте выступает территориальная изоляция (иногда — символическая) участников тотальных институтов в его пределах. Фактически такое изолированное пребывания в стенах тотального института навязывает индивидам тот символический мир, который в первую очередь осуществляет подкрепление и презентацию социального статуса. Такая ситуация делает невозможным для участника тотального института освоение ценностей и норм представителей других социальных общностей. Социальная ситуация устанавливает круг тех смыслов и значений, которые предписаны тотальным институтом для оценки окружающей реальности. Однако здесь не столько территориальная изоляция определяет невозможность всеобъемлющей связи участника тотального социального института с обществом, сколько именно социальная обособленность создает все необходимые условия для этого. Такое специфическое положение участника тотального института в обществе обусловлено его социальным статусом, который в большинстве случаев узнаваем именно через форменную одежду (форму). Социальный статус участника тотального института делает для него невозможным участие в различных социальных процессах, социальных группах и общностях, именно такой статус определяет ограниченный спектр практик взаимодействия с обществом в целом. Например, курсанты военных училищ стараются в форме не ходить на дискотеку, в ночной клуб и т. д. Вообще, если у курсанта есть возможность идти в увольнение без формы, «по гражданке», он этим непременно воспользуется. Он понимает, среди прочего, что в некоторых ситуациях ему придется скрывать то, что тут же выдаст форма[2].

Следовательно, особенные характеристики социального статуса участника тотального института определяют достаточно ограниченный круг тех людей, с которыми он имеет возможность взаимодействовать в повседневной жизни.

Вместе с тем, жесткий административный порядок жизни участников тотального института не позволяет им изменить ход их жизнедеятельности. Он четко регламентирует все социальные практики, осуществляемые на территории тотального института. Такая регламентация касается всех сфер жизнедеятельности. Тотальный институт формально не оставляет места для проявления свободы и креативности. В таких условиях ограниченности ресурсов элементы повседневной жизни, существующие вокруг участника тотального института, не обладают качествами моды. Под действием каких же механизмов немодные элементы окружающей реальности перейдут в разряд модных?

На примере ношения военной формы курсантами военного училища попытаемся проследить ее путь от немодной (в смысле не подлежащей оценке с точки зрения модности) к модной, от институционально определенной к неформально предписанной.

С точки зрения формальных норм сама военная форма в условиях тотального института выступает продолжением институциональных правил принятых в данном социальном пространстве. Несмотря на то, что прикладное значение формы четко определено, она необходима для выполнения определенных задач. В первую очередь, особенно в начале военной службы, она выполняет функцию регламентации поведения. В этом плане форма не вписывается в круг тех социальных практик, которые новичок еще демонстрирует в своем поведении и для которых в качестве главного источника выступает его прошлая гражданская жизнь. Неприспособленность новичков к социальному пространству тотального института есть главная причина конфликта между военной формой и телом. По сути, это конфликт между гражданским тезаурусом новичка и теми знаниями, которые необходимо освоить для успешного функционирования в данной общности.

Говоря о главной институциональной функции военной формы — регулировании поведения членов тотального института, следует отметить, в каком направлении такое регулирование осуществляется. Во-первых, среди «своих» форма уравнивает курсантов, делает индивидуальность все менее значимой перед лицом коллектива. Во-вторых, форма выступает в качестве формального основания социальной стратификации в тотальном институте, она отделяет статус курсанта от статуса командира, не позволяет ошибиться в иерархии, символически закрепляет статусные различия. В-третьих, военная форма является тем каналом, благодаря которому новичок, приходя в тотальную организацию, начинает вписываться в ее социальное пространство.

Формальные институциональные характеристики военной формы еще не наделяют ее модными значениями. Пока военная форма в среде курсантов-новичков не обладает значимыми показателями моды. Даже массовое переодевание в форму первокурсников не позволяет перевести ее в разряд модных элементов. Ведь на данном этапе адаптации для новичка такое переодевание является не добровольным, а по большей части принудительным, вынужденным действием. Пока с позиции курсантов форма несовременна, она не является способом презентации курсантом своих достижений в социальной стратификации тотального института.Курсант-новичок пока не воспринимает форму как элемент своего социального мира, осмысленного в значениях тотального института.

Негативное отношение первокурсников к военной форме активно поддерживается в армейском сообществе. Они просто должны ее надеть такой, какая она есть, и это признак социального статуса первокурсника.

Постепенно новичок начинает осваивать систему смыслов и значений военной среды, нормы и ценности данной социальной общности. У первокурсника со временем складывается представление о том, какими ресурсами конструирования в отношении своей военной формы он обладает, какими, возможно, будет обладать, а какие для него недоступны. Фактически именно становление тезауруса курсанта является главным условием для возникновения у него представлений о моде применительно к военной форме.

Однако тезаурус у первокурсника формируется непросто, и закреплению новых основ ориентации в социальном пространстве предшествует своего рода «тезаурусная ломка». Ее содержание схоже с описанием установленного во Франции XVIII века порядка преобразования крестьянина в солдата, анализируемого М. Фуко[3]. Все начинается с освоения рекрутом отдельных жестов, физических действий. На данном этапе тело человека выступает в качестве главного объекта для воздействия системы. Со временем, освоив эти «глупые», ненужные с точки зрения новичка, нормы, человек начинает втягиваться в систему социальных статусов и ролей, социальных норм и ценностей. Он начинает наполнять ранее бессмысленные, опривыченные физические действия социальным смыслом.

По аналогии с этим на курсанта военного училища поначалу воздействуют именно через физическую муштру. Его заставляют в первую очередь вписаться в пространственно-временные рамки тотального института, темпоральные параметры которого главным образом определяются распорядком дня.

Распорядок дня — это документ, утвержденный приказом начальника военного вуза. Как правило, распорядок дня имеет следующую структуру:

Распорядок дня — императивный нормативный акт, который жестко, до минут, предписывает для курсантов определенный образ жизни в военном училище. С этой целью распорядок дня сконструирован на базе следующих принципов:

1. Деталь — фундамент дисциплины. Распорядок дня выстроен на этом принципе. Именно в детальности, в мелочности регулирования и проявляется сила его воздействия. Он не оставляет курсанту возможности для маневра. Распорядок дня поглощает его полностью, ломая привычный гражданский образ жизни.

2. Распорядок дня — мощное средство контроля над курсантом. Он направляет их энергию в нормативное русло, заставляет курсантов заниматься необходимой, с точки зрения тотального института, деятельностью.

3. Деятельность курсантов регламентирована временем. Курсанту приходится экономно, по делу использовать его: ведь каждая минута заполнена определенным занятием. Времени, которое курсант мог бы заполнить своим собственным содержанием, нет. Даже личное время четко регламентировано не только по темпоральными рамками, но и смысловыми.

Пространственные ограничения для курсанта сильнее всего обнаруживаются в момент попадания его в казарму. Почему именно здесь пространственные ограничения наиболее четко представлены? Дело в том, что это фактически территория военного быта. Если на всех других территориях тотальной организации курсанту не часто приходится перестраивать свои привычные социальные практики с целью принятия новых, скорее он их осваивает заново, то в казарме в первое время курсант-новичок пробует использовать те тезаурусные конструкции, которые были сформированы ранее и даны ему как само собой разумеющиеся. Далее, столкнувшись с полным нивелированием армейской системой гражданских, бытовых схем взаимодействия, первокурсник должен отказаться от многих опривыченных институциональных действий. В силу огромной разницы армейского быта и быта гражданского новичку сложно это сделать. Будучи поставленным системой социального контроля тотального института в ситуацию, когда отказ является единственно осмысленным, правильным решением, новичок должен принять эту непонятную, бессмысленную неудобную для него систему бытовых отношений в армии и адаптироваться к ней.

Особенность бытовой организации жизнедеятельности курсантов заключается в том, что ситуация здесь кардинально отличается от той, с которой сталкивались курсанты ранее на гражданке, в первую очередь в семье. Там эта сфера жизнедеятельности была интимной, закрытой. Доступ сюда был позволен лишь небольшому количеству людей из числа значимых других. Взаимодействие здесь выстраивалось по правилам, принятым в малой группе.

Военная организация переводит быт из сферы неформальной регуляции в поле формального взаимодействия, из зоны личной жизни человека на сцену публичной регламентации и деятельности, из области самоорганизации для себя, в пространство, единое для всех, где каждый в отдельности должен подстраиваться под единый стандарт. Система социального контроля тотальной организации не оставляет курсанту в быту места, где он может проявить инициативу и самостоятельность, реализовать освоенные ранее гражданские социальные практики. С этой целью для курсантов определен набор тех вещей, которыми они имеют право пользоваться в казарме. Кроме этого из военного быта удалены многие сферы бытовой деятельности и переведены в разряд институционального регулирования тотальной организации. Так, например, в казарме, где живут курсанты, нет кухни, так как все ходят питаться в столовую, нет душа, так как в отведенное время все курсанты ходят в баню. Это позволяет тотальному институту максимально эффективно «уничтожить» бытовые условия, ведущие к возникновению неформальной, гражданской жизни.

Первокурсники осваивают такие условия быта не сразу. Только после того, как их попытки навязать военной системе свои представления об организации быта в казарме, пресечены, курсанты начинают приспосабливаться к новым условиям. Отсутствие необходимого опыта, непонимание того, что происходит вокруг курсанта-новичка, не позволяет на этом этапе говорить о достаточно осмысленной адаптации. В большинстве случаев курсант просто вынужден мириться с теми условиями армейского быта, в которые он попал, совершенно не осознавая значимости данной организации для функционирования военной системы в целом.

На этом этапе адаптации первокурсника к условиям военной организации возникает еще одна проблемная ситуации. Новичку в условиях жесткой системы социального контроля непросто понять, где та нормативная линия, которую и нужно освоить, где тот набор судьбоносных для него смыслов и значений, постижение которых даст ему возможность адаптироваться в военной среде. Опасность этой ситуации в том, что она может привести первокурсника к путанице установок, к тому, что на самом деле в процессе вторичной социализации в военном вузе будет сформирован неадекватный военной среде тезаурус. На первый взгляд, тотальная организация четко устанавливает, как необходимо жить новичку. Но освоение только лишь официальных нормативов поведения в военной среде часто не дает положительных результатов. Нередко военным сообществом это воспринимается как демонстративная социализация[4], попытки выслужиться, «прогнуться перед начальством». Даже сама администрация вуза не поощряет таких действий первокурсника.

Другой смысловой набор складывается под воздействием неформальных групп, которые возникают в рамках курса. Однако система социального контроля военного вуза быстро показывает всю невыгодность для курсанта такого пути. В сущности остается лишь один путь в процессе формирование тезауруса курсанта — освоение социальных практик деятельности и норм взаимодействия военного сообщества.

Не все курсанты-новички сразу смогут осуществить адекватный выбор идентификационных ориентиров. На это существенное влияние оказывает прошлый жизненный опыт. В этом отношении наиболее адаптивными являются две категории курсантов: 1) курсанты-новички, которые пришли в военный вуз уже с опытом членства в различного рода тотальных институтах; 2) продолжатели «военной династии» — курсанты, пришедшие в военный вуз, чтобы продолжить семейную традицию или по примеру друзей (они наблюдали, как близкие для них люди служили и уже до прихода в данную организацию имели определенное представление о ней, хотя ранее не являлись членами тотальных институтов)[5].

Со временем тотальный институт подгоняет всех курсантов под единый стандарт в понимании окружающей реальности, даже тех, кто не мог достаточно длительное время выбрать необходимую линию поведения.

В результате, пройдя через разнообразные практики социального взаимодействия в тотальном институте, первокурсник начинает ориентироваться в данном социальном пространстве. У него формируется тезаурус курсанта. Теперь, помимо того, что курсант точно понимает содержание различных элементов окружающей реальности тотального института, он выполняет все те нормативы, которые ранее казались бессмысленным. Кроме этого, курсанты при всей внешней демонстрации своей приверженности к нормам военной среды в процессе социализации конструируют способы обхода формальных норм тотального института таким образом, что внешне это незаметно, девиация существует не на поверхности.

Из этого положения вытекает специфика тезауруса курсанта, которая состоит в его двухслойности. Один пласт тезауруса составляют освоенные формальные институциональные нормы военной среды, другой — неформальные социальные практики военного сообщества. Такие тезаурусные слои могут и пересекаться: формальные социальные нормы могут находить свое нормативное продолжение в неформальных и, наоборот, неформальные нормы военной среды могут выражаться в официальных регуляторах. Вместе с тем, в большинстве случаев формальные и неформальные социальные практики, принятые в тотальном институте, в содержательном плане находятся в конфликте. Это два противоположных социальных пространства. Однако с точки зрения тезауруса они необходимы индивиду для функционировании в данном социальном институте.

Такая противоречивость смыслов и значений тезауруса курсанта отражает себя в военной форме. Мощная система социального контроля, которая не позволяет курсанту носить форму, как ему захочется, заставляет идти на компромисс. В таких условиях мода проявляет себя с двух сторон: открытой (формальной) и латентной (неформальной).

Формальная сторона моды поддерживает принятые институциональные нормы социального взаимодействия в военной среде. Курсанты не скрывают свою приверженность к этим модным стандартам, открыто их демонстрируют. Например, среди курсантов нередко возникает мода на различные элементы военной формы: вышитые шевроны, ботинки с высокими берцами, расцветку камуфляжа и т. д.

Неформальная сторона моды в курсантской среде практически всегда противоречит официальным требованиям военной организации в целом и правилам ношения формы одежды в частности. Такая мода никогда не демонстрируется открыто, она лишь обозначает себя частично, как бы выглядывая из-под внешнего соответствия официальному порядку. Свидетельства такой неформальной курсантской моды — изогнутые бляхи ремней, пришитые карманы камуфляжа, подшитые подворотнички на проволоке и т. д.

Однако такая мода — как формальная, так и неформальная — понятна и узнаваема только «своими»: они определят и поймут знаки курсантской моды. Кроме этого, в обоих случаях мода не изменяет в целом внешний облик курсанта, она лишь незаметно для «чужих» подчеркивает значимые для «своих» элементы внешнего облика.

Итак, мода на одежду в тотальном институте — это такой вид моды, когда в условиях жесткой регламентации внешнего облика человека люди обозначают свою приверженность к более привлекательным направлениям в одежде путем незаметного для «чужих» и значимого для «своих» изменения деталей при соблюдении в целом всех стандартных требований сообщества.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Гофман А. Б. Мода и люди. СПб., 2004. С. 35.

[2] См.: Луков В. А., Агранат Д. Л. Курсанты: Плац. Быт. Секс: Социологическое и социально-психологическое исследование. М., 2005.

[3] См.: Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 197–206.

[4] См. о демонстративной социализации: Луков Вал. А., Миневич Я. В. Будущие политики: Социализация студентов, ориентированных на профессиональную политическую деятельность. М., 2005.

[5] См.: Агранат Д. Л., Луков В. А. Молодые милиционеры: проблемы адаптации к новой социальной роли. М., 2002. С. 82–85.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Агранат Д. Л., Луков В. А. Молодые милиционеры: проблемы адаптации к новой социальной роли. М., 2002.

Гофман А. Б. Мода и люди. СПб., 2004.

Луков В. А., Агранат Д. Л. Курсанты: Плац. Быт. Секс: Социологическое и социально-психологическое исследование. М., 2005.

Луков Вал. А., Миневич Я. В. Будущие политики: Социализация студентов, ориентированных на профессиональную политическую деятельность. М., 2005.

Фуко М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы. М., 1999.

Агранат Дмитрий Львович — кандидат социологических наук, доцент, декан юридического факультета Московского гуманитарного университета.

Истомин Юрий Васильевич — аспирант кафедры социологии МосГУ.